Витки времени - Миллер Питер Шуйлер. Страница 55

Я вышел и выключил свет. В течение следующей недели я пару раз наведывался поглядеть, что существо там делает. Оно не делало ничего. Вообще ничего. Не ело. Не пило. Не дышало. И курицы не возражали против его присутствия. Так что я вскоре забыл о нем.

Думаю, вы помните, что творилось тем летом. Забойщики крупного рогатого скота и мясники надеялись, что кто-то или что-то заставит поднять потолок розничных цен, чтобы они могли сэкономить пару долларов на копытах или на чем-то получше. Но армия и военно-морской флот забирали все, а гражданское население привыкало обходиться спагетти и салатами. Заметьте, я не жалуюсь. У нас было все, как и у остальных, а Смитти готовил из того, что было, приемлемые, хотя и не очень вкусные блюда.

Одна за другой, куры ушли обычным путем всей домашней птицы. Элеонора, по уши погрузившаяся в дела по гражданской мобилизации, участвовала в разных комитетах, где всем нравилось встречаться за ленчем и спорить за сэндвичами или салатом оливье с курицей. Когда закрылась закусочная отеля, они стали собираться по очереди в домах своих членов, причем, главным образом, в нашем. А затем одна Важная Шишка решила проверить, как идут дела в Мэдисонвилле.

И сейчас я могу поклясться, что просто кто-то накапал в Вашингтон о ленчах комитета Элеоноры. Больше никаких причин для ее приезда не было вообще. Большая Шишка со своим секретарем — мужского пола — должны были приехать из Олбани после того, как проверят состояние дел там. Сопровождать их должны были значительные лица и пресса. С последней как раз все было в порядке: пресса могла поесть спагетти на заднем крыльце вместе со мной и детьми, и это не сильно ударило бы по нам. Я рассказал бы им всякие истории.

Но к тому моменту у нас в курятнике оставались только четыре старые курицы и петух. Я знал их с детства. Я вырос с ними. Фактически, они и в живых-то еще оставались отчасти из сентиментальных воспоминаний, а отчасти из-за здорового скептицизма в том, что даже Смитти может приготовить что-то съедобное из их жилистого мяса. По крайней мере, мы не осмеливались это проверить.

Но Смитти — человек! Элеонора пошла к нему, как только получила телеграмму, и раскрыла перед ним все карты. Если бы у Мэдисонвилля оказались иные планы на двадцать пятое число, то Важная Шишка могла бы отправиться в Утику. А Утика, являвшаяся основным поставщиком говядины, явно стремилась поддержать свою честь. Вот так обстояли дела. Смитти улыбнулся своей очаровательной улыбкой и спросил, сколько ожидается гостей.

Хочу вам прямо сказать, что я не собираюсь сейчас пересказывать смутные слухи о грязном заговоре и коррупции в Штаб-квартире Мэдисонвилля. Миссис Дадли Уинтроп, наша ближайшая соседка, позволила детям на время шумной вечеринки погостить у ее Томми, и, как оказалось, именно она была главной конкуренткой Элеоноры на пост главы комитета по мобилизации. Но это наверняка было чистым совпадением.

На рассвете двадцать пятого июня Смитти прибежал ко мне с таким взволнованным видом, с каким я его еще никогда не видел. Должно быть, дела были плохи, поскольку мы столько раз прорабатывали сценарий вечеринки, что я наизусть знал все подробности. И в них не было ничего плохого, кроме тайфуна, который мог повредить электролинию. Тайфуна... и собаки Уинтропов. Там, где было пять толстых курей, уже приготовленных для фрикасе, лежало пять искореженных тушек, уже ни на что не годных. Смитти стало так же плохо, как и мне. Но мне было даже хуже. Я знал, на что способна Элеонора. И тут я увидел, как голубые глаза Смитти вдруг ярко вспыхнули.

— У меня есть идея, босс, — задумчиво сказал он. — Держу пари, что она сработает. Да... Я думаю, все будет в порядке.

Время в тот день текло стремительно, как ртуть. Элеонора еще раз проинструктировала четырех старшеклассниц, которые должны были прислуживать на вечеринке — все они были членами Корпуса Мира и в знак этого носили нарукавные повязки, — а Смитти подогнал им форму. Я слышал, как он весело насвистывает, работая на кухне, и вскоре уловил безошибочный аромат жареного мяса.

Леди из Корпуса Мира тоже уловили его, и я представил, как поднимутся их брови, когда, по возвращении домой, они бросятся проверять возможности местного черного рынка. Если Смитти действительно рискнул купить мясо на черном рынке, карьере Элеоноры пришел конец, как и моей собственной — но здесь пахло так, как не пахло никакое мясо в моей жизни. Я взмолился высоким небесам, чтобы это было нечто необычным, пусть даже жареным скунсом.

Что касается Самой Важной Шишки и всех остальных Менее Важных Шишек, вплоть до четвертой помощницы Элеоноры, отвечающей за несуществующие противогазы, все откровенно пускали слюни. И, глядя на это, я воспрянул духом.

Даже по предварительным данным, Смитти превзошел самого себя. Никогда еще в Мэдисонвилле не готовили такое блюдо. Один за другим, мы невольно развернулись носами в направлении кухни, время от времени подаваясь вперед, чтобы уловить побольше того пленительного армата мяса, волна которого проносилась всякий раз, как кто-нибудь из девушек открывал кухонную дверь.

А затем главное блюдо было подано к столу. Это было особое фрикасе Смитти, или гуляш, или рагу — называйте, как хотите. Оно было приправлено травами, о каких большинство собравшихся даже не слышали, и смешано с диковинными лесными грибами, от которых большинство собравшихся шарахалось бы, как от оспы. Было в нем и многое другое, что являлось чистой импровизацией Смитти. Но прежде всего, там было мясо: большие ломти мяса, нежного, сочного, с диковинными специями, а на вкус такое, какого я никогда еще не пробовал. Вкус бы превосходен, просто неописуем!

По сравнению с этим блюдом, десерт был разочарованием, хотя подобный нектар вряд ли когда-либо украшал столы Мэдисонвилля. Кофе, хотя в нем не было ни желудей, ни дубовых опилок, был просто кофе. Потом мы настолько загрузили свои желудки, что могли уже перейти к речам.

Элеонора — умница. Ее речь заняла три минуты, и она использовала их до последней секунды. Средняя Важная Шишка из Олбани произнесла пятиминутную речь, и оказалось, что она просто разогревала аудиторию для речи Помощника Самой Важной Шишки, в честь которой мы все собрались здесь, ну, и так далее. А впереди нас еще ждала Речь этой Самой Важной Шишки. В середине второго десятка минут речи Помощника я почувствовал, как под моим поясом что-то извивается.

Это было какое-то нереальное, невозможное, запредельное ощущение! Наверное, нечто подобное испытывали парни в развеселых тридцатых годах, которые на спор глотали живых золотых рыбок, а затем извергали их обратно. Это было все равно как живые мыши вальсировали и давали гопака в моей двенадцатиперстной кишке, толклись и опрокидывали друг друга, стремясь на волю. Я посмотрел на Элеонору, сидящую напротив меня, и по ее наполненным ужасом глазам понял, что она испытывает то же самое. Потом я взглянул на оратора и увидел бисеринки пота, выступившего на его лбу и верхней губе. И я услышал, как затрещали пуговицы его жилета, когда получили изнутри сильный удар.

Со всеми собравшимися было одно и то же. Они пытались сохранять хорошую мину при плохой игре и улыбались из последних сил, но силы эти были уже на исходе. Они явно не могли больше терпеть. Потом приоткрылась кухонная дверь, и в щели показалась физиономия Смитти. Веснушки его резко выделялись на лице, как пятнышки на воробьином яйце, а выпученные глаза дико вращались, пока не увидели меня. Я понял, что теперь не время соблюдать какой-то там этикет. Бормоча извинения, я буквально взлетел со своего места.

На кухне царил сплошной кавардак. Девочки уже выскочили через черный вход и теперь с ужасом глядели на нас с лужайки перед домом. Котел, в котором Смитти тушил рагу, стоял на кухонном столе, и из него, как чудовищные дрожжи, выпирали капающие красным куски мяса, хорошо приготовленного мяса, которые росли с каждой секундой.

Смитти захлопнул за нами дверь.

— Босс, — хрипло прошептал он, — не стоило мне даже и пробовать. Оно все еще живо!