Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева. Страница 10
Это был сумасшедше длинный вечер. Мы ели и разговаривали. Много ели и очень много разговаривали. Эдгар спрашивал, что я люблю. И почему мне не понравился букет. Почувствовал всё-таки. Узнавали друг друга. Маленькие тайны и мелочи. Можно сказать, мы знакомились по-настоящему.
Взгляды. Прикосновения. Улыбки. Дорогое лицо – рядом. Желанное тело – руку протяни. А мы разговариваем. И от этого – все чувства обостряются. Заставляют видеть чётче. Желать ярче.
Мы выходим из кафе в сумерках. На улице уже зажглись фонари. Не хочется расставаться, но время неумолимо. В машине Эдгар забирает у меня оба телефона. Вкладывает третий, новый, в мою ладонь. Я сделала всё, как он просил в смс. Не забыла.
– Как там дети? – спрашиваю, подавляя вздох. Я скучаю по Марку и Насте.
– Всё хорошо, – говорит он кратко. – С ними мама. Да, она вернулась, и я предложил ей пожить с нами.
Это ответ на мой немой вопрос. Он простил мать? Это хорошие новости.
– Наверное, это не совсем правильно – твоя изоляция. И этот телефон, где всего один номер – мой. Тоже новый. Но пока надо, чтобы было именно так. А ещё нужно забрать Че. Слишком он приметный.
Он озвучивает ту же мысль, что и Аль. Мне жаль расставаться с собакой, но я понимаю. И смутно догадываюсь, что не всё просто и гладко. А Эдгар просто пытается не волновать меня. А может, сейчас лучше, чтобы я ничего не знала. Хоть мне и неуютно жить с мешком на голове. Но я обещала ему доверять. Поэтому киваю, соглашаясь. Не забрасываю его вопросами. Он расскажет однажды. Обещал. Я буду верить ему.
Эдгар останавливает машину на том месте, где мы встретились.
– Ты позволишь проводить тебя, Тая Гинц? – снова этот пристальный взгляд. Гипнотизирующий. Я должна признаться, но пока не нахожу сил. Скажу. Чуть позже. Снова киваю, разрешая.
Мы идём по дворику. Я веду его к дому, где живёт Аль. Где сейчас живу и я. Эдгар молчит. Не спрашивает ни о чём. Мы поднимаемся на третий, последний этаж. Останавливаемся у двери – единственной здесь. Я медлю. А он пользуется ситуацией – прижимает меня к стене. Бьётся бёдрами, давая почувствовать, как сильно хочет меня. Обхватывает лицо руками и целует. На свидании же можно целоваться – я знаю.
Сладко. До дрожи. Его жадные губы. Его вездесущий язык. Вцепляюсь пальцами в отросшие на затылке волосы. Притягиваю к себе поближе. Растворяюсь в поцелуе и ощущениях. Мой Эдгар.
– Тая, – проводит он губами по уху и шее. Я подавляю всхлип. Ещё немного – и сдамся. Из хорошей девочки превращусь в плохую. В очень плохую. И в этот момент открывается дверь. Неожиданно. Нараспашку. Бам! Бьётся о стену с другой стороны.
– А ну убери от неё руки, Гинц! – слышу я голос Аля. Грозный такой. Яростный.
Чувствую, как напрягается до каменности тело Эдгара. Тело, что прижато ко мне очень-очень плотно. И в этот момент я съёживаюсь и закрываю глаза. Я бы сейчас, как кошка, прижала уши и сползла по стенке вниз. Как нашкодившая кошка. Но я ведь не она, правда?..
10. Тая
Он прикрывает меня собой – инстинктивно. Охранный защитный жест. Сильный, как и мой Эдгар. И только за одно это я могу любить его до беспамятства, а вместо этого или вместе с этим – пытаюсь сдержать слёзы.
Эдгар чувствует, как я сжимаюсь. В темноте он не может видеть мою виноватую мордочку, но чувствовать ему никто не запрещает.
– Кто это, Тая? – задаёт он коронный вопрос. В нём – требовательность, лязг металла, рык разъярённого льва.
– Мой дракон, – бряк! – и лапы кверху. Только я могу в такой напряжённый момент ляпнуть подобное.
– Твой – кто?.. – изумляется Гинц. Слова чуть ли не по слогам тянет. – Я же его сейчас убью!
Он отделяется от меня стремительно, как лопнувшая почка, что превращается в клейкий листочек. Чпок – в одно движение мой муж оказывается в проёме дверей, где стоит, сложив руки на груди Аль.
Я успеваю повиснуть на Эдгаре. Но и Аль не высится памятником. Он как ртуть. Кажется, когда-то, если память мне не изменяет, он учился восточным единоборствам. Не знаю, умеет ли он бить, но уворачивается неплохо. Это я тоже помню: Аль, если хотел, с лёгкостью избегал прикосновений тех девочек-дамочек, что пытались вцепиться в него, как обезьянки – в лианы.
– Эдгар, остановись! – я тоже умею приказывать голосом. – Помнишь, мы говорили о доверии?
Он замирает – каменный мой гость. Мышцы напряжены. Дышит тяжело. Затем оборачивается. Медленно. С трудом. Делая над собой неимоверные усилия.
– Ты с ума меня сведёшь, Тая Гинц, – он не остыл, нет. Полыхает гневом, как не взорвётся. Но то, что он сдерживается, пытается овладеть собой, радует меня безмерно.
– Аль, что на тебя нашло? – хозяин дома стоит всё так же. Руки на груди и загадочная улыбка на устах. Он наслаждается. Всей этой дурацкой ситуацией наслаждается! У него ноздри дрожат, мышцы играют.
– Аль? – Эдгар опять бесится. Ну что за мужчина такой. Ревнивец мой драгоценный…
– Аль. Альберт. Альберт Викторович. Мой учитель живописи и риторики. Человек, которому я могу доверять.
– Альберт?! – кажется, кого-то переклинило. – Доверять?!
– Эдгар, послушай меня, – глажу я мужа по каменному бицепсу. – Просто слушай мой голос. И пойдём уже от дверей. На кухню.
– Да, – сверкает глазищами Аль. – Там мясо. Твоя жена отлично готовит, Гинц.
Я почти проталкиваю Эдгара в дверь. Делаю страшные глаза Альберту, но он забавляется, а поэтому не спешит ни объяснять ничего, ни оставлять нас наедине.
– Аль, хватит уже. Прошу. Ну зачем ты всё усложняешь?
– Хочу посмотреть, насколько у него кишка тонка тебя любить.
Эдгар дёргается, но тут появляется ещё один персонаж этой не совсем удачной пьесы. А может, очень даже наоборот: спектакля, где всё по-настоящему.
Че врывается между нами совершенно ошалевший и кидается на Гинца, скулит и подвывает радостно, лижет ему лицо и руки.
– Фу, Че Гевара! – рычит на него Эдгар, но именно псу удаётся сбить накал и излишний драматизм дурацкой ситуации.
– Вот бегемот, отвязался, – беззлобно ворчит Аль, – ишь, соскучился.
Эдгар треплет собаку по загривку, а затем, выпрямляясь смотрит на меня. В его взгляде опять снег. Смогу ли я когда-нибудь растопить эти пласты холода?
– Кажется, нужно поговорить, – у Эдгара расслабляются плечи. Наконец-то! Я с тревогой вижу, как он устал. Лицо осунулось. Круги под глазами видны отчётливее. Пытаюсь подставить плечо. Он не отталкивает меня – обнимает одной рукой. И от этого жеста становится невыносимо остро. Не могу понять свои чувства. Жалость к нему. Щемящая нежность. Искра надежды, что… всё не зря. Что не всё потеряно, если он не сорвался, не натворил ерунды.
Мы идём на кухню. Аль – впереди, как гордый одинокий флагман. Мы с Эдгаром в обнимку следом.
– Пахнет тобой, – прикрывает глаза мой муж, почти падая на стул. – Домом. А теперь я слушаю тебя, Тая Гинц.
Чопорный. Строгий. Жёсткий. Сейчас он похож на тощую взъерошенную птицу-секретаря с загнутым клювом и насуплено-недоверчивым взглядом.
– Он всегда у тебя такой… забавный? Что это за каменный век? Тая Гинц. Умереть от смеха можно.
Аль устраивается поудобнее на широком подоконнике. Вытягивает длинные ноги.
– Заставь его замолчать, – замораживает территорию Эдгар. Он намеренно не смотрит на Аля и не разговаривает с ним. Видимо, боится сорваться. – Или я ему голову откручу.
– Аль, пожалуйста, – прошу я. Альберт закатывает глаза, но умолкает.
– Во-первых, я думала, ты знаешь, где я. «Удери из замка от дракона», – терпеливо поясняю я, цитируя его слова. – Ты же всегда вездесущий. Почему-то решила, что ты в курсе. Ты просил спрятаться. Это… лучшее место. К тому же, никому в голову не придёт искать меня здесь. Об Але знает только тётя, и то я не уверена, что помнит. Он мой учитель, Эдгар, – повторяю то, что уже говорила. – К тому же, он никогда не обидит меня.
– Я не знал, где ты, – Эдгар гладит Че, что пристроился рядом. Пёс радостно колотит хвостом по полу и преданно вслушивается в голос хозяина.