Мой враг – королева - Холт Виктория. Страница 23

В то время поднялось восстание северных графств, и моего мужа призвали на службу. Он присоединился к силам графа Уорвика и стал маршалом.

Через некоторое время заболела моя мать, и затем она написала нам, сколь внимательна была к ней королева.

– Ее доброте и милости нет предела, – писала мать. – Как счастливы мы, что имеем Ее Величество своей повелительницей.

Это правда, что королева не забывала старых и преданных ей друзей. Она отвела специальные апартаменты для бедной верной леди Мэри Сидни, где та могла оставаться без посторонних лиц, поскольку после болезни она не желала показывать на людях свое обезображенное оспой лицо. Елизавета регулярно ее навещала и подолгу разговаривала с ней. Она ясно давала понять, что помнит, как леди Сидни заразилась оспой, ухаживая за ней, Елизаветой.

А затем я получила послание.

Мне предписывалось вернуться ко двору.

Я была в восторге. И как я только могла вообразить, что удовольствия провинциальной жизни затмят в моем воображении блестящую жизнь при дворе?! Когда я говорила себе «двор», я, конечно, в первую очередь имела в виду тех двоих, кто полностью занимал мои мысли. Сама перспектива возвращения щекотала мои нервы. Я едва смогла дождаться этого момента.

Я явилась прямо к королеве. Я не была готова к такому приему, который она мне оказала. Я хотела было присесть в глубоком поклоне, но она подняла меня и поцеловала. Я была ошеломлена, но вскоре причина этого открылась.

– Я убита горем, Леттис, – проговорила она. – Твоя мать очень серьезно больна. – В глазах ее появились слезы. – Я очень опасаюсь… – Она покачала головой. – Ты должна сейчас же пойти к ней.

Я ненавидела ее за то, что она лишила меня всего, чего я наиболее страстно желала. Но в тот момент я почти любила ее. Вероятно, из-за этой ее черты быть верной и любящей по отношению к преданным ей людям. А главное – она любила мою мать.

– Скажи ей, – вслед мне проговорила она, – что она постоянно в моих мыслях. Скажи ей это, Леттис.

Она проводила меня до дверей, взяв за руку. Было похоже, что она позабыла все, в чем меня подозревала, разделяя мое горе.

Когда мать умирала, я была возле ее одра вместе с братьями и сестрами. Я встала на колени возле нее и передала ей слова королевы. По выражению, пробежавшему по ее лицу, я поняла, что она услышала меня.

– Служите Господу… и Королеве, – прошептала она последние слова. – Дети мои, помните…

И все было кончено.

Елизавета была тронута горем семьи. Она настояла, чтобы мать была похоронена за счет казны в Часовне Святого Эдмонда. Она послала за мной и сказала мне, что нежно любила свою старшую кузину и что для нее это потеря. Она была нежна со всеми нами… но недолго. Думаю, что в то время она даже простила меня за Роберта.

После похорон она долго говорила со мной о моих родителях: как она любила мать и как высоко ценит отца.

– Между мною и твоей матерью была родственная связь, – говорила Елизавета, – и она была нежной и доброй душой. Я надеюсь, ты будешь такой же.

Я сказала ей, что скучала по королеве и служению ей, и она ответила:

– Но у тебя есть кое-что взамен. Так сколько же теперь детей —…четверо?

– Да, Мадам, две девочки и два мальчика.

– Ты счастливая мать.

– Я считаю себя счастливой, Мадам.

– Это хорошо. Было время, когда мне показалось, ты пошла по неверному пути.

– Мадам!

Она похлопала меня по руке:

– Это только показалось. Я глубоко ценю Уолтера Деверо. Это человек, заслуживающий только хорошее.

– Он будет очень счастлив, услышать о себе мнение Вашего Величества.

– Счастливец – у него есть теперь наследник. Как вы назвали первого сына?

– Робертом, Мадам.

Она быстро и проницательно взглянула на меня. Затем сказала:

– Хорошее имя. Мое любимое.

– И мое – теперь, Ваше Величество.

– Я вознагражу твоего мужа за верную службу. Лорд Уорвик очень тепло о нем отзывался, и я придумала способ доказать ему свою благодарность.

– Можно ли мне спросить, что же это за способ, Ваше Величество?

– Конечно. Я отсылаю его любимую жену обратно в Чартли, чтобы, вернувшись домой, он нашел ее ожидающей его.

– Но он теперь служит на севере.

– Пока. Но ситуация с восставшими улаживается, и к тому времени, когда он вернется, я не разочарую его и не позволю ему скучать без жены.

Это была отставка. То дружелюбие, что она выказала мне при нашем совместном горе, прошло. Итак, я не была прощена за краткое увлечение Роберта мною.

Дети мои подрастали. Пенелопе было почти десять лет, а Роберту – пять. Домашняя жизнь, однако, никогда не удовлетворяла меня полностью. Я уже не была влюблена в мужа и не ощущала радости во время его приездов домой. Я становилась все более и более беспокойной и неудовлетворенной: жизнь казалась мне скучной. Я любила детей, в особенности Роберта, но пятилетний ребенок не может компенсировать женщине моего темперамента все радости жизни.

Когда приезжали гости, до меня доносились отзвуки Другой жизни, чаше всего о лорде Лейстере, который по-прежнему занимал важное положение при дворе. Я жадно слушала новости. Годы проходили, а Роберт все был любим королевой. Теперь вовсе казалось невероятным, чтобы Елизавета вышла замуж. Еще недавно она флиртовала с кандидатом на ее руку герцогом д'Анжу, но, как и все ее прошлые соискатели руки, он был отвергнут. А Елизавета скоро должна была достигнуть сорокалетия, что было чуть многовато для рождения детей.

Роберт по-прежнему был любимцем, но ни на йоту не приблизился к возможности брака с королевой по сравнению с прошлым. С каждым же новым годом эта возможность все более и более таяла.

Ходили «темные» слухи о его амурных делах. Конечно, тщетно было бы ожидать, что такой мужчина, как Лейстер, будет согласен находиться в вечно подвешенном состоянии. Доносились слухи, что две придворные леди (одна из них Дуглас, жена герцога Шеффилда, а другая – ее сестра, леди Фрэнсис Говард) были влюблены в него и враждовали друг с другом из-за его внимания.

– Ему они нравятся обе, – поведал мне информатор, придворный человек, остановившийся в Чартли на два дня, и добавил с лукавой улыбкой, – но королева заметила их глупость и они попали в опалу.

Я ожидала, что они под любым предлогом будут отправлены прочь, как была отправлена я. Я была удивлена тем, что все еще ощущала ревность. Я вспомнила, что кто-то говорил, будто в женщинах семьи Говард есть что-то очаровывающее. Анна Болейн была родственницей Говардов по матери, Катерина Говард, пятая жена Генри VIII, обладала этим очарованием. Бедняжка! Очарование стоило ей головы, хотя, если бы она была хоть чуточку более проницательна, она могла бы избежать этого. Они не были хитры и проницательны, Говарды. Они привлекали к себе мужчин, но не в силах были просчитать свои выгоды от союза с ними.

Я так желала знать новости, что удивлялась, как я подумала, что навсегда позабыла Роберта Дадли. Я понимала, что стоит мне встретиться с ним вновь, и я так же воспылаю к нему страстью, как и раньше.

Я спросила гостя, что он знает об этих сестрах.

– Ходят слухи, – сказал он мне, – что леди Шеффилд стала любовницей Лейстера во время их пребывания в замке Бельвуар.

Я вполне могла представить это: любовная связь должна была развиваться стремительно, как и моя, поскольку Роберт был нетерпелив, а холодность и осторожность королевы должны были довести его до отчаяния, которое он не намерен был терпеть в отношениях с другими женщинами.

– Есть также сведения, – продолжал мой гость, – что Лейстер написал любовное письмо Дуглас, в котором неосторожно обмолвился о том, что сожалеет о существовании мужа миледи и что он женился бы на ней, если бы она была свободна. После этого стали циркулировать намеки на то, что Шеффилд недолго будет еще мешать им.

Я в ужасе выдохнула.

– Но не имел же он в виду…

– После смерти его жены про него ходили зловещие слухи. Глупая Дуглас, а возможно, она не столь глупа и сделала это намеренно, оставила письмо на виду, и оно было найдено ее золовкой и показано мужу-рогоносцу. Они рассорились, и Шеффилд поехал в Лондон организовать развод. У него есть письмо, которое может рассматриваться как угроза его жизни, учитывая его автора.