Одна жажда на двоих (СИ) - Ночь Ева. Страница 4

Юный гангстер, что не доиграл в детстве. Вечно юный мальчик, застрявший в пубертате. Стефан смотрел на него и понимал: вырос, перегорел, перестал понимать всю эту возню. До сегодня ему было всё равно. Он будто искал смерти. А сейчас хотел жить долго и счастливо. Время скорби неожиданно закончилось.

— Я помогу, — сказал он, как только красноречие Влада закончилось. — В этот раз, — уточнил с нажимом, чтобы до Влада дошло наконец. — И давай заканчивать с этим. Время становиться мужчинами, друг.

Он видел, как у Влада вытянулось лицо.

— Что, прости? — заиграла на его губах неуверенная улыбка, а потом Влад встряхнул головой и наставил на него указательный палец. — Я понял. Ты шутишь. В тебе проснулось чувство юмора. Некстати, но я рад. Думал, тебе сие недоступно.

Стефан усмехнулся. Он умел шутить. Иногда. И Влад это прекрасно знал, но нередко потешался над его серьёзностью и неуживчивым характером.

— Я не шучу, Влад. Игры рано или поздно заканчиваются. У нас есть всё, чтобы вести бизнес открыто и честно. Изначально мы стремились именно к этому. Тебе не хватало. Мне и подавно. Сейчас есть всё. Пора взрослеть.

— Эк тебя повело-то… — Влад смотрел задумчиво, словно взвешивая какие-то одному ему известные мысли. — Ты же знаешь: всё это затевалось не на пустом месте. Я должен вырваться из оков остатков моей семейки. У меня есть на то особые причины.

Он без конца это подчёркивал и постоянно на что-то намекал. Однако, никогда не делился этими особыми подробностями своих неурядиц. Стефан не настаивал. Может, потому, что не хотел глубоко влезать в его жизнь, считая, что лучше чего-то не знать. Особенно, когда с тобой не хотят по каким-то причинам делиться.

Возможно, прояви Стефан интерес, Влад бы ему поведал. Но Стефан не хотел. Пытался держать дистанцию всегда и во всём. В дружбе — в том числе.

Если проникаешься чем-то или кем-то, то становишься уязвимым, слабым. Стефан больше не хотел быть слабым.

Элина — другое. Это то, что может сделать его сильным, очень сильным. Ради неё он не просто реки вспять повернёт, а и полюса местами поменяет.

— Я думаю, тебе не хватает всего одной вещи, Влад, — решимости. А так ты бы давно нашёл способ улизнуть из удушающих объятий матери. Думаю, она тебе не враг. И вполне способна пережить твой выбор жизненного пути.

Влад долго смотрит в никуда. В дебри, доступные только ему. Его красивые черты застывают, он словно стареет на глазах. Стефан неожиданно думает, что ничего не знает о человеке, с которым его связывают и многолетняя дружба, и грязные тайны. Причём те, о которых Влад и не догадывается.

Кажется, каждому из них есть что скрывать. И это понимание царапается изнутри: ни один из них не доверяет другому настолько, чтобы быть по-настоящему близко, когда за друга — и в огонь, и в воду, горой.

У Стефана нет ни одного человека, которому бы он мог о самом сокровенном поведать. У Влада, по всей видимости, тоже. Но сказать наверняка нельзя: Влад общительнее, легче, не так зациклен и замкнут на себе. У него, вероятно, есть пара-тройка надёжных товарищей. Стефан же привык держать всё себе и до конца не доверять никому.

— Она способна запереть меня в клетке, — кривит в недоброй усмешке губы Влад.

Стефану большого труда стоит вернуть нить их разговора. Они говорили о семье Влада. О его властной матери. Об этой суке со стальными яйцами, размером с арбуз.

Изредка Стефана нет-нет да мучают подозрения, что тогда, пять лет назад, он ошибся, сделал неправильные выводы. Но прошлого не вернуть, а время мщения ушло, и ещё одна смерть всё равно ничего не решит. Сейчас, спустя несколько лет после трагедии, он это понимает отчётливо.

С годами прибавляется мудрость. В двадцать шесть многие вещи видятся по-другому, нежели в двадцать один.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь. Она не вмешивается в твои дела, позволяет делать то, что ты хочешь.

— Но крепко держит за поводок, чтобы не смел дёргаться не в ту сторону, которая ей неугодна, — в голосе Влада — горечь. Яд разъедает его изнутри. — Ты не понимаешь? — смотрит он Стефану в глаза. И такой у него взгляд, что даже бесстрастному Нейману хочется поёжиться или опустить веки, чтобы не испытывать на себе режущую лазерную силу Владовых глаз. — Ты правильно сказал: она позволяет, а это значит, что как только я сделаю шаг, который ей не понравится, поводок превратится в удавку. Проделает это точно так, как сделала с моим отцом. Прикуёт намертво, чтобы не смел шевельнуться. Будет дёргать за нити, как чёртов кукловод.

Стефан всё же позволяет себе спрятаться за ширмой ресниц. Не опустить взгляд, нет. Это его не достойно — уходить от некоего вызова. А то, что Влад заигрался и явно хочет переступить грань дозволенного, он понимает слишком чётко.

— Ты ничего не добьёшься, если будешь бунтовать, как подросток, которому запрещают пить, курить и шляться по бабам.

— Было бы куда проще, если б от меня требовали именно это, — снова невесело ухмыляется Влад. — Но чем ты старше, тем ставки выше. А запреты — всё дебильнее. Ладно, разберусь. Не первый раз. Да и ты мне не нянька, Стеф. Вполне понимаю твоё желание выйти из тени, обрести вес, статус, стабильность. Рано или поздно всё это должно было закончиться. Почему бы не сейчас? Мы давно не дети, ты прав. И каждый волен поступать так, как хочет. Я уважаю твой выбор.

«Но не согласен с ним», — читает Стефан между строк. В лице Влада — упрямство. То самое выражение, когда его ни уговорить, ни переломить, даже если все факты против. У него иногда так бывает: закусит удила и мчится, как бешеная лошадь. В такие моменты до него не достучаться. Возможно, позже, когда он остынет или наломает дров.

Стефан поможет ему выбраться. Не первый раз. Но больше он не хочет плыть в лодке, которую перевернёт даже слабый ветер. Или она напорется на рифы, что с лёгкостью проломят её утлое дно.

— Подумай, — Нейман всё же проговаривает главное и забирает бумаги, которые Влад принёс на встречу. — А с этим я разберусь.

— А потом — жизнь с нуля? — снова усмехается Астафьев. У него как приклеилась эта кривая улыбочка. — Станешь благопристойным господином Нейманом?

— Да, — кивает Стефан. — Самое время взрослеть и не жить одним днём.

Он уходит и чувствует долгий взгляд Влада, что прожигает ему лопатки. Пусть. Ему тоже не мешает задуматься о будущем. А Стефан сказал, что хотел, и сделал очень важный шаг вперёд, оставляя за собой безрадостное прошлое.

У Стефана теперь есть будущее. Имя ему — Элина.

Глава 5

Он сидел в машине и барабанил по рулю — отбивал ритм какой-то давно забытой песни. В голове жила только мелодия, да и то смутная.

Усталость накатила на Стефана, как товарный поезд в сто гружённых под завязку вагонов. Весь день он провёл в офисе, то разбираясь с бумагами, то вися на телефоне, чтобы разрулить ситуацию с последней партией товара.

Обычная работа, выжимающая все соки. Работа, отнимающая силы и время. Работа, которой он жил несколько последних лет.

Ему бы лететь на безумной скорости туда, где ждёт его девушка, что смогла пробраться под броню, а он не спешит.

Его будущее сейчас проигрывало прошлому, что накатывало, как тошнота, не давало покоя, не желало выпускать из своих крепких объятий сознание, где яркими всполохами всплывали картины — кадры личного ада Стефана Неймана…

— Если хочешь, можешь сесть со мной.

Влад Астафьев и в девять выглядел очаровательно: тёмные волосы, чуть лукавые карие глаза, ямочка на левой щеке. Улыбчивый очаровашка. Одного ему не хватало: в девять он явно отставал в росте, по сравнению с другими одноклассниками, а поэтому сидел за первой партой на среднем ряду.

Стефан был самым младшим в классе: перескочил со второго класса сразу в четвёртый. Но самое страшное не это. Стефан Нейман был чужаком. Выскочкой. Парией.

Бизнес его отца стремительно пошёл вверх, а поэтому статус обязывал: новый дом с прислугой, новые машины. А для Стефана — новая элитная школа с углублённым изучением языков и экономики. Гимназия, где учились отпрыски достаточно состоятельных родителей.