Наследство Лэндоверов - Холт Виктория. Страница 24

— Как вы думаете, она сильно разбилась? — шепотом спросила я.

Яго покачал головой.

— Нет… нет… Просто упала… не больше того…

— Но упала с порядочной высоты, — взволнованно сказала я.

— Они все были там и сразу к ней подбежали.

— О, Яго… а если она умрет?

— Не умрет, конечно.

— Если она умрет… значит, мы убили ее.

— Нет… нет. Если это случится, то по ее собственной вине. Нечего было так пугаться… при виде двух людей в маскарадных костюмах.

— Она ведь этого не знала и приняла нас за привидения. Это и было нашей целью.

— С ней все обойдется благополучно, — заверил меня Яго.

Я, однако, такой уверенности не испытывала.

— Нам бы надо пойти и посмотреть, что с ней.

— А что это даст? Там примут все необходимые меры.

— Это произошло по нашей вине.

Он взял меня за руку и сильно встряхнул.

— Послушайте! Какой в этом смысл? Нужно поскорее переодеться. Никто и не догадается, что мы здесь были. Сейчас нам нужно незаметно выбраться отсюда. Мы выйдем тем же путем, что и пришли. Быстро снимите это платье.

Он сорвал с себя камзол и надел сюртук для верховой езды.

Мои пальцы дрожали, когда я снимала с себя платье. Через несколько минут мы были полностью одеты, а сундук закрыт. Яго взял меня за руку, и мы покинули чердак. Незамеченные никем, мы добрались до конюшни, сели на лошадей и уехали.

Во время пути я не проронила ни слова. Происшедшее страшно потрясло меня, и я испытывала сильные угрызения совести.

Яго попрощался со мной, и я уехала в Трессидор Мэнор. Закрывшись в свой комнате, я оставалась там до самого обеда.

Мне хотелось побыть одной и подумать.

На следующий день кузина Мэри заговорила о происшествии.

— В Лэндовере произошел несчастный случай, — сказала она. — Какие-то люди приходили смотреть дом, и одна девушка упала с галереи в холл. Я говорила тебе, этот дом разваливается на части. Балюстрада в галерее менестрелей сломалась. Их, вероятно, предупредили об этом, тем не менее девушка упала.

— Сильно она разбилась?

— Не знаю. По-видимому, она осталась у них в доме. Отец тоже с ней. Насколько я поняла, ее нельзя было трогать с места.

— Значит, она серьезно пострадала.

— Думаю, это заставит их отказаться от покупки дома.

— А как она упала, вам рассказали?

— Кажется, облокотилась на перила, а те не выдержали.

Весь этот день я была как в чаду и даже забыла, что мой отъезд приближается. Яго я не видела. Может быть, он избегал меня, как я его?

Новые известия дошли до меня опять через кузину Мэри.

— Похоже, — сказала она, — что эта девушка не так уж сильно пострадала, но полной уверенности пока нет. Бедняжка. По ее словам, она увидела на галерее привидения. Отец считает, что это одно воображение. Эти йоркширцы очень трезвый народ. Лэндоверы страшно носятся с ними… всячески ухаживают, оказывают им свое прославленное гостеприимство. Так я слышала, по крайней мере.

— Наверно, теперь им не захочется покупать этот дом.

— Говорят, что как раз наоборот, он им нравится все больше и больше… Так одна из служанок сказала нашей Мейбл. Должно быть, этому человеку удалось убедить дочь, что никаких привидений там не было — просто они ей померещились в полумраке.

Время проходило быстро. Через день должна была приехать мисс Белл.

Я обошла, прощаясь, всех своих новых знакомых. В домике привратника я задержалась — Джеми Макджилл угостил меня чаем. Печально качая головой, он рассказывал о пчелах. Они сообщили ему, что в один прекрасный день я еще вернусь.

Перед отъездом я все же встретилась с Яго. Он казался подавленным, непохожим на себя. Мы больше не были юными беззаботными существами.

Ни мне, ни ему не удавалось забыть о нашем поступке.

— Нам не следовало убегать, после того что случилось, — сказала я. — Нужно было спуститься и посмотреть, что можно сделать.

— Помочь мы не могли и только ухудшили бы дело.

— Зато она знала бы, что не видела никаких привидений.

— Она уже наполовину поверила, что это была игра воображения. Ее отец без конца твердит ей об этом.

— Ведь она видела нас.

— Он объясняет это иллюзией, созданной освещением.

— И она ему верит?

— Я уже сказал: наполовину. Кажется, она высокого мнения об отце. Он всегда оказывался прав. Вам хочется исповедаться, правда, Кэролайн? У вас, по-моему, чересчур беспокойная совесть. Ужасная вещь, если приходится жить с ней всю жизнь. Постарайтесь избавиться от нее, Кэролайн.

— Очень Гвенни плоха?

— Ходить пока не может, но она отнюдь не при смерти.

— Ах, как бы я хотела, чтобы мы этого не делали!

— Я тоже. К тому же это произвело эффект прямо противоположный тому, который я планировал. Они живут у нас. Поль обращается с ними, как с почетными гостями. Отец тоже. Дом им нравится все больше. Они решили купить его, Кэролайн.

— Это кара! — объявила я. Он мрачно кивнул. — От всей души надеюсь, что она не останется инвалидом на всю жизнь.

— Только не Гвенни, — заверил меня Яго. — Ее отец не допустит этого. Крепкая порода, эти Аркрайты, доложу я вам. Все эти «деньжата» достались им не из-за их мягкосердечия.

— А я уезжаю завтра.

Он хмуро взглянул на меня.

Итак, все наши замыслы окончились ничем. Лэндовер будет продан Аркрайтам, а я уеду домой.

На следующий день приехала мисс Белл, а еще через день мы сидели в поезде, направлявшемся в Лондон.

Бал-маскарад

После моего возвращения из Корнуолла прошло три года. Приближался мой семнадцатый день рождения.

Первые полгода я часто вспоминала кузину Мэри, Джеми Макджилла, а также Поля и Яго Лэндоверов. Особенно много я думала о Поле. Каждое утро я просыпалась с чувством острой тоски. Все снова и снова рассказывала я о своих приключениях Оливии, жадно слушавшей меня. Не исключено, что я чуточку их приукрашивала. Возможно, в моем изображении Лэндовер Холл походил на лондонский Тауэр, а Трессидор Мэнор немного напоминал Хэмптон Корт [5]. О Поле Лэндовере я говорила больше, чем обо всех остальных. Он превратился в настоящего героя, наделенного прекрасной наружностью и всевозможными добродетелями, обладал одновременно качествами Александра Македонского, Ланселота, Геркулеса и Аполлона, был благороден и неотразим. Милые близорукие глаза Оливии загорались, когда я говорила о нем. Я сочиняла целые диалоги, которые мы будто бы вели с ним. Оливия завидовала моим приключениям и ужасалась, слушая рассказ о печальном исходе эпизода с привидениями. Ей даже в голову не приходило удивляться тому, что всемогущий Поль не сумел спасти собственный дом.

Кузина Мэри написала мне только один раз. Как я вскоре поняла, она не любила писать письма; однако я была уверена, что, вернись я в Трессидор Мэнор, наши отношения возобновились бы с прежней сердечностью. В своем единственном письме она сообщила, что Лэндовер Холл продали Аркрайтам, а мисс Аркрайт, видно, не очень пострадала, потому что она теперь всюду бывает. Отец с дочерью поселились в Холле, а Лэндоверы переехали на ферму на краю их имения. За исключением этих новостей, все оставалось по-прежнему.

Я написала ей, но ответа не получила. Яго я не писала, но и так понимала, что старая ферма, где они теперь жили, была невеселым домом.

Отец не выразил удовольствия при моем возвращении. Я его даже не видела целых три дня, после того как вернулась. Когда же мы встретились, он едва на меня взглянул.

Мое сердце пылало от обиды, я чувствовала себя больно уязвленной и тосковала по ласковому отношению, которое нет-нет да и проявляла кузина Мэри.

Мисс Белл держала себя как всегда, будто я никогда и не уезжала. Большим утешением в это время была для меня Оливия, сто раз на дню подчеркивавшая, как она рада, что я вернулась.

У нее были свои проблемы. Главной из них стала необходимость «выезжать в свет». Руководительницей ее в этом сложном деле была тетя Имоджин, — что само по себе являлось тяжелым испытанием, — а количество наставлений и запретов окончательно сбивало ее с толку.