Визит сэра Николаса - Александер Виктория. Страница 18

— Рад, что сумел помочь. А теперь ответь, чего ради ты заманил меня домой?

— Я бы не сказал, что я тебя заманивал. Окажи мне хотя бы минимум доверия. Все, что я сделал, это напомнил об ответственности, налагаемой на тебя завещанием Чарлза. Я был очень осторожен и старался не заходить слишком далеко. Ты вложил в мои слова желаемый тебе смысл, а ты хотел одного — вернуться домой. Я просто дал тебе повод. — Джонатон пожал плечами с удовлетворенным видом. — Только и всего, не более и не менее.

Николас подумал, глядя в эти минуты на Джонатона, что тот, как и его сестра, умен и предприимчив гораздо в большей степени, чем можно было судить по его поведению и внешнему виду. Это давало ему возможность брать верх в критических ситуациях и делало его потенциально сильным врагом. А также бесценным другом.

—Думаю, что и я должен тебя поблагодарить, — сказал он. — Что касается финансов леди Лэнгли и ее детей… — Ник кивнул на стопку бумаг на столе, — то я еще до приезда сюда решил: если не столкнусь с какими-либо непредвиденными осложнениями, оставить за тобой управление этим состоянием. Даже теперь, когда я знаю, что твоя сестра справляется с этими делами блестяще, как ты изволил выразиться, я не вижу смысла менять положение вещей.

— Отлично. — Джонатон вздохнул с облегчением. — В особенности потому, что вплоть до сегодняшнего дня я не говорил ей о пункте в завещании Чарлза, касающемся ее финансов.

Ник испустил протяжный свист.

— Трудно представить, что она приняла это спокойно.

— Не то слово. — Джонатон поморщился. — Она пришла в ярость, и я не могу осуждать ее за это. Другое дело, если бы она была блаженной дурочкой, как мог бы судить недалекий человек по ее хорошенькому личику. Особенно мужчина, который на ней женился. Ты согласен?

— Вполне.

Насколько Ник знал Элизабет Эффингтон, тот факт, что муж не предоставил ей право самой позаботиться о своей судьбе, был для нее совершенно неприемлем. Элизабет, которую он знал, вовсе не была той легкомысленной девушкой, какой казалась многим. В тех редких случаях, когда он позволял себе думать о ней, Ник задавался вопросом: не его ли собственный замкнутый, серьезный характер позволил ему по достоинству оценить подлинные свойства ее натуры? И каким образом ее муж не понял того, что смог понять он, Ник?

— Она будет рада узнать, что ты не намерен вступать в права, определяемые завещанием.

— Это самое меньшее, что я могу сделать, не придавай особого значения таким мелочам.

— Ты шутишь, сэр Николас? С годами ты, надо признать, здорово переменился.

— Ладно, Джонатон, я и в самом деле пошутил. — Ник поморщился при воспоминании о своей неуклюжести и излишней серьезности в молодые годы. — С кем не случается.

— Ты, как бы это выразиться, стал мягче. Как отличное вино или хороший сыр.

— Или отменное бренди, — усмехнулся Ник, поднимая повыше стаканчик с этим напитком.

Он и в самом деле сильно изменился по сравнению с прошлым. Жизнь уже не казалась ему столь мрачной, серьезной и требовательной, как прежде. Он во многом стал иным, чем тот юнец, который уехал отсюда десять лет назад. И где-то в глубине сознания пряталась беспокойная мысль: изменилась ли в той же мере Элизабет?

Джонатон вдруг посерьезнел:

— Видишь ли, есть в записях, просмотренных тобой, кое-что, оставшееся незамеченным, а я между тем считал, что ты обратишь на это внимание.

— Вот как?

Джонатон откинулся на спинку кресла и выдвинул ящик письменного стола.

— В первые месяцы после смерти Чарлза я действительно занимался финансовыми делами Элизабет. Это было не так уж затруднительно: Чарлз на удивление аккуратно вел записи. — Он достал из ящика пачку оплаченных счетов, расписок и еще каких-то документов. — По сути дела, даже человек не слишком сообразительный мог бы легко продолжить с того места, на котором он остановился. Ему даже в голову не приходило, что жена может сама заняться ведением дел, иначе он уничтожил бы или по крайней мере спрятал вот это, — жестко произнес Джонатон и бросил на стол перед Николасом вынутые из ящика бумаги.

— А что именно? — Ник небрежно перебрал бумаги. — Мне кажется, это всего лишь оплаченные счета.

— Так оно и есть. Счета от модисток, портних, мясников и зеленщиков.

— Я бы сказал, что в них нет ничего особенного, таких полно в любом хозяйстве, — заметил Ник с явным недоумением. — Или я чего-то не понимаю?

— Но это не счета Чарлза или Элизабет.

— Не счета… — Ник поднял голову и посмотрел на Джонатона с повышенным интересом. — Понятно.

— Поначалу я даже глазам своим не поверил. — Джонатон сокрушенно покачал головой. — Я понимаю, что нет ничего необычного в том, что мужчина помогает деньгами своей любовнице, и, судя по документам, это длилось годами, но я ожидал лучшего от человека, женившегося на моей сестре. Он был одним из самых близких моих друзей. Мужчина, который постоянно твердил, что любит Лиззи с тех пор, когда мы все еще были детьми.

— Чарлз всегда был самым привлекательным из нас, — пробормотал Ник.

— Да, женщины считали его неотразимым.

— Если бы он женился на ком-то еще, мы скорее всего не очень-то и удивились бы подобному открытию. Как полагаю, ты ничего не знал?

— Что-то я слышал, какую-то сплетню, точно такую же, какие слышал о большинстве знакомых женатых мужчин, но ничего особо существенного, и потому просто не обратил на это внимания. Теперь я думаю, что мне стоило тогда потолковать с Чарлзом начистоту, но, пропади оно пропадом, не хотелось скандала, и к тому же я верил Чарлзу.

— Элизабет знала?

— Не могу сказать, скорее всего нет. Трудно представить, что она терпела бы такое, когда он был жив, и я уверен, что этих вот бумажек она не видела после его смерти. Но она невероятно гордая и, если что-то знает, никогда ни словом об этом не обмолвится.

— Она предпочла бы, чтобы люди думали, будто она ни о чем не ведает, — заметил Ник.

— Видимо, ты хорошо ее понимаешь, — явно не без умысла заметил Джонатон, однако Ник оставил этот выпад без внимания.

— Не особенно. Но я достаточно наблюдателен, чтобы оценить точность твоих суждений.

— Когда я обнаружил эти счета, моим первым побуждением было уничтожить их, но так как Чарлз назначил тебя кем-то вроде опекуна, счел неправильным поступить подобным образом, пока ты не просмотрел все документы.

— Поскольку я их уже увидел, на мой взгляд, самое время их уничтожить, — сказал Ник, протягивая руку.

— Прекрасная мысль! — обрадовался Джонатон и передал Нику бумаги.

Ник зашагал к камину в дальнем конце комнаты, но вдруг остановился.

— О какой женщине речь? Джонатон пожал плечами.

— Счета проходили через поверенного, но я к нему по этому поводу не обращался. Но прошло три года после смерти Чарлза, а дама себя никак не проявила. Я пришел к выводу, что она узнала о гибели Чарлза и оказалась достаточно здравомыслящей, чтобы сообразить, что никакие обещания Чарлза о материальной поддержке уже не имеют цены.

— Это, во всяком случае, уже кое-что, — проговорил Ник и, присев на край дивана, наклонился, чтобы бросить в огонь пачку бумаг.

Он не имел намерения сделаться причастным к жизни Элизабет Лэнгли и вопреки наставлениям дяди и тому, что он сейчас узнал о неверности Чарлза, не собирался менять свои планы, но мог хотя бы устроить ради ее спокойствия этот небольшой пожар. Он смотрел на огонь до тех пор, пока от опасных улик не остался только серо-черный пепел.

— Я не могу поверить этому, Джонатон, ни в коем случае не могу!

То был последний голос в мире, который Николас ожидал услышать в эту минуту. Последний голос, который он хотел услышать. И единственный голос, который смог сильно участить биение его сердца.

Он медленно выпрямился.

Леди Лэнгли, Элизабет, вихрем влетела в комнату, и вся ее фигура являла собой воплощенное негодование, не говоря уж о лице. Глаза ее буквально пригвоздили Джонатона к месту. Она была в точности такой же, какой ее помнил Ник.