Свои чужие (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta". Страница 5

До сих пор не могу поверить, что нахожусь здесь. А когда вспоминаю, зачем я тут — верить становится еще сложнее. Но все-таки мысли об этом потихоньку восстанавливают мое настроение. Ну, подумаешь, столкнулась с Варламовым. Работать-то я буду не с ним, а со сценаристом Кирсанова.

— Даже не спросил, зачем ты в телецентре, — замечает подружка, будто подчеркивая, что Варламову все также плевать на какие-то мои дела.

— Да пофиг уже на него, — произношу я, хотя в копилочку это наблюдение откладываю. Вот когда на меня снова накатит тоска от скуки с Костей, когда будет казаться, что Дима был лучшим мужчиной в моей жизни — я с удовольствием достану свой список варламовских недостатков, перечитаю его, и мне полегчает. Всегда легчает.

А Косте, между прочим, не плевать. Вчера даже костюм для выхода мне выбрать помог. Два часа со мной по магазинам шастал. Даже от телефона взгляд отрывал не только когда я из примерочной выходила. Мужественнейший человек, хоть памятник при жизни ставь. Вот тебе и еще один список в копилку Костиных достоинств. А ты, Полли, все еще думаешь, стоит ли тебе с ним съезжаться? Сколько он с тобой? Два года? И все еще ходит гостевать? Тебе не стыдно?

Боже, мы наконец-то видим перед собой заветную дверь с табличкой “Кирсанов”. Да не может этого быть! Нашли? Не заплутали? А медаль героя можно?

Все лишнее тут же вылетает из моей головы. Особенно одна смазливая физиономия с наглой ухмылочкой. В конце концов, тут вопрос моей мечты решается, а я все Варламова никак из головы выбросить не могу.

Элька стучит в дверь кабинета, мы таки слышим густой кирсановский голос: “Да-да, входите”. Слушаемся. Да, мы иногда такие послушные бываем, прям жуть.

Вот только Элька останавливается прямо на пороге кабинета Кирсанова, мне приходится даже чуть подвинуть её плечом, потому что иначе мне не пройти. А потом я замираю вместе с ней.

— Говоришь, имя сценариста тебе не называли? — тихо спрашиваю я.

— Да, — слабым голосом откликается Элька. — Не называли. И, кажется, я поняла почему…

— Я, кажется, тоже…

Потому что… Да, знай я об этом еще вчера, наверняка бы отказалась от пункта в договоре, где требуется авторское присутствие на съемках и совместная работа со сценаристом.

Нужно сказать, Илья Вячеславович на этот наш с Элькой диалог и ухом не ведет. Он вообще сидит за рабочим столом и внимательно читает текст с лежащей перед ним распечатки. Ему, откровенно говоря, не до нас.

А рядом с его столом в черном кожаном кресле, соединив пальцы перед собой, сидит Дмитрий Денисович Варламов, собственной персоной. Выражение его лица — триумфальное. Он явно доволен произведенным эффектом. И нет, очевидно, что он здесь точно не по ошибке. И да, именно поэтому он и не спросил, зачем я в телецентре. Он знал!

Боже, как меня бесит его довольная физиономия.

Хотя да, пакость удалась прекрасно, с этим я даже спорить не буду.



Глава 4. Дима

Полли взрослеет.

Это я могу сказать совершенно точно.

Ей идет зрелость. Ей настолько идут эта зрелость и самооценка, что от одного взгляда на неё у меня перехватывает дыхание. И кто бы мне еще сказал: "Окстись, Дима"…

Это не девочка для секса, не актриска, которой очень нужно, чтобы ты порекомендовал её режиссеру хотя бы на эпизодическую роль в сериале. Не та, кто упорхнет уже через пару недель.

Нет, Полину нельзя равнять даже с половиной рассекающих между студиями профурсеток. Передо мной настоящая шикарная женщина.

И, мать твою, Дмитрий Денисович, перестань сползать глазами в этот чертов вырез её пиджачка. Да, вкусный вырез. Не повод. Имей совесть, хватит пялиться на свою бывшую жену.

Что поделать, Полина совершенно точно знала, как выбить меня из колеи. И она-то, может, и не догадывалась, как я на неё реагирую, но этот взгляд… В нем была вся она, твердая, несгибаемая, дерзкая, какой я её помню. Такая, которую я чуть не убил своим чёртовым кризисом.

Отличница с факультета журналистики, которая могла переспорить любого лектора, если была убеждена в своей правоте. Та, в которую я два месяца проходил безнадежно влюбленным, пока наконец не додумался пригласить её в кино.

Красивая. Красивая была тогда, красивая и сейчас. Только сейчас она до того не моя, что хочется кого-нибудь придушить. Хоть ту же Кольцову, ну а что она, просто так приперлась, что ли?

Полли не говорит больше ни слова, просто безмолвно садится на диван напротив, закидывает ногу на ногу и смотрит на меня уничижительно. Мой счет, кажется, пополнился сейчас.

— Димочка, мы так скоро увиделись, я даже не ожидала, — Кольцова как всегда бросается в бой. И я вроде знаю, почему она так меня не переваривает, но всё равно. На неё мне плевать.

— Это очень крутой проект. Я работаю с Ильей Владиславовичем второй год. Да, я предложил ему свои услуги, — меланхолично замечаю я, разглядывая тонкие пальчики Полли. — Можешь сказать спасибо, Эльвира. Сейчас сценариста лучше меня вам просто не найти.

Да и не хочу я, чтобы к тексту моей Полли прикасался хоть кто-то из штата сценаристов Кирсанова. Чтобы кто-то другой проводил с ней день за днем, приводя сценарий к золотому сечению? Чтобы он, а не я, пускал слюни на эти красивые ноги, косил озабоченным взглядом в вырез блузки? А вот черта с два. Пусть выкусят.

Да, я сам предложил себя Илье на должность ведущего сценариста. И дурак был бы, если бы не предложил. После начала работы с Кирсановым на меня ощутимо повысился спрос. Поэтому работал, работаю и продолжать с ним работать я буду. Нет, конечно, в своем жанре — я уже один из самых востребованных сценаристов Москвы. Но забраться повыше мне никто не мешает. И я заберусь.

Полина хмурится.

— Ты же терпеть не можешь со мной работать, Варламов, — спокойно произносит она. — Ты же понимаешь, что именно я буду читать твои сценарии, критиковать, находить косяки. Ты уверен, что твоя самооценка к этому готова? Раньше ты к этому относился весьма болезненно.

В яблочко, милая, в яблочко. Прям стыдно становится за себя, молодого идиота. Был такой грешок. Когда моя девочка начала обгонять меня в творческом росте, она начала подмечать мои недочеты. В какой-то момент понял, что это я гонюсь за ней, пытаясь соответствовать. И это было довольно неприятное открытие.

— Раньше я не был профессионалом, Поль, — безмятежно улыбаюсь я. — С удовольствием с тобой поработаю. Можешь критиковать, править, ни в чем себе не отказывать. Не откажусь повысить свой творческий уровень.

Сейчас уже эволюционировал и я, и моя самооценка.

Полина недоверчиво щурится. Сложно мне поверить? В принципе, могу понять. От того лишь сильнее хочется доказать, что я изменился. А изменился ли? Кажется, в глубине моей души все еще живет тот идиот, который едва не задушил эту потрясающую женщину своим гнетом и проблемами с самооценкой.

Тяжелые были годы тогда на самом деле. Первые мои годы после университета. С работой то и дело возникали перебои, опыта у меня не было, денег, соответственно, тоже не водилось. В телецентр не брали. Я проваливал собеседование за собеседованием. А в театрах мне было катастрофически скучно. До написания самостоятельных пьес опять-таки меня не допускали, только до обработки какой-нибудь классики. Десять разных адаптаций одного только “Ревизора” за один год. Тоска, а не работа!

Хотя мозг я тогда ломал очень качественно, как сделать так, чтобы один сценарий отличался от другого.

А Полли… Полли творила. Кормила меня ужином после работы, а по глазам было видно, что она уже в мыслях о своих героях. Как я ей тогда завидовал, этой безумной творческой свободе — не описать. Ей не надо было ограничивать себя рамками, говорить “надо”, её не стискивала тесная клетка обстоятельств.

Когда я начал ворчать по поводу того, что она отнимает время у меня всякий раз, когда начинает писать? Я не знаю, но именно за этот шаг презираю себя сильнее всего.