Солнечный щит (ЛП) - Мартин Эмили Б.. Страница 50
— Обычно, да. Порой козы, но с ними сложно идти.
— Ясно. Там ты научилась сражаться?
— Там я многому научилась. Они не учат ничему, кроме копания, в карьерах, — она потянула за поводья Джемы, чтобы лошадь не отвлекалась на траву. — Всем нужно было уметь хоть немного сражаться, группа была небольшой, и мы не могли бросать стада без защиты. Роза лучше всех попадала в цель — ей дали арбалет. Я получила меч, когда мы нашли заброшенный тайник в пруду.
— А щит?
— Щит… я выиграла, перевернув первую телегу.
Я взглянул на нее.
— Серьезно? Ты охотилась на работорговцев еще до стратегии с солнцем?
— Это было не сознательное решение, — сказала она. — Я не решила в один день быть бандитом, использующим солнце. Я даже не думала, что буду нападать на телеги с рабами. Просто через несколько недель после того, как мы ушли от воров, мы с Розой были в тупике — нашим планом было найти работу в Тессо или у дороги для карет. Но во всех городах назначены награды за сбежавших рабов.
— Нет, — потрясенно выпалил я.
Она посмотрела на меня.
— Да.
— Рабство в Алькоро запрещено законом. Не могло быть официальных наград…
Она фыркнула под банданой.
— Ладно тебе, Веран. Я знаю, для тебя все по закону, но не все делается по правилам. Работорговцы теряют деньги, когда рабы убегают, и они назначают награды. Думаешь, голодающий житель каньона откажется от двадцати серебряных, потому что его правительство не одобряет рабство? Так Седж получил ошейник. Они грубее, если хоть раз сбежал.
Я посмотрел на землю перед нами.
— Я не знал этого, — сказал я. — Я думал, только Моквайя дает системе деньги.
— Все всегда хотят думать, что это чужая проблема, — сказала она.
— Ты сбежала?
— Это очевидно.
— Я о том… не один раз?
— Нет. Лишь раз.
— Как?
Она молчала, разглядывала горизонт перед нами, искала бурю или бандитов, или что-то, о чем я не знал.
— Если ты думаешь о подвиге, все было не так, — сказала она. — Я не пробила себе путь. Я не знала тогда, как сражаться, и я была тощей и маленькой. Они забирали некоторых из нас из Телл в другой карьер. Тогда были дожди, и наша телега застряла в канаве. Нас было четверо внутри — стражи вытащили нас, расстегнули оковы и сказали встать за каждым колесом и толкать. Кучер бил по волам хлыстом, и два стража то толкали, то пытались поднять колеса. Они оказались на дальней стороне телеги. Я не знаю, чем я думала — я знала, что меня скорее побьют, чем я сбегу — но я просто скрылась за камышами рядом с канавой и уползла. Мне повезло, что они застряли у того колеса надолго, иначе меня сразу поймали бы.
— Куда ты отправилась? — спросил я, стараясь скрыть восторг в голосе.
— Никуда, — сказала она. — Мне хватило ума понять, что они обыщут все вокруг, так что вышла из камышей и пошла в пустыню. Они стали вскоре искать меня, я слышала их крики. Я заползла в заросли акации, чтобы спрятаться до ночи, а потом шла. У меня не было воды, и я не знала, как ее найти. Я потеряла сознание следующим вечером под можжевельником. Если бы Роза и Кук не нашли меня, собирая хворост, я бы там умерла. Кук дал мне воду, сказал, что будет больше, если я помогу Розе нарезать батат, — она пожала плечами под моей рукой. — И так началась моя жизнь на следующие три года, пока мы с Розой не забрали лошадей и припасы и не уехали.
— Это поразительно.
— Нет, — сказала она.
— Просто ушла? — сказал я. — Не зная, что тебя ждет? Это храбро.
— Это не отличается от того, что ты сделал — покинул относительную безопасность и отправился к неизвестности.
— Но, как ты увидела, мои поступки вела глупость, а не храбрость.
— Храбрость — не мотив, — сказала она. — Ты не выбираешь что-то из храбрости. Храбрость возникает, когда что-то делаешь, и за это хвалят, если ты преуспеешь. Если бы я умерла под можжевельником, уползя от телеги, я была бы глупой. Но я выжила — просто повезло — и ты зовешь это храбрым.
Я обдумывал это миг. Склон стал ровнее, и впереди я видел камень и рощу, куда мы шли.
— Не знаю, Ларк, — сказал я. — Я знаю тех, кто не справлялся, и их звали храбрыми за попытку. Если моя мама идет тушить лесной пожар, но не справляется, и он сжигает хворост, разве она менее храбрая из-за того, что пыталась? Такое бывало, кстати.
— А ты поклонник своей мамы, да?
— Ты уходишь от ответа.
Она закатила глаза.
— Я не пытаюсь сказать, что твоя мама не храбрая. Ты бы стал спорить, а я просто хочу спустить тебя с этого склона.
Я хотел ответить, что у меня не было сил на спор, когда нога поехала вместе с камнем. Я повернулся к ней и инстинктивно вскинул свободную руку к ее плечу, она быстро схватила меня под подмышками, и когда я смог впиться носками в землю, мы замерли в неловких объятиях. Мы мгновение смотрели в глаза друг другу, нас разделяли дюймы. Джема за ней вскинула голову от резкой остановки.
Жар пылал на моем лице — я не думал, что могло быть что-то хуже, чем выставить себя дураком при дворе в другой стране, но оказалось, что хуже было — броситься в руки Солнечного щита.
— Прости, — выдохнул я, пытаясь отодвинуть ноги по земле. Я не знал, как отойти от нее и не упасть на нее.
Ее бандана притянулась к ее рту, она вдохнула. Она шире расставила ноги и рывком подняла меня. Она уперла ладони в мои плечи, согнула локти, удерживая меня на расстоянии руки.
— Вот видишь? — сказала она. — Все время пытаешься спорить. Предупреждаю, я с тобой добрая, потому что у тебя хорошие колбаски.
Мои щеки вспыхнули сильнее, но я был рад ее упреку. Я вернул равновесие и отпустил ее.
— А когда колбаски кончатся?
— Тебе будет хуже, — она не убрала ладони с моих плеч. Она пронзала меня взглядом поверх банданы. — Ты в порядке?
— Нет.
— Продержись еще пятьдесят футов, — она поправила поводья Джемы в заднем кармане, снова закинула мою руку себе на плечи. Пыхтя и кряхтя, мы добрались до камней, поросших упрямой акацией. Ларк выдохнула и опустила меня в тень. Я покачнулся от облегчения.
— Кошмар, — она размяла руку, поправила жилетку, где я потянул за ее одежду. Она посмотрела на меня, на мои ладони. Я поднял ладони, я еще не перевел дыхание.
Или слова застряли.
«Спасибо, — бурлило в моей груди, и я хотел это сказать, правда. — Спасибо, Ларк. Ты спасла мою жизнь».
Я долго молчал.
— О,… вода? — она вытащила флягу и опустила на мои протянутые ладони.
— Спасибо, — выпалил я.
— Это твоя фляга, — сказала она, пожала плечами и отвернулась. — Я привяжу лошадей. Крыс, оставайся.
Крыс зевнул и плюхнулся рядом со мной. Я сжал пальцами флягу, а Ларк повела лошадей из рощи. Я вздохнул, провел ладонью по лицу и вспомнил о краске. Я утомленно посмотрел на черные пятна на ладони.
— Я — идиот, — сказал я.
Крыс хлопнул хвостом по пыльной земле, наверное, соглашался.
Я смиренно вытащил пробку из фляги.
Я знал одно точно.
Я должен был устроить хороший ужин.
37
Тамзин
Я проснулась утром от скрипа двери. Я открыла глаза, ждала, пока мир перестанет кружиться. Но не успела. Я не успела прийти в себя, Пойя схватила меня за плечо и повернула на спину. Я охнула от удивления, но ослабела без еды и от такой жизни, так что она легко удерживала меня на месте. Я услышала хлопок пробки, Пойя склонилась надо мной, сжала мои щеки пальцами. Я закричала, извиваясь. Она вылила содержимое бутылки мне в рот.
Сияющие краски Света, она могла так окунуть меня в масло и поджечь. От этого голова раскалывалась, я ослепла. Я извивалась под Пойей, выгнув спину над землей, давилась жидкостью, брызги были с кровью.
— Слезь, — вдруг сказала Бескин. — Ее может стошнить.
Пойя слезла с моей груди, я повернулась на бок, как умирающий таракан, слезы и сопли лились по моему лицу, я сплевывала жидкость. Когда-то я видела, как яйцо при варке лопается, и белок вытекает в воду. Так я ощущала себя, будто все мягкое и нежное в моей голове вырвалось из черепа и столкнулось с кипятком. Я дрожала, не видела.