Солнечный щит (ЛП) - Мартин Эмили Б.. Страница 55

Жар пропал, сменился прохладным воздухом на моей коже. Тело дергалось и подпрыгивало, как в карете. Они быстро говорили, сжимали меня, вызывая новую боль. Я почти потеряла сознание. А потом было новое движение — качка. Треск костра сменился топотом копыт.

Я не знала, сколько это длилось. Перед глазами было темно. Разум ускользал. Меня временами что-то задевало — пальцы сжимали запястье, ладонь прижималась к губам. Пульс, дыхание. Проверка на жизнь. Я не знала, находили ли они ее.

Я не понимала, что мы остановились, пока тело не наклонилось в другую сторону. Руки стянули меня в открытое пространство. Я опустилась к земле.

Шорох ткани. Слова на восточном. Слова на моквайском.

— Тамзин? Тамзин, я приподниму тебя. Тут есть вода. Ты можешь пить?

Слова были с акцентом, растягивающим гласные и чеканящем согласные, это был звук не из дома. Что-то стукнулось об мои губы, и я старалась сглотнуть, но многое пролилось. Даже чуть теплая, вода успокаивала пересохшее горло и пылающий рот.

Вода была и на моем лбу. Кто-то протирал меня.

Я приоткрыла глаза. На фоне неба цвета индиго со звездами были две тени фигур. Одна из них была чем-то занята — шорох и шипение, вспышка света. Я зажмурилась. Шепот на восточном, и свет стал ровным сиянием за моими веками.

— Прости. Свечу опустили. Можешь открыть глаза.

Я не была уверена, что смогу, но попробовала. Сияние отбрасывало тень, но озаряло два лица, одно было встревоженным, другое — резким. Оба были в саже, а встревоженное — в синяках. Неподалеку слышалось быстрое шумное дыхание — на земле лежал пес, язык свисал из его рта.

— Привет, — поприветствовал робко встревоженный. Он подвинул руку под моей головой. — Ох, я — Веран. А это Ларк. Мы друзья. Яно послал нас найти тебя.

Мои веки трепетали. Резкая сказала что-то на восточном, ее голос был грубым. Он ответил с утверждением и тревогой.

— Ра, истен сло… Тамзин, ты… понимаешь меня? Помнишь Яно?

«Помнишь Яно?». Я пыталась не помнить. Было слишком больно. А потом я не сдержалась.

Тревога на его лице усилилась от моего молчания, но я указала на воду, ладони были как мотыльки. Он поднес флягу к моим губам, и я пила в этот раз увереннее. Я вытерла рот.

Резкая сказала на моквайском:

— У тебя ранен рот?

Я скривилась. Разум прояснился достаточно, чтобы я поняла смысл последовавшего разговора.

Конечно, она ранена, я пытаюсь понять…

Посмотри на ее рот. Посмотри, как она пьет. Почему она ничего не говорит?

Наверное, у нее галлюцинации. Она может не знать, где она, не помнить…

Пока они спорили, я подвинула пальцы по земле, где огонек плясал сбоку от меня. Они оба поняли, что я делала, и мои пальцы задели теплый воск.

— Тебе нужен свет? — спросил встревоженный. — Вот. Ларк… дитиспонс лелл….о, ты хочешь сама его подержать?

Резкая придерживала свечу, пока я подняла ее к лицу. Встревоженный попытался отодвинуть свечу.

— Осторожно, воск капает. Тамзин, осторожно, не так близко…

Я отодвинула его пальцы и поднесла огонек к губам. Жар задевал мою кожу. Пока они смотрели, их глаза стали шире, блестели, я отклонила голову и раскрыла рот.

Я смотрела, как они реагировали, как побелели, пока свет озарял разрез в моем языке. 

40

Веран

Мы с Ларк глядели на Тамзин. Ее язык был разрезан надвое.

— О, земля, — пролепетал я, перешел на моквайский. — Тамзин… они… разрезали тебе язык?

Она закрыла рот и кивнула, отклонилась к моей руке.

— М-мне так жаль. Мы… отвезем тебя к лекарю…

Она отмахнулась рукой, отказ и безразличие. Ее значение было понятным — лекарь сможет сохранить раны чистыми от заражения, но не соединит язык. Я переглянулся с Ларк, ее губы были поджаты, она хмурилась.

— У меня в сумке есть немного пергамента, — сказал я. — И уголь, можешь достать их? Она может записывать ответы.

— Давай сначала дадим ей еды, она выглядит голодно, — Ларк опустила свечу и открыла мою сумку. — Спросил ее, голодна ли она.

— Проще всего дать мед… но этого мало, — я пытался вспомнить все, что читал о заболевших, как мама описывала заботу, и как меня поднимали с пола, полного боли. — Ей нужна соль, бульон… что-то серьезнее…

— И мы получим это в Пасуле, Веран. Сейчас нужно дать то, что есть, — она вытащила баночку меда. — Попробуй это.

Я потянулся к меду, но пальцы сжались на рукаве Ларк. Мы убегали вслепую в темноте от падающего здания, и я только сейчас заметил прорехи в ее рукавах, опаленные края, ожоги под ними. И на ее плече была не тень, а кровь.

— Ты… ранена.

Она склонила голову, шляпа скрыла лицо.

— Да, лучше не портить мои порезы.

Я опустил голову и увидел темные пятна на ее носу, на бандане.

— Ларк…

Она убрала мою ладонь с ее руки.

— Хватит, Веран. Сосредоточься на Тамзин. Чем она сильнее, тем быстрее мы попадем в Пасул. Мы можем быть там завтра вечером, если она выдержит, — она посмотрела на меня. — И ты тоже ранен.

— Да?

Она провела большим пальцем по моему виску, вызывая жжение. Я ощупал там же, ощутил рану возле волос. Она склонилась, чтобы разглядеть рану, ее лицо было в дюймах от меня. Свеча сияла золотом в ее глазах. Желудок сжался от ее внезапного движения.

Ее взгляд подвинулся к моим глазам, и она поспешила отодвинуться.

— Я промою ее позже. Сосредоточься сейчас на Тамзин.

Она открыла баночку меда. Я посмотрел на Тамзин в своих руках. Она прислонялась головой к моему плечу, но глаза были открыты. Она выглядела не так, как на рисунке в комнате Яно. Ее щеки и глаза были впавшими, ее кожа стала серой, губы потрескались. Ее густые сияющие волосы состригли, еще и жестоко — было видно засохшие участки, где лезвие задело кожу. Но она смотрела на меня с той же проницательностью, что и на портрете, и было видно ту ашоки, которая рассказывала правду.

Я сел удобнее, приподнял ее чуть сильнее. Ларк поискала в моей сумке и вытащила деревянную ложку.

— У нас есть мед, — сказал я. — Попробуешь съесть немного?

Тамзин кивнула. Ларк зачерпнула мед и поднесла ложку к ее губам. Тамзин забрала ложку и погрузила в рот. Она посмотрела на меня, задумчиво щурясь. Другой рукой она ткнула меня в грудь.

— Что?

Она указала на меня, потом на Ларк.

— Хочешь узнать больше о нас?

Она кивнула, вытащила ложку изо рта и опустила в мед.

— Я — Веран Гринбриер, сын короля Валиена и королевы Элламэй Сердцевины из гор Сильвервуд. Я — переводчик для делегации с востока. Я приехал с принцессой Элоиз Аластейр и ее отцом из Алькоро в Моквайю.

Она кивнула и опустила ложку в мед.

— И Ларк… — я посмотрел на нее, не зная, как она хотела себя описать.

— Я помогаю, — сказала она на грубом моквайском.

— Она — мой друг, — сказал я, а потом понял, что сказал «мой друг», а не просто «друг», как собирался. Фраза повисла в воздухе на миг. Я ждал, что Ларк фыркнет, но она не стала перечить. Может, она знала моквайский не так хорошо, чтобы уловить разницу.

Тамзин глядела на Ларк, взгляд упал на ладонью Ларк. Она опустила ложку в баночку и медленно сжала пальцами запястье Ларк. Когда я попытался так сделать, я получил щитом по лицу, но Ларк разрешила Тамзин поднести ее ладонь к свету свечи. Огонь замерцал на ее татуировке солнца.

Брови Тамзин приподнялись.

Она знала.

— Эм… Ларк известна некоторым как бандит Солнечный щит, — быстро сказал я. — Но она не нападала на твою карету в Виттенты.

Тамзин закатила глаза.

— Ты уже знала это?

Она кивнула и зачерпнула еще ложку меда.

— Уа.

Я не сразу понял, что она заговорила. Ее голос был хриплым. Она могла мало говорить, но в моквайском слове для «да» не было согласных.

— Ты знаешь, кто на тебя напал? — спросил я.

— Найм, — сказала она.

Я склонился вперед.