Солнечный щит (ЛП) - Мартин Эмили Б.. Страница 60

— Ты сам это сделал, дурак! — я выпрыгнула из укрытия, не дав ему зарядить оружие, и бросилась к нему — он поднял арбалет, останавливая удар. Меч зацепился за арбалет и сломал его надвое. Он выругался и бросил куски на землю. Я взмахнула щитом, отчасти радуясь, что не попала, плечо и без того горело. Он взмахнул мотыгой.

— Тебе конец, Солнце, тебе и твоим жалким беглецам, — он ударил мотыгой, и я отпрянула, чтобы не останавливать ее. — Ты была королевой ничего в лохмотьях слишком долго.

Я уклонилась от еще одного удара и быстро ударила сама, но он повернул мотыгу и остановил древком. От столкновения боль пронзила плечи. Я отпрянула, скользя, к краю рощи, стиснув зубы.

— Зачем тебе дорога, Доб? — я надеялась замедлить его. — Забрать пару волов у телег?

— Знаешь, что я могу сделать, если те волы пойдут по реке? Тебе не понять, — он взмахнул оружием, ожидая, что я отпряну — я согнулась почти пополам, и шляпа слетела с головы. Я направила удар к его сапогам, но он прыгнул в сторону, проехал по камешкам. Мы вышли из рощи, равнины тянулись вдаль, полные воды. Капли жалили кожу головы. — Кстати о солнце, Солнышко, — прорычал он. — Оно садится, и тогда остальные получают шанс сразиться.

— Но оно всегда поднимается снова, Доб! — я бросилась. Он остановил удар, и я изо всех сил ударила щитом с другой стороны. Я попала по его носу, левое плечо пронзила боль. Я охнула, он закричал. Кровь пролилась на металл. Я отпрянула, рука со щитом повисла плетью. Я съехала по склону пару шагов, сжимая ноющее плечо. — Отстань от меня, Доб, — прохрипела я. — Мы с тобой — ничто. Мы не стоим убийства.

Он выругался, сплюнул кровь и бросился снова. Молния сверкнула, отражаясь от его поднятой мотыги. Оружие опускалось.

При другом сценарии место выше спасло бы его.

Я ненавидела себя.

Я поправила щит выше, и, как возле Утцибора, мотыга вонзилась в него. Боль была ослепительной, как молния, но в этот раз я была готова к такому. Пока его мотыга была в моем щите, я опустила левую руку. Он дернулся вперед из-за хватки на древке. Боль затмила сожаления, и я взмахнула мечом в сторону его открытой шеи.

Удар не был чистым. Мой клинок застрял на кости. Брызнула кровь. Я отвернула лицо. Пальцы на щите разжались, он в тот миг отпустил мотыгу. Не было ни стона, ни крика. Мой меч выскользнул из моей хватки, Доб рухнул вперед, и земля под ним стала краснеть. Он не смог лежать на животе, рукоять моего меча заставила его лежать на боку, и он застыл там, лишь в последний раз задрожали руки, кровь текла из носа. Она текла по его щекам и телу, лежащему на склоне холма.

Гнилой безымянный холм посреди пустыни впитывал его кровь и дыхание. Буря смоет его жизнь, словно ее и не было, за сотни кругов солнце высушит его, и зубы с клювами заберут остальное.

Я согнулась, меня мутило. Я хотела упереть руки в колени, но левое плечо не выдержало и малейшего давления. Я выгнулась, отклонила голову к небу. Дождь стучал по щекам, глазам и языку, мой рот был открыт. Я не сразу поняла, что кричала. Я не знала, что. Не знала, почему. Просто жуткие эмоции во мне изливались в бушующую бурю.

Сажа оказалась на языке — дождь смывал краску и грязь двадцати лет, оставляя следы на коже. Я словно лишалась брони. Вода проникала под пряди, стекала по коже головы. Я хотела сорвать одежду, оголить кожу под ливнем, чтобы он пропитал меня до вен и очистил.

Но я не стала этого делать. У меня были дела.

Мне нужно было быть кое-где, но уже не тут.

Я опустила взгляд. От дождя песок вокруг Доба потемнел, его кровь было едва видно. Мой щит тоже был без пятен, две квадратные дыры остались в изогнутом металле. Я чуть не бросила его вместе с мечом в его шее, но это казалось глупо, и это было как вырезать имя рядом со смертельной раной. Я шагнула вперед, голова кружилась, будто я была немного пьяна. Я вытащила меч из его шеи. Он приподнялся, пока я тянула, словно был готов встать, но когда меч покинул его, он упал на землю. Желудок булькал желчью. Я вытерла клинок об его рукав.

— Я послушаюсь твоего совета, Доб, — сказала я. — Можешь забирать дорогу. Мы с солнцем идем в Пасул, а потом на восток.

Я пошла вверх по склону, медленно, шатаясь, потому что ощущала себя сразу легкой, как ветер, и тяжелой, как булыжник. Я подняла шляпу по пути, стряхнула с нее грязь и опустила ее на мокрые дреды. Я огибала сосны, направляясь к Крысу, сжавшемуся возле Джемы. Я забралась на нее и повела вниз по склону.

Я приподняла шляпу, когда мы проезжали мимо Доба, а потом погнала Джему в Пасул, не оглядываясь. 

43

Тамзин

Пасул был размыт дождем, темный, как в сумерках, под тучами. Веран остановил лошадь у знака города, но не миновал его. Он повернулся в седле и смотрел на равнины, выглядывал Ларк. Я ощущала, как колотилось его сердце, своей спиной.

— Она… будет в порядке, — сказал он с дрожью в горле. — Да… она будет в порядке.

Я вытащила руку из-под плаща и похлопала по его колену. Это было ближе всего к утешению — даже если бы рот не пострадал, у меня не было сил на что-то еще.

Он взял себя в руки и повернул лошадь к знаку. Пасул располагался на небольшом склоне, и город постепенно поднимался перед нами, мерцая огнями сквозь дождь. Мы хлюпали на главной улице. Почта занимала основную часть нижнего района города, окруженная мастерскими, сжавшимися под дождем, блестящими от капель. Кареты стояли под длинным навесом длинной вереницей. Никто не уезжал в такую погоду.

Никто, кроме одной маленькой и грязной кареты в конце. Дверцы были открыты, кучер готовил ее для пути, проверял железные колеса для грубых дорог. Они собирались в пустыню.

Мы приблизились. Все огни почтовой станции горели, тени спешили перед окнами, словно люди бегали туда-сюда внутри. Моя голова болела, и Веран отвлекся, так что мы оба узнали фигуру, только когда поравнялись с входной дверью.

Его волосы были распущены, и он был в темном плаще для пути, ставшем бесцветным от дождя. Я не помнила, видела ли Яно без красок или шпилек в волосах, так что не была виновата в том, что не узнала его. Но ошибка не длилась долго, и я забрала поводья из рук Верана, заставила его лошадь с фырканьем остановиться. Веран вздрогнул за мной.

— Яно? — сказал он.

Яно глядел на нас сквозь дождь, он отошел от лампы и вышел на грязную улицу.

— О… эта, Яно! — Веран опомнился и слез на землю с плеском. — Иста… Я нашел ее! Смотри… смотри! Тамзин тут!

Веран стал снимать меня с седла, будто посылку. Я пошатнулась, оказавшись на земле, провалилась по лодыжки в грязь. Яно приблизился, теперь был на расстоянии нескольких рук. Достаточно близко, чтобы увидеть, что было сделано.

Но, может, нет. Он сделал пару шагов с плеском, и я уже видела выражение его лица, но не могла понять, только морщины агонии, может, шока. Может, расстройства. Он в любой момент мог остановиться и просто смотреть. Мог даже сказать Верану, что он привез не того человека.

Но — нет. Безымянное выражение на его лице усилилось, и он побежал, добрался до меня, и я поняла, что он плакал.

Я еще не видела, чтобы он плакал.

Он прижал ладони к моим плечам, потом к лицу, держал меня так близко, что я видела, где на его лице был дождь, а где — слезы.

— Тамзин… — его голос дрогнул. — О, Тамзин…

— О! — вдруг сказал Веран. — Яно… нужно упомянуть… пока не целуйтесь. Они, кхм, порезали ей язык.

Вот и все. На лице Яно проступил шок, и его холодные пальцы сжались на моих щеках. Я отклонилась от пространства для шепотов и поцелуев и открыла рот. Я взяла его ладонь и направила к едва пробившимся волосам над ухом, пытаясь заставить его понять, увидеть. Опомниться. Волос не было. Слов не было. Кожа, фигура и личность пропали.

«Я уже не подхожу для тебя, милый. Скорее закончи с этим. Я устала».

Его пальцы задели кожу моей головы, легли на шею сзади. И он смотрел на мой покалеченный язык и потрескавшиеся губы, а мне в глаза. Из его глаз все текли слезы.