Отец (не) моего ребенка (СИ) - Фокс Кира. Страница 29
— Назначения оставлю. И побольше пить, есть по возможности. И еще нужно сделать клинический анализ крови — медсестра быстро все сделает.
— Он никогда не болел с такой высокой температурой, — сказала я, нервно теребя край кофты. — Он вообще практически не болеет.
— Что ж, все когда-то бывает в первый раз. Но вы не волнуйтесь, мамочка. Понимаю, для вас это кажется катастрофой, раз вы не встречались с этим раньше. Мальчик у вас сильный, но пренебрегать лечением не стоит.
— Конечно, мы будем все соблюдать, — заверил его Александр.
— Организм справится. Главное не упустить. Завтра утром я еще раз приеду, если вам так будет спокойнее.
Как только анализ взяли, мужчины ушли, а я осталась с Данькой. Само собой, от других мам я слышала о том, как болели их детки и про высокую температуру, и все эти ОРВИ. Но даже не подозревала, насколько тяжело может быть ребеночку.
Через полчаса отец мальчика вернулся с лекарствами. Дали необходимые таблетки малышу, предварительно снова разбудив бедного. Я собиралась остаться с ним на всю ночью. Просто не могла сидеть у себя, боясь пропустить, что Дане станет плохо. То и дело проверяла лоб и, только когда температура стала спадать, хоть немного расслабилась.
— Жень, может, выпьешь чаю? — раздался тихий голос Аверина. Оказывается, я даже не заметила, как тот вернулся. Да я вообще смотрела только на сына, ловя каждый его вдох.
— Нет, спасибо, — отмахнулась я.
— Как он?
— Температура стала снижаться.
— Хорошо. Тебе тоже надо прилечь.
— Я посижу с ним. Вдруг проснется или хуже станет.
Мужчина ушел, не став со мной спорить, а я прилегла рядом с Даней. Иногда он ворчал во сне что-то, и я тут же просыпалась, проверяла лоб ребенка, но тот казался не горячим.
Проснулась около шести. Тело затекло от неудобной позы, и пришлось встать размяться. Противно ныло в висках. Даня спал, разметавшись на постели. Измерила температуру, та оказалась чуть выше тридцати семи. Это настораживало. Пока ребенок спал, пошла вниз, чтобы принести еще воды. На первом этаже столкнулась с хозяином дома. Выглядел тот помятым и невыспавшимся. Всегда идеальная прическа была испорчена.
— Как он? — тут же спросил мужчина.
— Кажется, температура снова поднимается. — Александр нахмурился.
— Ты как? Выглядишь не отдохнувшей, — заметил он. Но я лишь отмахнулась и пошла в сторону столовой. Сейчас было все равно, как я выглядела. Главное, чтобы ребенок поправился.
37. Александр
Впервые за долгое время я испытывал настоящее волнение. Не предвкушение перед заключением долгожданного контракта, не стресс, когда сделка вот-вот сорвется. Нет.
Волнение за близкого человека. Сам не заметил, как Даниил пробрался в мое сердце. Я так привык, что с ним все в порядке, что воспринимал всегда как должное.
В детстве я не часто болел, но каждый раз это было неприятно. В детском доме ты мало кому интересен. И если нет товарищей или единомышленников, если ты одиночка, то и волноваться за тебя некому. Ко мне никто никогда не приходил, не поддерживал. Медсестра лишь назначала лекарства, давала таблетки и все. Никто не сидел со мной, когда была температура, никто не развлекал, когда все казалось серым и унылым. И я не знал, как облегчить малому состояние. Все что я мог — вызвать врача и следовать его указаниям.
И все же было неспокойно. Я плохо помнил своих родителей — лишь обрывочные воспоминания. Далеко не все из них были светлыми. Отец был довольно жестоким человеком и не гнушался наказаниями ремнем. Мать постоянно с ним ругалась, иногда даже нам с братом попадало, если было совсем паршиво. Андрей был старше меня на три года. Я плохо помнил его — только какие-то вспышки. Наверное, нашу семью нельзя было назвать образцом для подражания. А потом одним дождливым вечером все оборвалось. И не осталось ни отца, прикрикивающего при малейших огрехах, ни матери, которая хоть изредка, но все же одаривала нас лаской, ни брата, который вечно подначивал меня, дразня мелким… Все потонуло в тумане прошлого.
И сейчас впервые я искренне переживал за кого-то постороннего. Конечно, слова врача успокоили, но тем не менее ночью почти не спал. Видя настрой Жени, не стал ей мешать. В конце концов, она явно лучше меня разбиралась в происходящем.
Утро выдалось хмурым. В глаза словно песок насыпали, а ведь нужно было собраться и ехать в офис, разбираться с текущими заказами. Но мне было неспокойно. А уж когда Воронцова сказала, что у ребенка снова стала подниматься температура, и подавно. Не стал дожидаться — вызвал врача.
Когда есть деньги, возможностей куда больше. Так что уже через полчаса Григорий встретил педиатра, и мы вместе поднялись к сыну.
Евгения стояла бледная, задавала вопросы по поводу лекарств и дозировок. А я испытывал неприятное ощущение от того, что был лишним. Даня выглядел лучше, но по-прежнему бледным и вялым. И постоянно жался к Жене. Получив назначения, передал их Володе, чтобы тот съездил в аптеку.
Уже прошло время завтрака, и мне давно следовало быть в офисе — секретарь оборвал телефон, а я все не решался уехать. Пока раздумывал, в коридор вышла Женя, держа ребенка на руках. Тот, словно маленькая обезьянка, обхватил ее ручками.
— Пойдем поедим, — пояснила она, заметив мой вопросительный взгляд.
— Давай я сам, — предложил, протянув руки к ребенку. Тот заканючил, вцепившись в девушку.
— Даниил, — строго произнес я. — Ты уже тяжелый. Давай я отнесу тебя.
Очень неохотно ребенок подчинился. Однако уцепился ладошкой за руку Воронцовой. Пришлось идти втроем. Было не очень удобно, но мы справились.
Валентина уже суетилась, поставив на стол тарелку с бульоном.
— Давай, надо покушать, — стала уговаривать Женя сына.
— Не хочу, — вредничал тот. — У меня голова болит.
Его упрямство раздражало. Кроме того, я видел, что сама девушка тоже была измотана — скорее всего, плохо спала, а то и вовсе просидела всю ночь в детской. И все же она продолжала терпеливо увещевать маленькое создание, раз за разом объясняя одно и тоже разными словами.
Это настолько поразило меня, что стало не по себе, — словно я подсматривал за чужой жизнью, и по большому счету места мне тут не было. Попрощавшись, все же поехал в офис.
Стоило зайти в кабинет, как ко мне заявился Рокотов.
— Ты поздно, — заметил тот. — И выглядишь неважно.
— Даниил заболел. — Тот приподнял брови.
— Что-то серьезное?
— Кажется, ОРВИ.
— Значит, ерунда, — отмахнулся тот. Мне это не понравилось, но акцентировать внимание не стал. — Надо поговорить.
— Что опять?
— Помнишь, ты просил разузнать насчет земли по Горьковскому шоссе.
— Ну?
— Так вот, ее выставили на продажу. Но без громкой огласки. Собираются продать своим.
— Ого, — удивился я. — И когда аукцион?
— Через пару-тройку недель. Потом, конечно, официальный тендер, но сам понимаешь…
— Есть шанс попасть туда?
— Я постараюсь получить пригласительный.
— Спасибо, Влад. Это будет очень кстати, если все же от текущего тендера придется отказаться.
— Потом поблагодаришь, — усмехнулся тот. — Но с Шумским пока тишина. Его парни так и не раскололись, а сам он прямо образец правильного бизнесмена. Даже штрафов за неправильную парковку нет.
— А насчет Даниила? Узнал, кто слил информацию?
— Нет, — помрачнел Влад. — Тут пока глухо.
— Неужели невозможно найти концов? — не поверил я. Тот лишь развел руками. — Ладно. Держи меня в курсе.
Домой поехал пораньше. Знал, что, если бы что-то вышло из-под контроля, Григорий бы сразу связался со мной, и все равно что-то тревожило.
Сын выглядел по-прежнему болезненно. Бледный, неактивный. На мой вопрос Женя кратко пересказала, как прошел их день, и ушла. Она сама была не своя все это время. Ее переживание, волнение за моего сына настолько разительно отличалось от того, что видел в детстве я, что даже не верилось. И я был очень рад, что у Даниила была она. Сейчас я в полной мере понял, что означало понятие “мать”. Если до этого я еще сомневался, то теперь окончательно понял — Женя никогда не предаст своего ребенка и всегда будет на его стороне. И это мне нравилось. Именно такой и должна быть мама — любящей, заботливой, переживающей за свое чадо.