Я заберу у тебя ребенка (СИ) - Невинная Яна. Страница 16

Мне приходится действовать быстро, не обращать внимания на бурю внутри. Звоню адвокату, охране, няне и, наконец, родителям, прошу их приехать в наше имение в ***. Увезу девочек подальше от Москвы, пусть побудут с дедушкой и бабушкой, поиграют с собаками и покатаются на лошадях.

Из кабинета выходит взволнованный Хмара. Очевидно, пытается по моему лицу угадать намерения.

— Что вы собираетесь делать? — спрашивает прямо, потирая руки друг о друга нервным жестом.

Нервничай, нервничай, бойся, вашей шарашкиной конторе еще придется за всё ответить!

— Вопросы будут у моего адвоката. Он скоро подъедет.

— Но я не понимаю, какие у вас претензии. Давайте всё обсудим спокойно и по порядку. У меня не было особого времени изучить документы. Вообще, по правилам нашего центра, нужно было сделать запрос в архив и только после изучения документов озвучить вам их содержание.

— Засуньте себе ваш запрос и ваши правила сами знаете куда!

— Вы меня, конечно, извините, но ваше поведение недопустимо! — пытается спорить доктор. Не знаю, как я удерживаюсь от того, чтобы не набить ему сытую довольную морду. Я не исключаю варианта, что он не виноват и ничего не знал.

— Ждите адвоката! — бросаю ему напоследок и разворачиваюсь, чтобы уйти, но тут слышу, как хлопает дверь и по кафелю ко мне мелкими шажками приближается Оксана.

— Арслан, пожалуйста, давай поговорим! — умоляет она меня, не понимая, что выбрала самый неподходящий момент. Но она не знает и нарывается на мой гнев:

— Иди к мужу, Оксана. Ты сделала достаточно.

— Что я сделала! Что?! — восклицает голосом, в котором явственно звучат истерические нотки. — Я тоже пострадавшая сторона! Нам нужно во всем этом вместе разобраться! Что ты скажешь девочкам?

— Тебя не касается наша семья. Никоим образом. Со своими дочерями я разберусь сам. А ты пойдешь как свидетель по делу. Так что не смей покидать Москву. Думаю, мой адвокат посоветовал бы не общаться с вашей ушлой семейкой. Общаться с вами чревато. Позвонили своей родственнице и предупредили о том, что мы приедем. Она заблаговременно смылась. А ведь я пошел вам навстречу и позволил присутствовать при обсуждении документов, которые, как оказалось, вас никак не касаются. Увидимся в суде, Оксана.

— Я никому не звонила, Арслан. Я ничего не знала. Я надеялась, что сегодня мы выясним правду, ту, которую я знала из уст родной тетки. Неужели ты думаешь, что я знала про анонимные донорские яйцеклетки? У меня не осталось ничего, совсем ничего! — пошатываясь, падает на колени, но не затем, чтобы умолять меня, она просто снова валится на пол, обессиленная испытаниями, выпавшими на ее долю. И мне ничего не остается, как подхватить ее на руки и положить на кушетку.

Глава 17

Меня поглощает черная беспросветная тьма, я словно падаю в глубокий бездонный колодец отчаяния, слабая, барахтающаяся и жалкая. Но мне нужно выбраться! У меня нет времени на слезы, нет времени оплакивать свою боль. Я должна бороться за свою девочку! На это так мало шансов, крохотный, мизерный процент. Сейчас я действую на адреналине и с невероятным усилием приподнимаюсь на кушетке, куда меня положил Бакаев.

Отбросил в сторону, как мусор в урну, намереваясь уйти. Сажусь ровно, чувствуя, что меня шатает. Он окидывает меня очередным пренебрежительным взглядом. Возможно, считает, что я таким образом притворяюсь и пытаюсь его удержать. Но нет, у меня нет иллюзий на его счет.

Он спас меня из готовой взорваться машины, не посадил в тюрьму, разрешил мне приехать сюда на разговор с доктором.

Но теперь его милости закончились, потому что он уверен, что я не имею никакого отношения к девочкам. Если я попрошу его сделать анализ ДНК, вполне вероятно, что он откажет. Но у него нет того, что есть у меня. Материнского сердца, которое невозможно обмануть. Я точно знаю, что это мои девочки, моя родная кровь.

Сейчас Бакаеву бесполезно что-то доказывать, потому что он ослеплен яростью и жаждой мести. Наверняка спешит к своей жене, чтобы выяснить обстоятельства рождения дочерей. Но мне нет никакого дела до их семейной драмы, я должна получить свое!

— Я попрошу у тебя только несколько минут, — говорю ему твердо. И пусть мой голос едва слышен, но в тишине больничного коридора каждое слово разносится гулким эхом. — Я умоляла тебя о сострадании, бегала за тобой, упрашивала, просила дать мне шанс быть около Лизы в любой роли. Смотрела через забор, как страдает мой ребенок. Но ты глух и слеп к любым мольбам. Я понимаю, я тебе никто, ты мне ничем не обязан. Но ты забрал моего ребенка, забрал мою маленькую девочку, как будто бы она какая-то игрушка. И тебе наплевать на наши чувства.

Я неловко поднимаюсь и подхожу ближе к человеку, который вызывает у меня лишь ненависть и страх. Будь моя воля, я бы за версту к нему не подошла. Он возвышается надо мной, как гигантский безмолвный исполин, и мне хочется ударить по его груди рукой и расколоть ее на части, чтобы убедиться в своих догадках, что внутри него камень, а не обычное человеческое сердце.

— Оксана, пойдем, — тянет меня в сторону Гена, но я отдергиваю руку. Совсем забыла про мужа. Вижу только Арслана Бакаева и его крепко сжатые губы и равнодушный взгляд. Подавляющий и выворачивающий мою душу наизнанку.

— Нет! Я скажу, что хотела. Так вот, господин Бакаев, если мы сейчас не договоримся о чем-то конкретном, то я начну действовать, — блефую, но у меня нет выхода. — Думаете, со мной не связывались журналисты по поводу того инцидента с аварией? Они нашли меня и предложили большие деньги за статью о нашей с вами связи. Не знаю, как они меня обнаружили, но теперь точно не отцепятся. У меня есть что им рассказать. Думаю, им понравится правда о вашей семье. О том, что ваша жена никогда не была беременна и носила накладной живот. Я всё расскажу. А если вы меня посадите в тюрьму, — предостерегаю его, — журналисты выстроятся в очередь, чтобы взять у меня интервью. Я ни о чем не умолчу. Мне нечего терять, а вот вам — да.

Оттарабанив свой смелый монолог, продолжаю стоять стиснув кулаки и трепещу в ожидании ответа Бакаева. Считаю до десяти, пытаясь дышать… Мне так трудно это делать в его присутствии, невыносимо.

Бакаев молчит, только внимательно изучает меня. Я только что объявила ему войну. Не знаю, чего можно добиться такими методами, но все другие я уже попробовала. Может быть, с сильными мира сего и стоит говорить на их языке? Угрожать и запугивать.

— Что конкретно ты хочешь, Оксана?

Вижу, с каким трудом он выдавил эти слова, буквально заставил себя вытолкнуть их наружу. Естественно, он не привык идти на уступки. Но я рада, что нащупала его слабое место. Репутация важна для Бакаева.

— Я хочу сделать тест ДНК. Сегодня. Незачем тянуть. Если окажется, что это мои родные дети, без суда и долгих проволочек договоримся о совместной опеке. Я думаю, что такой отец, как ты, может дать девочкам хорошее обеспеченное будущее, но им также нужно и материнское тепло. Маленькие пятилетние девочки не должны ходить к психологу.

— Поедешь со мной, — озвучивает он свое решение после короткой паузы и переводит взгляд на Гену, спрашивая с пренебрежением: — Мужа тоже с собой потащишь?

— Что? — моргнув, непонимающе гляжу на мужчину напротив.

— Девочек я отправил в другое место, туда же пригласим специалистов, чтобы взяли кровь на анализ. Ты поедешь со мной. И я спрашиваю, нужен ли тебе рядом муж?

— Он мне не муж, — заявляю, встречаясь глазами с обескураженным взглядом Гены. — Это только между нами, Арслан. Я не хочу подпускать к девочкам посторонних.

— Лялька, что ты такое говоришь! Я — и посторонний? — Гена пораженно смотрит на меня, кидаясь увещевать: — Ты не можешь поехать с ним, он согласился сделать тест, мы подождем в гостинице.

Отпихиваю его руки в сторону и, не собираясь проявлять сострадание, говорю, глядя в перекошенное от боли лицо:

— Гена, спасибо за то, что ты сделал для меня, но теперь всё закончилось. Ведь ты же не мог рассчитывать, что всё останется по-прежнему, когда уговорил меня отправить Лизу в тот лагерь?