Тень рыси - Холт Виктория. Страница 25

— Смотри!

И я увидела свой портрет! Стройная девушка в изящной амазонке, на темных волосах — цилиндр. Глаза широко открыты, на щеках — румянец.

— Это моя работа, — сказал он.

— Когда вы его написали?

— И это твой первый вопрос? Я показываю тебе твой портрет, и все, что слышу от тебя: «Когда»?

— Но я не позировала вам.

— А ты думаешь, это необходимо? Я знаю каждую черточку твоего лица, каждое мимолетное его выражение.

— Но вы были так заняты.

— Не настолько, чтобы не думать о тебе. Скажи, он тебе нравится?

— Не слишком ли он мне льстит?

— Такой я тебя вижу.

— Вы, но не я.

— Ты выглядишь такой, когда смотришь на меня.

— А почему он висит здесь?

— Это хорошее место для него… Самое лучшее в комнате.

— Но здесь был другой портрет. Линкс кивнул, и тогда я увидела: тот, прежний, стоял повернутый лицом к стене.

— Сидя за столом, мы могли смотреть прямо на него.

— Теперь я смотрю на твой портрет. Я подошла ближе. Неужели у меня и впрямь столько жизненной энергии? Такие блестящие глаза, такой нежный румянец?

— А Арабелла?..

— Она мертва.

— Так вот почему вы повесили меня здесь. Когда вы узнали, что она умерла?

— Морделл — поверенный, который ездил в Англию по моим делам, побывал в Уайтледиз. Он и привез эту новость.

— Понятно.

— Тебе, действительно, понятно, Нора? — спросил Линкс.

Мне показалось, что он хочет сказать мне что-то сокровенное, но, внезапно изменив решение, предложил сыграть в шахматы.

Жара была неимоверной, гораздо более сильной, чем прошлый раз. Трава засохла, гибли овцы. Да что овцы! Несколько рабочих не выдержали этого пекла. Однако новая шахта продолжала выдавать на-гора огромное количество золота.

Со времени своей находки я так редко видела Стирлинга, что однажды, столкнувшись с ним на лестнице, попеняла ему на это.

— Мы очень заняты в шахте, Нора.

— Вы всегда заняты. Иногда я жалею, что встретила золото.

Он рассмеялся.

— Куда ты направляешься?

— В летний домик.

— Через пять минут я буду с тобой.

— Мне очень приятно твое общество, — сказала я ему, когда он пришел.

— Это взаимно, — ответил он.

— Мне бы только хотелось, чтобы не было этой безумной лихорадки — добывать все больше и больше золота.

— Шахта должна постоянно работать.

— Разве сейчас, когда у вас уже целое состояние, нельзя продать всю землю?

— В свое время отец так и сделает.

— Ты думаешь, он когда-нибудь решится на это? Чем больше он получает, тем больше ему хочется.

Стирлинг сразу же встал на сторону отца. Другого я от него и не ожидала.

— Он знает, когда остановиться. Он обогащает всех нас. Нора.

— Ну и что же нам дало это богатство? Все по-прежнему, только я реже вижу тебя.

— И это тебя огорчает?

— Больше всего на свете.

Он улыбнулся мне счастливой улыбкой. Я подумала: «Он любит меня. Но почему же не говорит об этом? Сейчас самое время. Пора подумать о чем-то более важном».

— Вряд ли, — продолжала я, — ты разделяешь мои чувства.

— Ты же знаешь, что не права.

— Что ж, я рада. Скажи, отец доверяется тебе? Ты знаешь, что у него на уме?

— Думаю, что да. Мне кажется, он собирается в Англию.

— Собирается в Англию? — Я увидела его на лужайках Уайтледиз. — А мы останемся здесь?

— Я не знаю его планов в отношении нас.

— Его планов? Не следует ли нам строить собственные планы?

Он смотрел мимо меня, явно пытаясь скрыть смущение. Я подумала: «Линкс что-то ему сказал. Есть что-то такое, чего я не знаю».

Я надеялась услышать от него, что у нас будет общее будущее. Что он тотчас же попросит моей руки. Это так важно для меня. Я чувствовала: где-то рядом — опасность. Я любила Стирлинга и была уверена, что он меня любит. «Сейчас, — хотелось мне крикнуть, — сейчас как раз время».

Но он ничего не сказал.

И время ушло.

Только неделю спустя я увиделась с Линксом наедине. Жара была еще более гнетущей. Мы с нетерпением ждали ночи, но она не приносила ни облегчения, ни прохлады.

Мы как обычно склонились над шахматной доской, на которой мой король терпел поражение, осаждаемый конем, слоном и пешкой. Я сказала:

— Что-то затевается.

— Как ты смотришь на то, чтобы поехать в Англию? — спросил Линкс.

— Одной?

— Конечно, нет. Мы все отправимся, — ты, я и Стирлинг.

— А Аделаида?

— Она останется здесь поддерживать огонь в очаге, если, конечно, не захочет присоединиться к нам.

— Ей разрешена свобода действий?

Он засмеялся.

— Резкость твоего тона позволяет мне судить, что ты не особенно благосклонно относишься к идее посетить свою родину?

— С какой целью?

— Завершить небольшое дело.

— Месть?

— Можно сказать и так.

— Мы сейчас очень богаты?

— Достаточно для того, чтобы сделать все, о чем я мечтал… За исключением одного.

— И что же вам мешает?

— Время. Смерть!

— Даже вы не в силах победить таких противников!

— Даже я, — признал он.

— Вы склонны пооткровенничать?

— А ты склонна выслушать мои откровения?

— Ваши — всегда.

Он радостно засмеялся.

— Моя дорогая Нора, моя милая Нора, ты для меня очень много значишь.

— Знаю. Я нашла золото.

— Не только. Еще важнее то, что ты… вернула мне молодость.

— Это немного загадочно.

— Может быть, в один прекрасный день ты поймешь.

— В один прекрасный день? Почему не сегодня? Он замолчал, и у него угрожающе поднялась бровь. Мне было знакомо это выражение.

— Посмотрим, — сказал он. Откинувшись на спинку стула, он серьезно взглянул на меня. — Ты знаешь, что мой поверенный побывал в Англии, где заключил для меня несколько сделок. Речь идет о покупке и продаже неких акций. Но не буду утомлять тебя деталями. Словом, я крайне доволен тем, как все складывается.

Я спросила:

— Это связано с Уайтледиз?

— Ты умная девочка. Нора. Должен сказать тебе, единственное, что помогло мне выдержать самые ужасные годы, были мечты о том, как я буду жить в Уайтледиз… Уже не в качестве скромного учителя рисования, а как хозяин. Видела бы ты этот зал. Нора! Он грандиозен. Величественен. На потолке вырезан герб семьи и девиз «На службе у страны и королевы». Королевой этой была Елизавета, а на гербе — тюдоровские розы в честь, конечно же, той династии, что подарила семье дом. После того, как оттуда были изгнаны благочестивые леди, обреченные нищенствовать и умирать от голода в деревнях. Стены отделаны деревянными панелями. Огромный каменный камин, по обе стороны которого стоят доспехи: в них-то мужчины рода и служили стране и королеве. В одном конце зала на возвышении водружен стол — за ним обедали короли и королевы. И я хочу обедать за этим столом. Я буду хозяином Уайтледиз и отомщу человеку, который погубил мою жизнь. Я знал, что он любил больше всего на свете, больше жены и дочери, Уайтледиз. И я поклялся, что в один прекрасный день я отберу это у него. Я женюсь на его дочери. Я окину взглядом этот зал и скажу: «Уайтледиз принадлежит мне». Но он умер. Умерла и его дочь.

— И вы собираетесь в Англию, чтобы отнять Уайтледиз у его законных владельцев? Зачем? У вас здесь дом, люди, которые любят вас и восхищаются вами.

Его горящий взор пронизал меня.

— Ты принадлежишь к этим людям, Нора?

— Вы знаете, что принадлежу. Он наклонился вперед.

— Тогда, Нора, я мог бы назвать себя почти счастливым.

— Если вы мудрый человек, вам этого будет достаточно, — сказала я. — Вы откажетесь от своей глупой идеи. Да, она помогла вам выжить, но сейчас она бесполезна.

— Ты отваживаешься поучать меня, Нора!

— Да, так.

— Никто другой на это не осмелится.

— Тогда вы должны быть благодарны Богу, что есть хоть один человек, который вас не боится.

— Я и благодарен Ему. Но Уайтледиз так прекрасен. Нора. Неужели ты не мечтаешь жить в таком доме?