Развод по любви (СИ) - Лавру Натали. Страница 2
Потешная, должно быть, картина.
— Надо в больницу, — констатировала я. — Но сначала я выгуляю пса.
— Я с тобой, — сказал Костя.
— Пф! Сдался ты мне! Когда надо, тебя не допросишься, а когда не надо… — и я махнула рукой. Нечего мне перед всякими свиньями бисер рассыпать. Вот была бы я криворукой фермершей-рукодельницей — тогда другое дело.
Я оставила Маркелова отлёживаться на диване, взяла уличную одежду, переоделась и привела себя в порядок в ванной.
Костя увязался за мной на улицу.
— Мы не договорили, Наташа, — снова начал он. — Ты помнишь, какой завтра день?
— День, когда нас официально разведут, — ответила я. — Только чего ты сегодня припёрся, я не понимаю.
— Я понял, что не могу без тебя, — признался он.
Мне захотелось заорать матом на весь двор. Передумал он разводиться, видите ли. Да какого хрена вообще? Я тут по крупицам себя собирала два месяца, а он притащился весь такой жалкий и обратно зовёт! Ну не козёл, а?
— Знаешь, мне очень повезло… — завуалированно начала я. — У меня есть верный пёс, который любит кусать за задницу всяких там козлов.
— Наташа, я серьёзно… — вздохнул он так тяжко, словно вся печаль мира легла ему на грудь.
— Другую дуру поищи.
Моросил противный дождик, и Дружок, сделав свои дела, охотно потянулся домой. За нами зачем-то опять увязался Костя. И чего пристал?
Я заперла пса в ванной, чтобы Маркелов мог спокойно одеться, и мы снова вышли.
— Я подвезу, — сказал Костя, а мой звезданутый бывший одноклассник охотно сел в машину. Точнее, лёг на задние сидения, чем вынудил меня сесть спереди.
Вообще я могла бы остаться дома, но всё-таки я в ответе за то, что натворил мой пёс.
В приёмном покое сидела прехорошенькая, но образцово строгая медсестричка. У Германа тут же загорелись глазищи, и мы с Костей перестали для него существовать. Ну вот и всё. От одного козла избавилась, теперь остался второй, некогда разбивший мне сердце.
Глава 1. Скромное начало семейной жизни
Пятого июня две тысячи десятого года мы с Костей расписались. Я, восемнадцатилетняя школьница, и он, мой бывший попечитель, тридцати четырёх, почти тридцати пяти лет от роду.
Да-да, я та самая сирота детдомовская, которая влюбилась в своего попечителя. Добивалась его всеми правдами и неправдами, и вот итог.
Свекровь, Светлана Георгиевна (Изверговна), несмотря на обещания умереть сразу после нашей свадьбы, жива-живёхонька.
— Только через мой труп! — кричала она Косте, когда тот сообщил ей о нашей предстоящей свадьбе.
Но ничего, мы это дело пережили и расписались. Тихо, без свадебных нарядов, гостей и дебильных выкупов невесты. Мне весь этот цирк не нужен, а Костя уже был женат, и любителем пышных торжеств его не назовёшь. Его первая жена, Юля, погибла, когда ехала в такси со свадьбы подруги.
Так что мы ограничились «джинсовой» росписью на студенческий манер.
В ЗАГСе мимо нас сновали невесты в пышных белоснежных платьях, ловящие каждый невестин шаг фотографы и приглашённые на чужие свадьбы гости, все как на подбор на каблуках и разодетые, будто на конкурс красоты для тётенек. Мужчины в пиджачках чувствовали себя неуютно, сразу видно, не привыкли носить официальную одежду.
В общем, популярные ныне пышные, взятые в кредит свадьбы, — это мероприятие, где каждый становится немножечко не собой. Этакий бал-маскарад с заранее выбранными королём и королевой.
А вот мы решили обойтись без праздника. Любовь, она ведь временем проверяется. Да и стыдно мне, школьнице, понтоваться. Я и так счастлива до безобразия, что добилась-таки своего мужчину.
Сколько было страданий… Непростое это дело — отваживать баб от своего попечителя. Он же не подозревал, что у меня к нему чувства. Я упорно ждала, пока мне стукнет восемнадцать, чтобы признаться ему. И вот, сбылось.
На росписи настоял Костя. Для меня свадьба вообще была чем-то из разряда запредельного и нереального. К тому же Костина мама выступила резко против. Но раз уж мой любимый мужчина предложил, то глупо отказываться.
Неторжественная церемония — вжух! — и пролетела. Я даже не успела понять, что всё, прощай, девичья фамилия. Свидетельство о заключении брака было убрано в специальный чехол для сохранности, а мы отправились в ресторан.
На правом безымянном пальце у меня блестело колечко — первое украшение в моей жизни. Символ кардинальных перемен. Теперь взамен бывшей бродяжки и воровки-форточницы Наташи Пестовой появилась Наталия Зорина, чётко знающая, что ей нужно от жизни и как этого добиться.
— Наташ, прежде чем расширять нашу семью, я хочу, чтобы ты выучилась, — сказал мне Костя.
— Без проблем, — ответила я.
Быть беременной школьницей для меня ещё большая стыдоба, чем быть замужней школьницей.
Вон, Танька, моя подруга и бывшая соседка по детдому, родила в шестнадцать, и что хорошего? Теперь она сама себе не хозяйка, а чтобы строить личную, приходится изгаляться из последних сил.
А я ещё не пожила толком. У меня по сути не было детства, и вряд ли прямо сейчас из меня выйдет хорошая ресурсная мать.
Так что Костя прав. Хотя ему-то почти в тридцать пять пора задуматься о детях. И если его слова про мою учёбу — это такая жертва, то ничего хорошего из нашего союза не выйдет. А уж если под словом «выучилась» он имел в виду не только школу, но и универ, то вообще туши свет. Пять-шесть лет — это долго.
Но ничего, разберёмся. В конце концов, существует заочная форма обучения в ВУЗе.
А сейчас — самое время наслаждаться жизнью.
Медового месяца у нас не было.
Во-первых, Костя по выходным ездил к маме в деревню — помогать с огородом. Светлана Изверговна после нашей с Костей свадьбы особенно жаловалась на здоровье, но притворные хвори не мешали ей выращивать никому не нужные овощи в промышленных масштабах.
Я в деревню не ездила. Зачем мне? Выслушивать, какая я пигалица? Да и копание на грядках — это не моё.
С прошлого года я волонтёрю в доме малютки, куда меня однажды зазвала подруга Танька. Как-то я уже привыкла быть ходячим праздником для детей. И приятно это — видеть, как сиротки радуются, смеются, играют.
Так я и проводила свободное время: волонтёрство, тренировки по скалолазанию и хождение по гостям. Так уж повелось, что быть приглашённой в гости — это для меня радость и честь.
Ошибочно думать, что раз я круглая сирота, то у меня нет близких. Каким-то чудом у меня сложились родственные отношения с родителями Юли, первой Костиной жены.
Елену Николаевну, Юлину маму, я полюбила сильнее, чем свою родную. Моя мать однажды чуть не убила меня розочкой от бутылки, настолько у неё атрофировались мозги от алкоголизма.
И вот у осиротевших Юлиных родителей появилась сначала я (в качестве просто родственной души), а потом моими стараниями они усыновили Гульнару и Арслана, сестру и братика. Меня бы они тоже забрали в семью, но, во-первых, мне на тот момент уже исполнилось семнадцать, во-вторых, моим попечителем был Костя. Но разве для близких отношений нужны бумажки?
В июле наша компания скалолазов снова собралась ехать в Карелию на скалы.
Памятуя о прошлом печальном опыте, когда сорвавшийся с вершины камень зажёг мне звезду во лбу, Костя боялся меня отпускать. Сам он плотно занимался на работе каким-то супермегаважным проектом и об отпуске даже не помышлял. Максимум можно было вырваться куда-нибудь на выходные (например, к маме в деревню).
И такая я ходила разнесчастная целую неделю из-за того, что мне не разрешили ехать… Свежее молоко в холодильнике кисло. Цветочки на подоконнике грустили. Дружок в который раз сгрыз Костины тапки и повалялся линяющей спиной на его свеженаглаженных брюках… И поделом! Щенок у меня смышлёный, знает, где можно нашкодить, а где не надо.