Трудное счастье - Спенсер Лавирль. Страница 21

И снова Клэр внимательно посмотрела на мужа, удивленная его реакцией. Она знала Тома слишком хорошо, чтобы не заметить смущение на его лице и это характерное движение подбородком, как будто ему давил воротник рубашки. Когда муж чувствовал себя виноватым в чем-то, он всегда так непроизвольно дергал подбородком. Заметив, что жена наблюдает за ним, Гарднер опустил взгляд и обратился к детям:

— Так, вы оба, успокойтесь. Достаточно. Челси, на самом деле, год только начался и еще рановато для… ну, для свидания. Мы с мамой всегда так гордились тем, что для тебя учеба важнее, чем мальчики. Надеюсь, в этом году ничего не изменится.

— Па-па! — протянула Челси, округлив от негодования глаза и рот. — Я просто не верю своим ушам! Все, что я сделала, — это показала ему, как пользоваться компьютером в столовой! Что в этом плохого?

— Ничего, детка. Просто… ну… — Том мельком взглянул на Клэр, отвел взгляд. — Забудем об этом.

Клэр сказала:

— Он, кажется, действительно славный парнишка, Том. Ты сам так говорил.

— Ладно, ладно. — Гарднер вскочил со стула и направился к раковине сполоснуть свою тарелку. — Забудем об этом, я же сказал!

«Боже мой, да он покраснел!» — подумала Клэр.

— Есть еще десерт, — предложила она, не сводя с мужа глаз.

— Не хочется.

Том поспешно прошел в ванную. Он всегда обожал десерты, и сейчас у Клэр осталось впечатление, что муж просто сбегает.

Без четверти семь он отправился на свое собрание. Робби решил съездить купить какие-то школьные принадлежности, а Челси пошла к Эрин делать помпоны для выступления.

Оставшись одна, Клэр сложила белье, достав его из сушилки, прогладила пару помятых блузок и села за стол на кухне, чтобы проверить короткие стихотворения, которые она задала написать сегодня в классе, о каком-нибудь запомнившемся летнем дне.

Первое стихотворение звучало так:

На ракете я промчаться. По воде, как вихрь, смог, Донырнул до дна реки я, Но нисколько не промок.

«Должно быть, этот ученик побывал в парке аттракционов в Вэллифэр», — подумала Клэр.

И тотчас поймала себя на том, что листает остальные работы в поисках стихотворения, написанного Кентом Аренсом. Может, в нем содержится разгадка того, что так сильно огорчило сегодня Тома.

За тысячи миль отсюда

Нас ждет наш новый дом,

И страшно и одиноко

Мне даже думать о нем.

Голубой вагон — восемнадцать колес

Из детства в юность

Меня унес.

Печальный мальчик, огорченный разлукой с друзьями и всем тем, что было ему близко и знакомо. День переезда, новый дом. Это вызвало сочувствие в душе Клэр, но никак не подсказало причину волнения Тома.

Она прочитала еще несколько стихотворений, вернулась к работе Кента, перечитала ее три раза, потом поднялась с места и принялась бесцельно слоняться из угла в угол, слушая шум дождя и пытаясь побороть беспокойство.

Что так огорчило Тома?

В доме было тихо, слышался только шорох дождевых капель, затуманивших оконное стекло. На дворе наступили сумерки. Воздух, влажный и тяжелый, казалось, давил и загонял слабый запах приготовленной пищи в комнаты, заставляя его пропитывать стены, занавеси, даже одежду Клэр.

Она была замужем за Томом вот уже восемнадцать лет и знала его так же хорошо, как саму себя. То, что так беспокоило его, когда они отдыхали в Дулуте, не исчезло, наоборот, нервозность мужа только усилилась. Том Гарднер был в чем-то виноват, и она не сомневалась в этом так же, как не сомневалась в том, что он обожает десерт.

А если это другая женщина, то что тогда ей делать?

В 20.30 Клэр позвонила Руфи:

— Руфь, ты не занята? Одна? Можно мне зайти? Подруга переехала сюда, еще когда дети были совсем маленькие, она нянчила и Робби, и Челси, когда Клэр вышла на работу, поддерживала и утешала Клэр, когда умерла ее мать. За шестнадцать лет Руфь ни разу не позабыла о дне рождения Клэр, всегда даря нужные вещи. Однажды, когда подруга слегла с тяжелым гриппом, Руфь две недели кормила всю ее семью ужином.

Более того, Руфь была единственным человеком, кто знал о заигрываниях Джона Хэндельмэна, когда они вдвоем с Клэр ставили школьный спектакль, и о том, что, когда Том бывал слишком занят, Клэр жалела, что он директор, и ей с трудом удавалось подавить обиду и разочарование, оставаясь по вечерам одной. Клэр даже доверила подруге тот факт, что выходила замуж уже беременной, и из-за этого в глубине души ощущала какую-то неуверенность, скрываемую ею ото всех остальных.

Руфь Бишоп была тем человеком, которому Клэр могла довериться во всем и обратиться к которому она могла в любое время дня и ночи.

Подруги сидели на диване, тихо звучала музыка Шопена, и Руфь что-то шила.

— А где Дин?

— Занимается в клубе… по его словам.

— Вы с ним еще не поговорили?

— Нет.

— Почему?

— Потому что теперь я уверена, что у него есть другая женщина. Я как-то подъехала к клубу и дождалась, когда он вышел из дверей вместе с ней. И я видела, как он поцеловал ее на прощание перед тем, как она села в машину и укатила.

— Ой, Руфь… — упавшим голосом проговорила Клэр. — Я так надеялась, что ты все это только вообразила.

— Нет, представь себе. Это все происходит на самом деле.

— И ты ничего не сказала Дину?

— Нет, и не собираюсь. Пусть он сам говорит, если он мужик. А если нет, пусть живет со мной и мучается. Пусть помучается так, как я.

— Ой, нет, Руфь, не надо так. Ты же не сможешь знать о таком и молчать.

— А вот и смогу! Посмотри на меня — неужели я стану, как все эти разведенки, проходить через тягомотину в суде, делить собственность, чтобы потерять и дом, и мужа, и заставлять детей становиться на чью-либо сторону? Нам осталось меньше десяти лет до пенсии, и Дину, и мне, и в кого я превращусь, если потеряю его? Стану одинокой старушкой — не с кем путешествовать, не с кем есть и спать, вообще всегда — одна, не говоря уже о том, что придется жить на одну пенсию. Я все еще надеюсь, что, может быть, это у него просто увлечение, и скоро оно пройдет, и детям не придется ни о чем сообщать. Я не хочу, чтобы они узнали, Клэр. Я не хочу, чтобы они разлюбили его, что бы он ни сделал. Ты можешь это понять?

— Конечно, могу. Даже я не хотела бы этого знать, лишь бы снова у вас с Дином все стало хорошо, как раньше. Но это не так, и я не считаю, что, не замечая проблемы, можно от нее избавиться.

— Не хочу с тобой спорить, Клэр, но ты работаешь в школе, а там вы все думаете, что единственный способ решения проблемы — это разборки. Знаешь, в жизни не всегда так. У меня было много времени, чтобы взвесить все и решить, как поступать. То есть подозрения у меня возникли еще несколько месяцев назад. Несколько месяцев! И я тогда решила, что если окажется, что он с кем-то путается, то пускай сам и говорит мне об этом, а не наоборот.

— Какие подозрения?

— Ну, знаешь, часто у него бывал отсутствующий вид. Когда живешь с мужем всю жизнь и он вдруг начинает вести себя как-то не так, тут и срабатывает женская интуиция. Даже не то, что он делает, а то, как он это делает. И взгляд какой-то не такой, и выражение лица, и чувствуешь, что он одновременно и с тобой и где-то далеко, и еще… — Руфь запнулась и внимательно посмотрела на Клэр. — Ой, нет, Клэр, неужели ты тоже? И Том? У него тоже другая женщина?

— Господи, Руфь, ну что ты несешь.

— Видела бы ты сейчас себя со стороны. Что происходит?

— Происходит? А что может произойти? Мы на эти выходные съездили в романтическое путешествие в Дулут, ты помнишь?

— Хитрит, чтобы усыпить подозрения.

— Ой, перестань, Руфь, если бы я хоть на одну минуту подумала, что Том от меня что-то скрывает, я бы прямо спросила его, в чем дело.

— Ну и как, спросила?

Растерявшись от прямого взгляда подруги, Клэр смешалась. Она согнулась, уперлась локтями в колени, спрятала лицо в ладонях.

— Нет, нет, все это ерунда, — пробормотала она, убеждая саму себя, — мне это только кажется.