Тебе не сбежать (СИ) - Икс Ирина. Страница 18

Сама не знаю что на меня нашло, когда я выдавала эту тираду, глядя на Тардашевски и его друга Зайцева. Их лица вытянулись, когда они увидели как я нервно шепчу, практически повышая голос, и как резко выхватываю свой локоть из ладони Тардашевски, которому явно было не место в его объятиях.

Развернувшись, пошла в гостиную к сестре, очень отчетливо слыша приглушенные маты, и громкий, очень заразительный смех Вадима Зайцева, который предназначался видимо для того, чтобы таким способом предзнаменовать жесткий провал Тардашевски.

Это показалось мне нереально веселым моментом. Я бы и сама истерично посмеялась над ним, но вместо этого у меня был странный мандраж, Даже не знаю от чего. Думаю это можно считать предзнаменованием чего-то неприятного, мерзкого.

Поежилась даже как-то.

В гостиной, кроме моей сестры и мамы Тардашевски, находилась еще смутно знакомая девушка, которую я терпеть не могла еще со школы.

Лера Фомина.

Та самая девчонка, которая встречалась с Тардашевски в те дни, когда я надеялась что он обратит на меня свое внимание, и мы с ним рано или поздно будем вместе. До сих пор не верилось, что я так сильно заблуждалась.

Какая же дура я была. Вот даже не знаю как это можно назвать.

Лера конечно же узнала меня, и смотрела как и в тот раз, с достоинством, и гордостью, и злобно. А та, странная женщина, которую я встретила в коридоре дома Тардашевски, как оказалась была её матерью.

Так вот почему она меня знает. Видимо, что-то слышала про меня, либо про моих родителей, еще в те дни когда я училась в школе вместе с ее дочерью и Тардашевски. И это странно, ведь я сегодня впервые увидела эту женщину. А она как оказалось меня знает в лицо. И даже родителей моих знает.

Когда я вошла в комнату, Ирина Анатольевна показалась мне какой-то сконфуженной, как будто она стыдилась чего-то, смущалась. Возможно, как раз той сцены которая произошла в коридоре, несколько минут назад. Женщина при моем появлении опустила глаза в пол и начала теребить подол своего платья, демонстративно отводя глаза в сторону и рассматривая маникюр. А вот мать Леры наоборот, прищурилась, словно что-то высматривала во мне, и при этом наклонила голову, как будто о чем-то думала. Что-то вычисляла у себя в мыслях.

Аленка о чем-то болтала с братом Николаса, но как-то без огонька. Разговор был вялым, и она отвечала лениво, явно не заинтересованная в этом диалоге.

Когда я появилась в гостиной, Алена подняла голову, оживившись, словно кого-то ждала. Но как только поняла что это всего лишь я, вернулась к своему обычному полуленивому состоянию, продолжила разговаривать с братом Тардашевски.

— Думаю пора пить чай, — мама Николаса наконец вспомнила про свои манеры, и пригласив всех к столу, стала хлопотать возле него, наполняя наши чашки ароматным напитком состоящим из трав и кажется настоящих ягод, подсушенных особым способом. В комнате моментально стало приятно пахнуть, и я и Алена были приятно удивлены такому приему. Мы переглянулись с сестрой, устаиваясь на стульях за столом, а брат Николаса Ричард только понятливо хмыкнул.

Я подозревала, что если сяду одна, Тардашевски снова будет терроризировать меня своими руками, пальцами, и наверное поэтому я попросилась сесть между Ричардом и своей сестрой. Аленка была этому удивлена, но вроде ничего не говорила. А вот мама Николаса почему-то посмотрела укоризненно.

Пока мы с Аленой, Ричардом, Лерой, мамой Леры и Ириной Анатольевной пили чай, все семейство Фоминых демонстративно игнорировало наше с Аленой присутствие за общим столом. Ни я ни сестра не решились попросить Леру и её мать передать конфеты, которые стояли гораздо ближе к их краю стола, чем к нашему с Аленой. Они целенаправленно отстранились от нас. И все разговоры были либо про успехи Леры, либо про учебу Николаса, либо же про Ричарда и его перспективы в будущем. Он серьезно увлекался спортом. Если же Ирина Анатольевна как-то обращалась к нам, что-то передавала либо говорила нам, обе Фомины делали вид, что этого не замечают или даже банально не слышат. Доходило даже до того, что мама Тардашевски стала передавать нам с Аленкой мед, через Леру, но та резко подалась назад, словно брезгуя взять в руки тарелку. В итоге сестре пришлось встать со своего места и подойти к матери Тардашевски самостоятельно. Либо так, либо Ирине Анатольевне пришлось бы делать это все самой. А это как мне, так и Аленке, казалось вот вообще не удобно.

Даже не знаю сколько именно времени происходил этот абсурд. Мама Тардашевски не одобряла подобного поведения, этих своих новых гостей, но и открыто им не высказывала что так ведь не делается. Это неправильно. Да и в чем собственно, говоря, мы с Аленкой виноваты? В том, что мои родители не умеют деньги зарабатывать? В этом? Но ведь в этом же нет нашей вины. И вообще, ничьей вины нет. Просто врачам мало платят, а папа ведь и правда, врач от Бога….

Время тянулось бесконечно долго. Кроме того, что мы с сестрой чувствовали себя, если говорить откровенно и проще, это было чувство словно были не в своей тарелке. Ситуация должна была усугубиться, когда к нам за столом присоединились сам Тардашевски и его друг Зайцев, ведь с их появлением, мать Фоминой, Виолетта, стала еще сильнее напирать на социальное неравенство, и как бы ненароком говорить, что Лера-то её дочь, делает успехи участь за границей, в Штатах.

Это все было настолько диким и несуразным, что даже мать Тардашевски в конце концов, попросила Виолетту «быть осторожнее в выражениях». Однако, судя по всему «Остапа понесло серьезно….»

— Ир, ну ты ж сама понимаешь, что из девочек, вышедших из такой семьи, ничего путного выйти не может. Не мне тебе это объяснять….Родители, это же практически как вероисповедание, накладывают отпечаток на всю дальнейшую жизнь ребенка….

Эта Виолетта говорила приглушенно, словно бы только для Ирины Анатольевны, но при этом я отметила, что она все время посматривает в сторону Николаса. Создается ощущение, что весь этот цирк, который они устроили с ее дочерью, изначально был нацелен не на нас, да и не на мать Тардашевски тоже, собственно говоря, а просто на то, чтобы Николас наконец, оценил все достоинства её дочери. То есть понял что именно Лера была его круга, а вот мы с Аленой в этот круг явно не вписываемся. Лишние мы тут…

И вот эта Виолетта вела себя по отношению к Николасу очень доверительно. Как бы говоря ему, «Николас, ты входишь в круг избранных, ты достоин нашей Лерочки. Пожалуйста, обрати на неё внимание, хватит размениваться на всякое дерьмо….

Посыл был именно таким. И я сейчас вовсе не утрирую и не усугубляю, правда! Даже Аленку подобное отношение в конце концов, возмутило и покоробило, и она резко встав из-за стола, в конечном итоге, сказала, что «она не входит в это долбанное массонское общество о котором вы тут болтаете, и счастлива иметь таких родителей, которые у неё есть» направилась на выход. Я тоже собралась идти уже на все четыре стороны из этого дома, и тут же столкнулась с абсолютно самодовольным, нагло озлобленным взглядом матери Леры Фоминой, из чего сразу стало понятно, что эта её провокация была сделана ею специально….

— Лиза стой! — Николас перехватил меня на середине пути из гостиной, и усадил меня обратно за стол, насильно, кажется сильно злясь.

— Пошли вон отсюда, курицы! — орал Тардашевски, отчего обе Фоминых стали тихими и прекратили все свои разговоры всего лишь в один момент.

— Никогда, слышите, никогда больше не появляйтесь в доме моих родителей ясно вам, твари? Усеките себе на носу, что я не стану терпеть таких людей как вы, здесь и в следующий раз попрошу отцовскую охрану выкинуть вас во двор за шкирку….

— Николас….- мать Фоминой смотрела на него словно побитая собака и впервые растеряла все свое достоинство, которого в ней было даже слишком много, для обычной, никому не известной женщины, пусть даже и с высоким достатком. — Ты совершаешь ошибку, дорогой…..

— Ты что, не поняла что я сказал, стерва? Пошла отсюда, говорю….