Я без тебя не могу (СИ) - Рахманина Елена. Страница 18
Каким бы бессердечным и жестким ни был с виду Сергей Архипович, это оказалось лишь маской, под которой скрывался очень добрый и великодушный человек. Его не волновали деньги за перелет, проживание и прочие расходы. Пока я жила у Лады, он гостил у своих друзей. Данилевский видел, что я, несмотря на все преграды, способна стать первой, и искренне верил в меня, всё остальное для него не имело значения.
Я не была вправе подвести Данилевского, бабушку, Ладу – всех, кто верил в меня и надеялся на мою победу. Без «золота» Олимпиады все преграды, которые мне удалось преодолеть, все мои потери оказались бы бессмысленными, тщетными. Эта мысль поддерживала силы в моем измученном теле и разуме.
В Гонконге перед выходом на помост, чтобы продемонстрировать все то, чему меня научил Данилевский на брусьях, я пребывала в абсолютной решимости одержать победу. В моем арсенале уже было «золото» в личном многоборье, и после брусьев предстояло выступление на бревне. Но сил я не берегла, если не отдам сейчас все – не смогу победить. К тому же, несмотря на то, что я действительно прилетела на игры в полуживом состоянии, стоило мне подойти к снаряду под гомон болеющей за меня толпы, как я обо всем забывала. Страдания были не важны, а боль отходила на второй план.
Обрабатываю ладони в гимнастических перчатках магнезией, смазываю ею же снаряд, чувствуя его жесткость, в некоторой степени – упрямство. Вопрос лишь в том, кто из нас окажется более упрямым, кто кого сможет укротить. Данилевский наполнил программу на брусьях многими элементами, которые еще не выполняли женщины, позаимствовав их из мужской спортивной гимнастики. Мало кто верил, что девушка с таким хрупким телосложением, как у меня, способна исполнить нечто подобное.
Для них нужна была не просто сила, а мощь.
Тренировки, в которых я выкладывалась не до пота – до крови, принесли свои плоды. С физиологией бороться сложно, моя мышечная масса была скудной. Но вопреки законам природы, с моим легким телом, у меня получались фантастические винты в воздухе, в отрыве от снаряда. Я летала над брусьями, словно не существовало никакого земного притяжения, точно Ньютон его не открывал, а гравитация – всего лишь выдумки для слабаков.
Когда завершилась программа, мне даже не важно было, какое место я займу. Все мои силы остались там, вся энергия была израсходована до последней капли. От меня осталась только оболочка, которой стоит немедленно принять горизонтальное положение.
Сергей Архипович, видя мое бледное лицо, просто молча сжал мои плечи, потому что я потихоньку начала оседать. Главное – не упасть в обморок, иначе это конец.
Когда объявили высшие баллы, я просто кивнула и села на скамейку в ожидании награждения, чувствуя, как каждая мышца в теле дрожит от пережитого напряжения, и думая о том, где найти силы на еще одно выступление.
Выходя на помост в последний раз на этих играх, чтобы исполнить программу на бревне, я вновь искала в себе внутренние резервы, ощущая при этом лишь черную усталость, но зал снова зажёг во мне искру, которая распалялась с каждой секундой перед выступлением. И я горела, я жила в последующие минуты на снаряде. В итоге, в Россию я возвращалась как многократная олимпийская чемпионка.
Бабушка чувствовала себя хорошо и была счастлива, радуясь моим победам. А я радовалась тому, что она осталась со мной. Курс лучевой терапии она переносила тяжело, я постоянно получала фотоотчеты от сестры и видела, что бабушка стала почти прозрачной.
– Алена, вы помирились с Климом? – спрашивает бабушка. На ней шелковая косыночка, которую, должно быть, подарила Лада, сидевшая сейчас рядом и настроившая нам связь через скайп.
Наша сборная еще находилась в Гонконге, а я не знала, куда мне сейчас лететь: в Штаты к семье или вместе с командой в Россию.
– Да, бабуль, конечно, помирились, не переживай, – улыбаюсь в камеру неестественной, словно плохо приклеенной, улыбкой и безбожно вру, не желая раскрывать ей, что Клима я потеряла.
Ложусь в постель, сворачиваясь калачиком, испытывая какую-то безграничную тоску по молодому человеку. Пропасть в груди, образовавшаяся с момента расставания, увеличивалась с каждым днем и грозила вот-вот поглотить меня целиком.
Рано утром позвонила сестра. Сердце тревожно замерло.
– Ален, ты не приезжай в Штаты, поезжай сразу в Россию, – просит Лада тихо, и я понимаю, что это конец, и начинаю плакать еще до того, как она сказала, что бабушка умерла ночью во сне.
В Россию я прилетела, напичканная успокоительными с транквилизирующим эффектом, почти овощем. В аэропорту меня встречали журналисты и поклонники спортивной гимнастики, намеревавшиеся увидеть воочию девушку, которая произвела фурор на Олимпиаде, а заодно и пообщаться с нею. Но я была не в состоянии. Данилевский сам давал все интервью вместо меня, принимал поздравления и делал все, чтобы оградить меня от общественности, потому что я была в очень плохом состоянии.
Усталость прошедших месяцев разом навалилась на меня вкупе со всеми событиями, которые произошли в этот год.
До вылета на родину моей семьи – в небольшой сибирский городок – оставалось еще несколько дней, которые я провела в московской гостинице. Успокоительные помогали, по крайней мере, я могла спать, чем и занималась большую часть времени, и когда раздался звонок в дверь, нехотя оторвала себя от подушки. Я никого не ждала и думала, что, возможно, это вновь стучится горничная, чтобы убрать номер.
– Здравствуй, Алена.
Смотрю пустым взглядом на Анатолия Самгина, не понимая, чем обязана такой чести.
– Что вам надо? – У меня нет сил на любезности.
– Разговор к тебе есть, милочка.
Пропускаю мужчину в номер. Он смотрит на меня с любопытством, смешанным с брезгливостью, потому что выгляжу я чертовски скверно.
– Уговор наш ты не выполнила, Аленушка, – начинает он, и я понимаю, к чему он ведет. – Ты думаешь, мне интересно было, чтобы вы с ним просто расстались? Мне нужно было, чтобы мой сын вернулся в свою семью.
Я смотрю на него недоуменно, не понимая, что творится в этой седой голове.
– Как вы себе это представляли? Разве могла я как-то на это повлиять? Я сделала все, о чем вы просили. Вы просили об имитации полового акта с Максимом – вы его получили, и Клим меня ненавидит. Чего вы от меня еще хотите?
Странным образом мои таблетки не глушат ярость, которая сейчас меня накрывала. Злоба клокотала во мне с такой силой, что от нее меня подбрасывало. Я жалею, что мой отель не находится в высотке, потому что с удовольствием столкнула бы его с тридцатого этажа. Боюсь, что, выпав с третьего, это подобие человека может выжить.
– Меня не волновало, как бы ты это сделала. Наш уговор был ясным для тебя с самого начала: мой сын должен был вернуться ко мне.
Я хватаюсь за голову от этого бреда. Он просто повернул все так, как ему удобно, Самгин-старший изначально знал, что вероятность того, что Клим захочет продолжать работать у отца, мизерно мала.
– Благодари за то, что я патриот и ты не лишишься медалей, но спортивная гимнастика теперь для тебя закрыта.
С этими словами он вышел из моего номера, оставив меня совершенно опешившей от такой невозможной наглости и уверенности в собственной непогрешимости. Я сползла по стенке, понимая ужасающие последствия этой новости. Отсутствие возможности выступать за сборную и быть членом спортивного клуба, означало, что в мои двери не постучится рекламный агент и не предложит контракты, на которые я так рассчитывала.
Ни одна компания не доверит представлять свой товар спортсменке, которая больше никогда не ступит на помост и не продемонстрирует рекламируемый лейбл на своем леотарде на международных соревнованиях. Да, как я и мечтала, моё имя трижды прописано в истории Олимпиады золотыми буквами, но все, что я получила от игры, пошло на покрытие затрат по лечению бабушки. Оказалось, что сумма, озвученная клиникой, включала в себя не все расходы и на выписке нам выставили дополнительный счет, который полностью поглотил ту сумму, что я перевела на специальный счет клиники.