Моя борьба - Медведева Наталия Георгиевна. Страница 33

— Я только, Машенька, удивляюсь, как это украинец мог своего сына назвать в честь еврейского поэта?! — перед тем как сказать это, Леша подождал, пока Ира, по приказу Мишель, склонится над ведрами со льдом. — Это же все равно, что еврей назовет своего сына Адольфом!

Машка захохотала, и Вячеслав не замедлил приложить палец к губам: «Тише, тише!»

— Я обязательно ему передам этот ваш расклад. Но это ваши дореволюционные пережитки, Леша! Багрицкий был прекрасным поэтом!

— Да это не важно! Ты вон скажи это нащим, Миколке и Сашку, ууу, он тебе такое устроит!

— Вот так вот, Лешенька, между прочим, и вселяют вражду межнациональную, вот такими вот глупостями. В Советской Украине полно украинцев, женившихся на русских, и сами они уже не знают, кто они, а их дети-то… У них у всех в паспортах написано, что они украинцы. Чего им еще надо? Раньше они орали, что это унизительно, теперь орут, что этого недостаточно! Идея Советского государства была вообще объединительной, все были советскими.

— Такой национальности нет!

— А это и не национальность. Это принадлежность, гражданство. Это идеализм, который, конечно, все эти алчные люди не в состоянии понять, особенно сейчас.

— Господи, дети, у меня все друзья, можно сказать, евреи, — Вячеслав уже улыбался глицериновыми глазами.

— Да ты, папочка, и сам еврейчик, — Леша выпил уже «Хайнекен» и налил теперь из бутыли рабоче-крестьянского, которая невозмутимо стояла в баре, где напиток стоил минимум 220 франков.

— Ох, уж кем только меня не называли. Я уже был и педерастом. Я! который так любит женщин… О! На выход, Маша! Давайте, быстренько, заболтались… Леша…

Оркестр исполнял позывные к «Двенадцати разбойникам», и артисты стекались на эстраду со всего кабака. Они не очень торопились, и музыкантам приходилось повторять дурацкий припевчик еще и еще раз.

Жило двенадцать разбойников.

Жил атаман Кудеяр.

Много разбойники пролили

Крови честных християн…

— пел Борис, держась за пузо. А Машка всегда представляла, как пьют христианскую кровь, и в голове у нее была абракадабра из другой присказки, про то, как евреи делают мацу из крови христианских младенцев! И к этому добавлялась еще Варфоломеевская ночь!

Просвинговав «Цыганского бродягу» — песня из неизвестного бродвейского мюзикла, хитро соединенная с цыганским припевом — певица побежала в подземелье.

Помимо зарплаты она получила от Мишель 120 франков — за выпитое и съеденное с месье Ду-Ду. Это получалось, как на каких-нибудь химических заводах, плата за вредность. Где люди непроизвольно могли быть отравлены химикатами. А здесь они непроизвольно (!!!) могли опьянеть!

Уже оркестр Леши обходил два оставшихся столика. А Машка стояла за баром и слушала Иру, рассказывающую об оформлении приглашения для своей мамы. И Машке было страшно. Ей было страшно даже представить, что и она тоже должна будет пригласить свою маму. Свою маму, которую она не видела уже одиннадцать лет! И эта проклятая перестройка делала так, что можно пригласить. И должно» И самой можно будет поехать. И надо ехать! Это было невыносимо. Этот перелом. Она жила с мыслью, что уехала насовсем, вот уже одиннадцать лет! А теперь вот получалось, что нет. Это все ломало!

Люди, жившие за границей больше десяти лет, должны были все ломать в сознании и привычках. И им не нравилось, что теперь советские граждане смогут ездить туда-сюда. Во-первых, уже хотя бы потому, что они в свое время не могли! И уехали навсегда. Во-вторых, эти приезжающие, они, конечно, ни черта не поймут здесь от своих визитов. Будут ходить с открытыми ртами и смотреть на изобилие колбас и тряпок. Как и живущие здесь смотрели в первый год жизни. Но потом это прошло — надо было думать, как заработать на колбасу и тряпки. На крышу над головой! А эти, приезжающие, они, конечно, не должны будут об этом заботиться, они будут здесь временными, туристами, и будет жуткий разрыв в понимании ими местной жизни и действительностью. Они будут думать, что это просто земной рай, возвращаясь в СССР с полными сумками из «Тати». Но этим-то, живущим здесь, оставаться — платить за квартиру, электричество, телефон. Где заработать? А приезжающие будут смеяться — ах, у вас тут заработать ничего не стоит! Дал интервью на радио «Свобода» (оплачиваемое ЦРУ!), дал интервью в «Русской мысли» (финансируемой ЦРУї) — не будем развивать мысль о порядочности, это уже вообще дело каждого в отдельности, тем более что для советских людей нет никаких параллелей между ЦРУ и КГБ, они, видите ли, не видят!.. и не понимают, что даже на радио «Свобода» все приезжающие давать интервью не могут, даже у ЦРУ денег на всех не хватит! Но приезжающие не будут этого понимать. — Дайте нам демократию и все, что к ней прилагается! Лазерные диски и микроволновые духовки, морозильные камеры, потому что вся Америка имеет морозильные, в каждом доме есть! — озвереть можно от этих русских обобщений и заключений! — плюс не платишь налогов, покупая все это, и тебе еще отсюда денежку — валюту — оставшиеся друзья перешлют в Москву! А мышление!.. Им же за день надо умудриться передать весь свой десятилетний опыт…

Маша пошла наверх, вздыхая. В вестибюле уже сидел Георгий — в пальто, с гитарами. Певица попрощалась с польками и с ним. Вышибалы на дверях успели что-то проглаголить по поводу заработанных Машкой денег с месье Ду-Ду Эти двое были всегда в курсе. Потому что они сажали загулявших клиентов в их автомобили или такси. На руках иногда выносили. Видимо, и сегодня подсадили месье Ду-Ду с Марчел-кой.

Машка уже шла к Елисейским, а навстречу ей Зина, прогуливающаяся по тротуару, в распахнутой своей шубе до пят, с подобранными вверх волосами. Певица уже почти поравнялась с ней и хотела сказать «до свидания», как заметила в ее руке бутылку. Она не успела разглядеть, пустую ли, полную, как Зина подскочила и, прокричав скороговоркой: «Ты даешь ему наркотики! Что ты дала Виктору?», вцепилась в Машкины волосы.

Женские драки омерзительны тем, что женщины в них ведут себя паскуднейшим образом. Они сразу прибегают к подлым и низким приемам. Мужчины, дерясь, очень редко начнут с удара по яйцам. Это же самое простое. Но вот почему-то мужчины все-таки бьют друг друга в морды и в груди, в животы, хватают друг друга за руки и пытаются вывернуть их, стараются нокаутировать друг друга, дабы поставить потом победительную свою ступню на горло. А женщины, они сразу хватают друг друга за патлы, даже не пытаясь помериться силой, тянут за патлы вниз, к земле, демонстрируя таким образом низость свою и трусость. Потому что когда вас тащат за волосы, любое ваше сопротивление только усиливает боль.

Машка только успела прокричать, что та сошла с ума. Но Зина уже огрела ее по голове своей приготовленной пустой бутылкой. Не отпуская Машкиных волос. Машка, конечно, тоже хотела бы схватить ту за волосы, но недаром Баба-Яга их все подобрала вверх, и бедная Маша, большая Маша, она только руками махала в воздухе, да ногой ей удалось съездить Зине по бедру. Но та уже почти поставила Машку на колени, и слезы лились из Марьиных очей, ей уже казалось, что с нее сняли половину скальпа. Она стала орать громко-прегромко, и жлобы с дверей догадались подскочить и стали оттаскивать Зину, так и не выпускающую Машкины волосы. Успела Баба-Яга и одному из вышибал заехать бутылкой. А Машка уже бежала обратно в кабаре.

— Она сошла с ума, ваша жена! — кричала она, пробегая вестибюль, где так и сидел Георгий. — Старая карга! — ревела Маша, спускаясь к бару. — Вызовите полицию на эту ведьму! — жаловалась она Вячеславу, который побежал наверх. — Она бутылку для меня приготовила, вы представляете? Дайте мне пива! — стояла Маша у бара, где опять сидел Леша.

— Что же ты, Машенька, такая большая, а не могла ее как следует отпиздить?! — Леша сочувствовал, но не мог сдержать и смеха.