Кошак (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич. Страница 15

Долго упрашивать меня не пришлось. Повинуясь указаниям гонщицы, я наклонился вперёд и аккуратно взялся за рукояти, чем-то, в самом деле, напоминающие руль земного мотоцикла. По крайней мере, разлёт между ними был такой же, приходилось сильно разводить руки, словно на перекладине, при подтягивании «спиной». Не удивился, когда Миска буднично подстроилась под смену угла наклона моего тела. Теперь она лежала не на плече, а на спине, плотно прижавшись щекой в районе лопатки, и это новое ощущение резануло по восприятию куда сильней уже привычного подбородка на плече…

— Чувствую, возбуждает?.. — хмыкнула девочка.

— Необычно остро. А ты умеешь устроиться с комфортом…

— Так это и тебе комфорт!

— Смотри, не переборщи с весельем. Я и так плохо представляю, что тут нужно делать, чтобы лететь, а с твоей игрой и вовсе…

— Ничего, если сильно прижмёт, у нас же есть имплант. Не волнуйся на этот счёт. Просто делай, а я уже сама о твоём… самочувствии… позабочусь.

В этот момент непрозрачный кокон вдруг расцветился объёмной панорамой окружающего пространства. Казалось, сама земля ушла из-под ног — настолько достоверно окружающая меня полусфера «протаяла» панорамной голограммой, захватившей и низ передней полусферы внешнего пространства. Одновременно в воздухе повисла система графиков и пиктограмм.

— Управлять гравикаром не так уж сложно. Да, в режиме по движению зрачка нужна определённая сноровка, а вот за рукояти — словно своим весом управляешь. Смещаешь центр тяжести, он отвечает. Мощность тоже на рукоятях. Там есть более профессиональный режим, с регулировкой мощности по движкам — видишь, столбики мощности? — но тебе это пока без надобности. Есть комбинированный вариант, с автоматикой. Конечно, случается запаздывание… меня оно порядком раздражает… но у меня есть, чем себя занять, так что не страшно. Вот его ты и используй. Пока с управлением освоишься — в самый раз.

— Насколько помню матчасть, тяга антиграва зависит от площади приложения… Из-за этого и дополнительные движки?..

— Да, котик, всё верно. Надо же, не ожидала! Вроде бы ещё совсем недавно с Фриной тебя натаскивали… Запомнил и смог с ходу сориентироваться!.. С одним антигравом это будет лоханка, а не гравикар. Плюс, ещё и сложная аэродинамика аппарата требует маневровых движков — одних лёгких крыльев не хватает. И опять же, не хватает из-за показателей скорости и действия хилого антиграва… Давай я только матчасть тебе потом расскажу и покажу. Время, Кошак, время.

Действительно, время уже поджимало. Наши сёстры, пока мы трепались, успели загрузиться в катер и взлететь. Пришлось исправляться и нагонять. Мисель сразу принялась комментировать и давать советы по пилотированию. Должен признать, всё строго по делу — да по-другому и быть не могло, с таким-то опытом! Мы легли параллельным катеру курсом, немного покружились вокруг него, порой оказываясь в опасной близости от обшивки, но я довольно быстро освоился с базовыми приёмами управления. И даже какое-то время радовался, какая замечательная наставница мне досталась! А потом мы резким манёвром сменили курс и ушли в сторону. И очень скоро первое впечатление о наставнических качествах Миски пошло прахом. Я вдруг ощутил растущее по экспоненте возбуждение, глаза заволокло туманом влечения. Сжимающее меня в стальных объятиях тело гибкой кошки стало ощущаться очень, очень остро. Захотелось стиснуть эту бестию в ответ, зажать, покрыть поцелуями лицо, шею, грудь… Из горла вырвался утробный рык, кажется, я даже попытался дотянуться до спутницы, чтобы перекинуть её вперёд. Естественно, ни о каком управлении в таком состоянии речи не шло — даже руль был брошен, чтобы освободить понадобившиеся для совсем иного руки. Однако кошка не дала случиться неизбежному. Меня всего скрутило спазмом наслаждения, а когда проморгался, в обзорных экранах на нас неслись отливающие зеленью кроны деревьев. Приближались стремительно, неотвратимо. Казалось — протяни руку, и коснёшься свежих, влажных листьев.

Паники не было. По телу разливалась приятная опустошённость от недавно пережитой эйфории, тело всё ещё остро отзывалось на объятия чертовки. Я сжал зубы и резко вильнул аппаратом, выравнивая полёт. Успел в самый последний момент, даже немного чиркнул по зелёному морю, и в стороны полетели «брызги» сорванной листвы. Они сверкающими на солнце каплями закружились вокруг нас, но уже через мгновение оказались далеко позади, образовав эдакое переливчатое облако. Мы выровнялись.

Конечно, я попытался возмутиться, и возмущался ровно до тех пор, пока острота возбуждения не стала нарастать с новой силой. Тут же стало не до жалоб, девочка за спиной опять была милой и желанной, ради неё хотелось совершать подвиги, хотелось быть у её ног, и целовать, целовать, целовать… На этот раз спазм удовольствия показался ещё ярче, а едва эффект от него спал, я на секунду задохнулся ворвавшейся в сознание бездонной бирюзой. Обзорные голограммы словно сошли с ума, провалив нас в небесное великолепие. Далеко не сразу понял, что вообще происходит, а поняв, вновь схватился за рукояти.

Только сейчас заметил — Мисель смеялась. В её голосе звучали нотки запредельного восторга. Куда-то исчезла обычная флегматичность оливковокожей кошки — за моей спиной оказалась лучащаяся радостью девчонка. Простая девчонка, попавшая в свою стихию и радующаяся ей, как самому светлому и дорогому в жизни. Когда же мы выровнялись, резко выйдя из вертикальной свечи вверх, меня ещё и обдало водопадом серебристых волос. Голубое и серебряное, да ещё и звенящий колокольчиком женский смех — это ли не идиллия? Если бы не одно «но» — очередная вспышка возбуждения, в очередной раз погрёбшая под собой всякие ростки здравого смысла.

В какой-то момент Миса решила сменить абстрактное удовольствие от диких гонок на удовольствие более осязаемое. Гибким движением девочка переместилась вперёд, умудрившись при этом не выпустить моей талии из своего волнительного плена. Ну а дальше… Плен стал ещё волнительней, потому что к объятиям ног добавились объятия её разгорячённого лона. Смех безбашенной кошки оборвался, переходя в какой-то птичий клёкот, в свою очередь сменившийся почти кошачьим мурчанием. Будоражащее ощущение распалённого нутра моей девочки, её жаркое дыхание над ухом — показали всю ущербность импланта. Ощущения реальной, живой, активной кошки в моих объятиях оказались в десятки раз острей. От них накрыло так, что я мог лишь рычать — пока спутница не вывела меня из любовной лихорадки за считанные секунды до очередного столкновения…

Будь я менее стойким душевно, не пройди приютскую школу жизни, где порой каждая минута — что шаг по минному полю, наверняка бы поседел. Мисель куражилась минут двадцать, но это время субъективно воспринималось вечностью. Мои вялые из-за постоянных эмоциональных разрядок попытки призвать ненормальную гонщицу к порядку разбивались об очередной взрыв звенящего серебряным колокольчиком смеха. Иногда девочка переходила на вкрадчивый шёпот, и тогда я, казалось, кончал от одного лишь звука её голоса. В общем, эта бестия оказалась совершенно непрошибаема.

Только когда машина коснулась земли и замерла здесь в шатком равновесии гравитационной тяги, эмоции сделали своё дело. Тело сотрясли спазмы адреналинового отходняка, а следом за ними сознание заволокла алая дымка звенящей ярости. Ярость переполняла, рвалась наружу, спеша излиться на глупую кошку, устроившую эту дикую, непредставимую игру. Устроившую без моего ведома. Наплевавшая на все мои возражения и попытки воззвать к здравому смыслу.

С первобытным рычанием я отодрал прилипшую к груди кошку и бросил её на руль. Навалился сверху. Задорный смех девочки перешёл в сладострастный стон, чтобы через мгновение разлететься по ограниченному пространству кабины заполошным криком. Я что-то кричал на ухо извивающейся подо мной женщине. Пытался достучаться до её затуманенного разума, но, похоже, не преуспел. Валькирия до последнего пыталась вывернуться, опрокинуть, подмять под себя, чтобы доказать через это свою правду — единственно правильную по её глубокому убеждению.