Хрупкий мир (СИ) - Котов Сергей. Страница 6

Ошибки быть не могло. Каждый раз после активации тюрвинга координаты указывали на точки, отстоящие друг от друга на десятки, и даже сотни астрономических единиц, в переводе на привычные мне земные цифры. Причем не всегда в плоскости эклиптики!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Итак, эта сфера всё-таки была кораблём. Построенным вокруг неизвестного мне тюрвинга, который, судя по всему, имел свойство переносить своего обладателя на значительное расстояние. Как именно он это делал — было совершенно непонятно. Пятимерный переход, как у создателей? Или что-то ещё?

У меня не было ответа на эти вопросы. Не было их и в журнале.

Проанализировав ещё раз конструкцию сферы с учётом новой полученной информации, я выяснил кое-что ценное.

Во-первых, этот тюрвинг мог активироваться дистанционно. Его не обязательно было брать в руки живому человеку, рискуя жизнью. Это выгодно отличало его от артефакта, который отправил в прошлое меня. Ведь тот работал только с живыми существами. Он даже заряд копил, когда я стрелял «в пустоту» на борту корабля Алисы, пока я его в себя не направил. Кстати, не связано ли это с фундаментальными ограничениями путешествий во времени? Живая материя отличается от не живой только тем, что является носителем более плотно структурированной «избыточной» информации.

«Стоп! — я одёрнул себя, — не сейчас. Важнее получить прикладную информацию. О глобальном потом»

Во-вторых, этот новый тюрвинг переносил в пространстве то, что непосредственно с ним соприкасалось. Именно поэтому навигационный прибор, скоба, нажимающая на спусковой крючок, и силовая структура самой сферы представляли собой единый монолит. Не сложно оказалось и определить сам механизм действия тюрвинга. Нужно навести «ствол» в ту сторону, куда необходимо переместиться. Нажать спусковой крючок. Интенсивность и время нажатия определяет расстояние, на которое нужно переместиться. Проще некуда.

Ещё одна книга оказалась техническим описанием чего-то вроде биологического реактора. Аппарата по переработке любой органики. Там были схемы и иллюстрации, описывающие процессы загрузки сырья и программирование аппарата. Но подробнее изучить это фолиант я не смог. От голода уже темнело в глазах. Я слишком много энергии потратил на рисование вероятностных схем интерпретации жалких крох чужого языка.

— На, перекуси, — Кай протягивал мне плитку белкового концентрата. Кажется, я проглотил её, даже забыв прожевать, — тебе нужно отдохнуть, выглядишь не очень.

Молодец, парень. Не стал донимать меня запросами сразу.

Я запил концентрат водой. А потом уснул прямо на месте, в кресле, откинувшись на спинку.

Погребальный костёр потребовал небольших, но всё-таки ресурсов, которых у нас было в обрез. Но я пошёл на это — чтобы дать Каю почувствовать, что марсианские обычаи живы. А, значит, его родной мир не сгинул в безвестности, окончательно и бесповоротно. По прихотливой иронии судьбы, этот костёр был не только проявлением вечной скорби, но и надежды.

— Они всерьез думали, что смогут восстановить свою цивилизацию тут, на Земле, — наблюдая за последними приготовлениями, я рассказывал Каю всё, что удалось узнать о погибших. На это ушло ещё два дня локального времени, — собирали органику, чтобы синтезировать пищу. В чём-то их расчёт мог быть даже оправдан, — признал я, — немного больше везения. И они вполне могли бы стать землянами. Задолго до нас.

— Удалось выяснить, что их убило? — Кай прервался на секунду, и посмотрел в мою сторону.

— Нет, — я покачал головой, — эта загадка оказалась не по зубам даже мне. На останках никаких следов насилия. А следов химических веществ внутри капсулы было слишком много. Десятки из них могли быть следами разложения ядов. А могли и не быть.

— Может, болезнь? — предположил напарник.

— Ещё менее вероятно, чем яд, — я покачал головой, — смертельные заразы оставляют следы. Даже в костях. Я бы нашёл.

— Что же — в один прекрасный момент они просто решили сесть и умереть?

— Выглядит всё именно так, — я пожал плечами, — и, если начистоту, я думаю, что тюрвинг как-то до них добрался. Им не удалось его полностью перехитрить. Или же кто-то неосторожно потрогал рукоять.

— Вот это больше похоже на правду, — удовлетворённо кивнул Кай, — жаль, что ты не рассказал подробнее про эти штуковины раньше. Что они склонны убивать хозяев. Я бы тогда не стал её хватать.

— Это вообще — дурная привычка, хватать разные подозрительные штуковины в руки, — заметил я.

— Она не выглядела подозрительной, — парировал Кай, и добавил через секунду:- всё готово. Осталось дождаться последнего луча.

Я глянул на горизонт. Огромный бордовый диск солнца уже коснулся горизонта.

— У них была база знаний. Культура. Книги. Картины. Всё-всё, что они смогли оцифровать, — заметил я, — к сожалению, их технология не была рассчитана на такое длительное хранение. Данные безнадёжно утеряны. Тут слишком сильное магнитное поле и солнечная радиация. Даже я не смог ничего сделать. И генетическая база. Эмбрионы. Я даже думать боюсь, сколько всего погибло.

— Получается, мы хороним целый мир, — Кай произнёс эту фразу тоном, от которого у меня мурашки побежали.

— Получается, так… — согласился я, — было бы здорово узнать, от чего они спасались.

— Ну, это просто, — сказал Кай, — не надо иметь сверхмозги, — он подмигнул мне, — конечно, они спасались от создателей. Добыли где-то эту штуковину. Построили ковчег. Прыгнули в пространство вне системы. Потом, как пыль улеглась, вернулись. Пытались начать всё заново.

— Возможно, — кивнул я, — одно только но. Венера в моё время не выглядит как считанный мир…

— Луч, луч! — воскликнул Кай, — держи факел!

Он запел какой-то неизвестный мне гимн на старом забытом марсианском диалекте. Я не понимал ни слова, но чужие слова на холодном ветру пустынного мира под зажигающимися яркими звёздами производили сильное впечатление. У Кая оказался сильный и приятный голос. Казалось, он поёт самим звёздам. Утешает, ворожит, лечит их раны…

5

Эон: Фанерозой

Эра: Палеозой

Период: Ордовик

466 млн. лет до Перехода

Мы впервые вынырнули из стазиса в открытом море. Поначалу я сильно удивился — как нас успело отнести так далеко от берега, но потом сообразил: видимо, наш пузырь откололся вместе с айсбергом от ледника, когда наступило потепление. И этот айсберг таял достаточно долго, чтобы мы оказались посреди океана. Датчики среагировали на неравномерный скачок внешнего давления.

Был вечер. Багрянцем полыхала половина небосвода, вторая была затянута густыми чёрными тучами. В воздухе плыла какая-то дымка; так бывает в пустыне после пылевой бури. Впрочем, это мог быть и водяной туман — температура за бортом поднималась к тропическим значениям.

Пока я был занят определением наших координат, солнце окончательно село. Я бросил быстрый взгляд в иллюминатор, и обомлел.

В небе, затмевая Млечный путь и первые звёзды, горел гигантский конический шлейф. Больше всего это было похоже на хвост кометы — только гигантского, невозможного размера.

Кай стоял рядом с приоткрытой челюстью. Небесное представление впечатлило его не меньше, чем меня.

— К… как думаешь, что это? — спросил он, справившись с первоначальным шоком.

— Сложно сказать, — я пожал плечами, стараясь держаться подчеркнуто спокойно; по правде говоря, я был на грани паники — подумал сначала, что это след падения метеорита. Конечно, я знал, что в истории Земли было несколько таких падений, но я не мог припомнить ничего, касательно такой глубокой древности. Метеориты — это одна из немногих реальных опасностей для нашего пребывания в стазисе. Если метеорит будет достаточно крупным, чтобы пробить кору, и мы окажемся в зоне удара — пузырь с нами окажется внутри мантии почти мгновенно. Тут возможно два варианта развития событий: автоматика вывода из стазиса успевает сработать раньше, чем блокиратор, реагирующий на избыточное давление, в этом случае — мгновенная смерть; блокиратор всё-таки срабатывает, в этом случае мы уносимся вперёд, в неопределённое будущее, в надежде, что тектоника рано или поздно вынесет нас на поверхность.