Звериная любовь (СИ) - Буше Таис. Страница 6
Вскоре ему захотелось большего, и он прошелся языком по нежным складкам, смакуя такой сладкий вкус Пары. Зверь внутри ликовал от счастья, желая вывернуться наизнанку, но доставить удовольствие, и я старался, вытягивал душу из Ярославы. Она тихо стонала, выгибаясь, а вскоре и кончила, как-то обмякнув.
— Ярушка, моя хорошая, — начал шептать я, но осекся, увидев, что Ярослава потеряла сознание, а нижняя губа кровит. И в одну секунду меня выкинуло в лютую зимнюю стужу, Зверь завыл от боли, пелена бесконтрольного желания спала. Сразу вспомнились и руки Яры, которые отталкивали, и тихие всхлипы, когда я оседлал ее, придавив своим немалым весом, и напряженная поза, когда я вылизывал ее.
Я же, кусок собачьего дерьма, просто накинулся на нее! Ничего даже не сказал, не прошептал на ухо о том, как она бесценна для меня, а просто диким волком принялся метить любимое тело.
В горле пересохло, и я попытался сглотнуть вязкую слюну, в которой еще ощущался терпкий привкус Яры.
Стало только хуже.
Я бережно поднял ее, отнес в спальню, одел в новое белье и укрыл, как укрывал Степку, и тихо вышел за дверь.
«Бежать», — крутилась единственная мысль в моей голове. Бежать в лес. Кинуться в овраг и сломать себе шею, раз держит такую дурную голову. Глаза мерцали желтым в темноте дома, Зверь выл и просился в лес, чтобы зализать раны на сердце, успокоиться немного, но я все не мог отойти от двери в комнату. уже спящей Ярославы. В итоге вернулся обратно, да так и сел на пол у ее кровати.
Утром меня подбросило. Я в испуге открыл глаза и понял, что сижу на полу, укрытый пледом. Ярослава уже не спала, а сидела тихо в кровати и слушала что-то в наушниках. Она почувствовала движение рядом и вынула капли из ушей, прислушиваясь к звукам в комнате.
— Ониксим, — позвала она меня по имени. Голос у нее был спокойный и мягкий, отчего ночная выходка придавила внутри каменной глыбой. Весь кислород, сука, выдавила, и я судорожно вдохнул.
— Не уходи, пожалуйста. Догнать я тебя не смогу. — Ярослава улыбнулась и протянула руку.
Я сглотнул и замер — меня не выгоняли, не игнорировали зло, не обвиняли. Со мной хотели поговорить.
— Не уйду, — пробасил я и сел на кровать, хватаясь за протянутую руку, словно утопающий. Хотелось вдруг зарычать и сказать «никогда», но я себя одернул — эти волчьи замашки и так пугают, а уж такие заверения точно окажут противоположный эффект на обычного человека. Ярослава сидела тихо и держалась за руку, не шевелясь, не ерзая нервно, была удивительно спокойна.
Я смотрел на нее во все глаза и боялся вздохнуть, чтобы рукой нечаянно не шевельнуть, мало ли, Яра решит, что мне неудобно, и отпустит мою руку, а я уже не смогу попросить взять меня снова за пальцы, чтобы не докучать, не навязываться. Не объяснишь же в двух словах, что ради Пары я кожу заживо буду сдирать, если нужно будет. Это ведь не любовь, это связь духовная. Навсегда.
— Я мало знаю о волках. — Яра нервно закусила нижнюю губу, но продолжила: — Да почти ничего. Страх у меня есть, но лишь от незнания. Сколько живу в поселке, только хорошее слышала о вас, а еще что вы очень строго соблюдаете законы и в касту свою чужаков не впускаете. — Голос ее становился тише. — А у меня с тобой договор на определенный срок, и... — Ярослава замолчала, подбирая слова. Я видел, чувствовал, как тяжело ей сейчас говорить. — И ты мне очень нравишься, хотя я даже не трогала твоего лица, но «курортный роман» заводить не хочу.
— «Курортный роман»? — растерявшись, спросил я. Где-то на подкорке я примерно понимал, о чем говорит Яра, но хотел не домысливать, а знать точно.
— Краткосрочные отношения, — тихо ответила Ярослава и сжала губы в линию. Я слышал заполошный стук ее сердца, и так больно тянуло свое при этом, что сил сдерживаться уже не было. Я рыкнул и быстро оказался около Ярославы, целуя эту сжатую линию губ.
— Не надо, не делай так, мне очень больно видеть твою тревогу, — шептал я в перерывах между поцелуями. — Ярушка, никаких краткосрочных отношений. Ты моя драгоценная Пара. Прости, но я никому тебя не отдам, даже если сама попросишь. Я не смогу.
Я поднял дрожащие руки Яры и положил на свое лицо. Тонкие пальцы нежно и аккуратно прошлись по всем выступающим участкам, а потом вернулись на скулы.
— Ты очень красивый, — прошептала Яра, но я лишь улыбнулся и ответил так же тихо:
— Это ты очень красивая, моя Ярушка!
Почему-то говорить громче не хотелось, только шептать, чтобы сидеть вот так рядышком и не отодвигаться, вслушиваться в каждое слово и наслаждаться близостью. Кто-то из стаи говорил, что от Пары сносит крышу и на уме лишь секс, чтобы пометить, присвоить — Зверь вырывается на свободу. Но у меня все было иначе. Мой Зверь хотел быть рядом, свернуться калачиком и оберегать, слышать эти размеренные вдохи и выдохи. И шептаться, рассматривая любимое лицо. Яра, несомненно, чувствовала мой взгляд, поэтому слегка опускала лицо, чтобы уйти от жадного взгляда влюбленного вервольфа.
— Прости меня за вчерашнее. Я напугал тебя?
Яра кивнула, сглотнула, но сказала прямо:
— Меня напугал не ты сам, а воспоминания. Ко мне часто приставали, когда я еще видеть могла, а уж потом нападки участились. Раз слепая, значит, плевать с кем. А мне не плевать, я хочу своего человека найти. Или волка, — добавила, застеснявшись собственной прямолинейности, Ярослава, а потом как-то погрустнела: — Жаль, что слова не все понимают.
Сразу вспомнился тот разговор про Игоря, и я зарычал тихо от ненависти к этой мрази. Беспомощных нужно оберегать, раз сила тебе такая дана и возможности, каждый волк с рождения это правило знает, но у людей все не так. Человек — ошибка природы, все в нем есть, а душа только у каждого десятого почему-то. И вечно на какие-то животные инстинкты кивают, совершив злодеяние. Да будто есть у них эти инстинкты! Были бы, то о родителях заботились и детей своих любили.
Яра ласково провела по моим волосам, успокаивая взбаламученное дно моей памяти, но я уверенно сказал:
— Больше ты Выстроцких не встретишь. Уж я все связи подниму, но их из поселка выставлю. Давно пора их убрать, а теперь, когда ты сможешь стать моей официальной Парой, то и опека их закончится. Ты же станешь? — почти скуля, спросил я.
Ярослава замерла, подбирая слова:
— А если... если я откажусь, что тогда будет?
Я окаменел и глухо ответил правду, что уж ее скрывать:
— Я умру без тебя.
И уже приготовился к неверию, к снисходительной улыбке, от которой будет тошно — люди не верят словам, а у волков только они и есть, чтобы попробовать рассказать, как все внутри горит и плавится от близости со своей Парой. И как это смертельно мучительно потерять ее.
Но Ярослава схватилась за меня, навалилась, залезая на колени, и прижалась со всей силой к моей груди.
— И я умру, — всхлипнула она. — Потому что не представляю, как без тебя теперь жить буду. Без Степы. Ты мне настоящий дом подарил. Взял и впустил в свое логово. Отогрел. Как к равной относился. Я каждый прожитый день ненавидела, что он проходит так быстро, приближая меня к сентябрю. Ты невероятный...
Я впился в губы Яры. Не нежно, а по-волчьи грубо, присваивая. Даже, если Ярослава только влюбилась в образ, в ее мечты об идеальном мужчине, то ничто не помешает мне им стать. С человеческой Парой это был единственный плюс. У волков любишь-не любишь, но раз Луна свела, то уживайтесь, ищите общую тропу. А человек чист, как первый снег, с ним можно свою собственную тропу протаптывать, лаской и заботой взрастить и укрепить любую симпатию, чутье подскажет, Зверь почует направление.