Умереть и встать (СИ) - Камински Аделина. Страница 18

— Так-то лучше, — удовлетворенно похвалил блондин. — На счет три. Раз, два… три.

Бойкая и веселая мелодия затопила пространство покоев наследника. Руки обоих пианистов скакали по клавишам в тональности ля мажор. Высокие переливы, тонкие, как звон колокольчика рождались игрой принца Готтьера, а низкие, но не менее веселые аккорды — игрой графини Понтилат. Девушка даже на клавиши не смотрела, прикрыв глаза и улыбнувшись краешками губ. Парню клавиши оказались так же неинтересны, ведь лицо возлюбленной было куда более завораживающим зрелищем.

Только в середине пьесы Анна-Мария опомнилась. Выдернула саму себя из фантазийной игры и резко сняла пальцы с клавиатуры. Принца это нисколько не обидело. К подобному негативу он был практически невосприимчив.

— Это ведь она, — по-доброму усмехнулся Его высочество, а искорки в его глазах вспыхнули еще ярче. — И я даже знаю, что ты сочинила эту…

— Где ты взял ноты? — левая рука графини сжалась в кулак, но дрожать не перестала.

— Нигде, — мотнул принц головой. — Ноты я подобрал сам. На слух. Но ты всё еще остаешься лучшей пианисткой в королевстве.

— А ты — лучшим художником? — нехотя вернула девушка комплимент.

— Возмо-о-ожно, — прищурившись, протянул Дориан. — А потому… сейчас я покажу тебе кое-что еще. Уверен — тебе не понравится, но ты должна его увидеть. Чтобы понять, что я имею в виду, говоря про маску, которую ты носишь.

— Это совсем не обязательно, — повела носом графиня, но ее вновь схватили за запястье и самым варварским, как ей показалось, образом потащили к книжным шкафам.

Однако читать Дориан в настоящий момент не собирался. Дернул одну книгу, затем вторую, третью, а после того, как рука его вытянула с полки четвертый по счету корешок, последний шкаф в ряду с тихим шелестом отодвинулся в сторону.

— Тайный ход? — искренне удивилась Анна-Мария.

— Мы с Азусой знаем все тайные проходы во дворце, — похвастался принц, юркнув в темноту и, разумеется, утащив свою пассию за собой. — Этот прежде вел в пустую комнату, другого входа в которую нет. Но теперь эта комната не пустует. Там — моя тайная мастерская.

Да, так графиня и знала. Знала, что очаровательный тихушник и любимчик королевского двора на самом деле скрывает не одну тайну. Ходы за стенами, комнаты, в которые так просто не попасть. Это ли не доказательство, что убийца прямо сейчас держит девушку за руку? Нет, нужно было собрать больше доказательств. И в этот раз остаться в живых.

— Тайная мастерская? — прищурившись, переспросила Анна-Мария. В темноте не видно ни зги, но Дориан точно знает, куда идет. — Зачем она тебе, если во дворце есть своя мастерская?

— От академической живописи уже в глазах рябит, — усмехнувшись, пожаловался Его высочество, упорно идя вперед по скрипучему полу потайного перехода. — А я хочу писать народ. Хочу писать деревни, легкий дымок из труб, заросшие водорослями озера, небо в тучах. И тебя, Энн-Мэй.

Сердце девушки пропустило удар, но в следующее мгновение вновь налилось свинцом.

— Моих портретов и так полно. Совсем не обязательно мешать меня с народом и дымом из труб.

— Но не таких, — с придыханием сообщил мне принц.

В тот же момент хлипкая дверь перед графиней отворилась. Огнивом блондин зажег все свечи в подсвечнике, стоявшем на столе, и, взяв его в руки, вытянул перед собой.

Взгляд даже не знал, за какое из полотен зацепиться. Сколько же времени Его высочество провел в своем тайном убежище, увлекаясь написанием позорных сюжетов? Прачки стирают в реке белье, кухарки стряпают на королевской кухне в заляпанных жиром передниках. Простая девчонка лет десяти из трущоб позирует с пышной красной розой в руках. А вот нос пиратского флагмана разрезает бушующие волны, борется с неуправляемой стихией.

Но одна единственная картина заставила Анну-Марию сойти с места, приблизиться к высокому полотну на расстояние вытянутой руки и расширить глаза от страха и ужаса.

Это она! Ее лицо, ее волосы и даже одно из любимых платьев, складки которого вырисованы так тщательно, что, кажется, дотронься, и ткань заструится под пальцами, как настоящая. Но кое-что в этом портрете вызывало тревогу и неподдельную панику.

— Я не такая, — наконец-то обрела графиня дар речи. Дориан встал рядом, сложив руки за спиной. — Совсем не такая. Эта улыбка… а взгляд. Это не мой взгляд. Это взгляд простушки, которая от голода не может нарадоваться краюхе черствого хлеба. Отвратительно.

— Голод и хлеб здесь не при чем. — Голос Его высочества стал едва слышен. Свистящий шепот. — Я написал тебя такой, какой вижу. Именно так ты будешь выглядеть, если снимешь свою маску. Нежная улыбка, чистый и ласковый взгляд. Ведь Энн-Мэй, что живет внутри тебя, загнанная обстоятельствами на самую глубину… она такая. Честная и открытая, любящая и…

— Хорошая попытка промыть мне мозги, Ваше высочество, — резко оборвала его Анна-Мария, топнув ногой и скрестив руки на груди. — Немедленно избавься от этого убожества, если не хочешь, чтобы твое тайное логово сгорело дотла! Вместе с твоими «шедеврами», — процедила она последнее слово сквозь зубы. — Король из тебя будет, как из меня куриная запеканка: представить такого невозможно.

— Энн-Мэй…

— И прекрати называть меня так! — гаркнула девушка ему прямо в лицо, до сих пор косясь на картину, которая ей еще долго в кошмарах будет сниться. — Я не простушка какая-нибудь! Не девка из гнилых трущоб! Для тебя и для всех, не обделенных титулами, я — Анна-Мария. Для других — госпожа Понтилат. И никак иначе. Чтобы я еще хоть раз, еще хоть раз…

— Энн-Мэй…

Пришлось графине испуганно отскочить в сторону на добрый метр, когда принц упал перед ней на колени. Но взгляд сверху вниз на особу королевской крови парализовал привыкшую к дворцовому этикету девушку.

— Что я делаю не так? — сипло осведомился Дориан, и жилка под левым глазом Анны-Марии нервно задергалась. — Вероятно, никто кроме меня не замечал моментов, когда ты позволяешь настоящей себе вырываться наружу. Когда ты с улыбкой смотришь на парящие хлопья снега, когда вдыхаешь цветочный аромат и краснеешь при этом, будто делаешь что-то непристойное. Когда увлекаешься игрой на рояле и хотя бы ненадолго прекращаешь бояться того, что тебе причинят боль.

— Я не боюсь боли! — в сердцах вскрикнула графиня, сжав кулаки и резко вздернув подбородок. — Я ничего не боюсь. И никогда не боялась. Я знаю, кто я такая. И какой властью обладает одно мое имя. Одно. Мое. Имя.

— Твое имя… может быть, — отвел Дориан опустошенный взгляд. — Но сама над собой ты власти не имеешь.

— Что?! Да как ты… да как вы, Ваше высочество?..

— Дориан, — поправил девушку принц. — Просто Дориан. Твой Дориан.

— Мой Дориан может идти отсюда прочь! — взмахнула графиня рукой. — Хотя, это я пойду прочь. Потому что пока эта уродина смотрит на меня, — ткнула пальцем в холст, едва не проткнув картину насквозь, — мне хочется удавиться! До встречи, Ваше высочество. Благодарю за уничижительный экскурс в глубины моей души. Ложный!

Подобрав подол, хмыкнув и громко цокая каблуками по полу, Анна-Мария гордо покинула тайную мастерскую, прихватив подсвечник с собой. Затем вернулась, поставила его обратно на стол, достала из него одну свечу и снова вышла. Не оставлять же наследника престола впотьмах. Не ровен час, навернется, а вся вина ляжет на плечи поздней гостьи.

— Энн-Мэй, — поднял парень взгляд на мягко улыбавшуюся ему с портрета графиню Понтилат. — Эх, что же я делаю не так?

Затушив свечу у самого выхода из потайного хода, Анна-Мария бросила ее на пол и поспешила как можно скорее ретироваться из покоев бывшего жениха.

Сначала старуха со своими глупыми страшными сказками, теперь принц, уверенный в том, что его возлюбленная — ангел во плоти. Нет, нет, нет. Ее просто второй раз решили сжить со свету. Теперь уже моральным давлением. А положить всему этому конец можно лишь узнав истинное лицо убийцы. Восстановить справедливость, доказать хотя бы самой себе, что это — никакое не проклятье…