Слезы небес - Мартин Чарльз. Страница 3

Последние год-два или даже три были нелегкими. Он больше времени проводил на работе, чем дома. Его не бывало дома несколько недель подряд, порой он пропадал на целые месяцы. Элли прекрасно понимала, что думают люди… что с ней попросту тяжело жить.

Теперь ей предстояло решать вопрос с похоронами. В том числе, что ей класть в гроб. Но всякий раз, когда она пыталась мысленно попросить у него прощения, ей отвечало навязчивое и оглушительное эхо. Увы, последние три слова, которые она сказала Джейку, были отнюдь не «Я люблю тебя». Ее последние слова, обращенные к нему, были пропитаны ядом злобы.

И от этого яда не было исцеления.

Глава 2

В пятистах шестидесяти пяти милях к северо-востоку от мыса Сен-Блас на склоне горы Маунт Митчелл в Северной Каролине Хуан Педро Перес закурил сигарету. Его пальцы и лоб были сплошь покрыты шрамами, а под рубахой было еще как минимум двадцать таких отметин. Он искусно владел ножом, но эти уроки стоили ему дорого.

Уроженец Хуареса, он впервые перешел границу в возрасте шести лет и большую часть пути был вынужден тащить на себе свою сестренку. Теперь ему было тридцать, и он потерял счет таким ходкам. Хуан Педро вырос в полях. Устав от бесконечных часов под палящим солнцем и бесчисленных несбывшихся надежд, он как-то ограбил у границы фермера, забрал его ружье и научился им пользоваться.

И вскоре стал наемником. Перевозчиком наркотиков с опытом боевика. Этот его талант, холодный цинизм уголовника не остались без внимания. Те, кто стоял на самом верху «пищевой цепочки», взяли его под свое крыло и помогли завести нужные связи. Когда за ним началась охота, его хорошо прикрывали. Вскоре Хуан Педро уже торговал самостоятельно.

Подперев подбородок левой рукой, он сидел на переднем сиденье старого грузового «Форда» – впалые щеки, темные жестокие глаза. Он выдыхал через нос сигаретный дым, и тот струйкой поднимался вверх в открытое окно машины. Хуан Педро вертел на правом бедре бронзовую зажигалку «зиппо», открывал ее, зажигал и тут же захлопывал. И так раз за разом. Сидевшая рядом с ним на переднем сиденье женщина наблюдала не столько за вращением зажигалки, сколько за его рукой.

Каталине было двадцать восемь лет, или, по крайней мере, она так сама считала. С Хуаном Педро они познакомились, как ни странно, в церкви. Она хоронила мужа, а Хуан Педро перевозил очередной груз, и церковь служила ему в качестве удобного прикрытия и надежной гавани. О чем Каталина, разумеется, не догадывалась. Диего, за которым она была замужем, был достойный, законопослушный мужчина, и она искренне любила его.

Они поженились, когда ей было восемнадцать, а ему двадцать восемь. Он был зубной врач. При его честности, низких расценках, круглосуточном рабочем дне у него была масса пациентов, но почти не было денег.

Хуан Педро глянул на ее длинное платье и красивые черные глаза, а потом на простой деревянный гроб, в котором лежал ее муж. И указал на север в направлении границы.

– Америка?

Она посмотрела на двоих своих детей, пустыми глазами смотревших на гроб. Затем на тот ад, который теперь окружал ее, и подумала, что ничего хуже уже быть не может.

Как же она ошибалась!

Пять лет спустя у нее уже была ее Америка: старый раздолбанный грузовик в качестве дома и пистолет Хуана Педро вместо подушки. Его образ жизни не отличался разнообразием: он отвозил Каталину и детей в поселок сезонных рабочих, бросал их жить в лачуге, а сам исчезал на несколько недель или месяцев. Парочка его дружков присматривала за ними до того момента, когда он, без всякого предупреждения, возвращался с карманами, набитыми наличностью, и початой бутылкой текилы. Так Каталина и жила, переезжая с места на место: из Техаса в Нью-Мексико, а оттуда в Алабаму, Луизиану, Джорджию или Южную и Северную Каролину. Она была свидетельницей двух десятков кровавых драк с поножовщиной. Он обожал стоять над поверженной, дрожащей, истекающей кровью жертвой. С коварной улыбкой на губах. Пока с лезвия капала кровь.

Его любимым оружием был шестидюймовый нож для свежевания туш фирмы «Декстер-Рассел». Настоящий мясницкий нож. Он научился им пользоваться на бойнях. Изогнутое лезвие. Деревянная ручка. Углеродистая сталь. Острая, как бритва. Пистолет был Хуану другом, нож – родным братом.

Первые ее две попытки сбежать были неудачными. Лишь спустя почти месяц она снова могла дышать полной грудью. В третий раз он едва не убил ее на глазах у обоих детей.

Будь дело только в ней, она бы на все закрыла глаза, но видеть ужас, застывший в глазах детей, было выше ее сил. Поэтому она поднялась с пола и покорилась. Несмотря на то, что после удара перед левом глазом все до сих пор расплывалось.

Хуан Педро не любил ее детей. Он вообще не любил детей. Пока они не доставляли ему особых забот и не стоили больших затрат, он позволял им жить вместе с Каталиной, но она прекрасно понимала, что долго так не продлится. В его жестоком мире дурные люди покупали детей как товар, и Хуан Педро уже наверняка получил аванс.

Диего было десять. Коротко стриженные, иссиня черные волосы. Очки с толстыми стеклами в черной оправе. Квадратная челюсть. Унаследованный от отца мягкий взгляд. Скрестив ноги, мальчик сидел на заднем сиденье с томиком вестерна Луиса Ламура с оторванной обложкой, молча кусал нижнюю губу и был готов в любую минуту обмочиться. На людях он называл Хуана Педро «папа». Наедине вообще никак к нему не обращался.

Габриэлле было семь. Длинные, черные, спутанные пряди, свисающие ниже плеч. Грязное тело, чумазое лицо. Девочка не мылась уже целых три недели. А еще у нее сыпь, о которой ей не хочется говорить. Молча прикусив верхнюю губу, она сидит на корточках и готова расчесать кожу до крови.

Кроме блестящего пистолета, засунутого спереди под ремень, у Хуана Педро за спиной был еще револьвер. Третий пистолет приклеен липкой лентой под передним сиденьем, четвертый засунут за приборную доску.

На полу вдоль заднего сиденья лежали два дробовика, а под детским сиденьем спрятаны еще три ствола. В машине также имелся двойной пол. В этой щели хранились несколько тысяч патронов и наличность. Зная, что многие ненавидят и даже желают его смерти, так просто сдаваться Хуан Педро не собирался. Уж если ему и суждено умереть, он уйдет, окутанный сиянием славы.

Температура была чуть выше нуля. Каталина смотрела в окно, глядя, как ледяной дождь хлещет по ветровому стеклу. Они ехали уже целую ночь. Уже вторую подряд. В такую погоду не будет никакого «урожая», но она не осмеливалась говорить очевидное.

Хуана Педро посылали либо забрать товар, либо доставить его. И их жизнь превратилась в серию бесцельных перемещений.

Нежно положив руку поверх его руки, Каталина прошептала:

– Хуан, у детей нет одежды для такой поездки.

Он искоса глянул на нее, потом обернулся на заднее сиденье, где Габриэлла уже начала дрожать от холода. Он прибавил скорость, щелчком выбросил из окна докуренную сигарету и покатил дальше.

– Диего нужно выйти, – прошептала Каталина.

Хуан Педро с раздражением взглянул в зеркало заднего вида. По его мнению, мальчишка был слишком избалован. Нытик и плакса. Неплохо бы его закалить.

Въехав в Спрюс-Пайн, Хуан Педро затормозил у местного секонд-хенда. Вытащив из переднего кармана пачку стодолларовых банкнот, он выудил из нее двадцатидолларовую бумажку и, протянув ее Каталине, кивнул на дверь. Когда же она жестом велела детям следовать за ней, он протянул руку и отрицательно покачал головой.

Дети не пошевелились.

Каталина быстро отыскала два поношенных мужских пуховика и две пары женских спортивных брюк с начесом. Брюки были слишком велики и длинны, но дети их подвернут, если нужно. Каталина положила ворох одежды на прилавок, и продавщица, которую, судя по бейджику на груди, звали Мёртл, оформила покупку.

– Двадцать девять долларов девяносто шесть центов.

Повернувшись спиной к окну, чтобы ее движения были не видны с улицы, Каталина достала из-за резинки трусов спрятанные там семь долларов, развернула их и молча протянула Мёртл двадцать семь долларов. Та впервые посмотрела на Каталину поверх очков. Похоже, покупательница не произвела на нее впечатления. Постучав концом карандашика по зубам, она взглянула на стоящий перед входом в магазин грузовик. В кабине, над рулевым колесом пульсировал огонек зажженной сигареты. Затем Мёртл заметила детей. Выгнув бровь, она почесала голову под высокой прической «улей», затем быстро нажала несколько кнопок.