Князь моих запретных снов (СИ) - Штерн Оливия. Страница 24

- А! вот и вы, Ильсара. Ну что, готовы? Рокрет уже спрятался. Мы с вами пойдем искать.

Я по привычке слегка поклонилась, самую чуточку, все еще нервно разглаживая полы жилетки и неосознанно пытаясь натянуть ее пониже. Гвейла, заметив мой жест, усмехнулась.

- Подходите сюда, Ильсара, - она поманила меня точеным пальчиком, - для вас уже все заготовлено. Будем повторять, какие шаги необходимо сделать, чтобы создать привязку, или так вспомните?

Я вздохнула. И решила, что не буду пытаться выглядеть самой умной и уверенной в себе.

- Давайте лучше повторим, - попросила нерешительно.

- Ну хорошо, давайте, - в голосе мастера Шиниас я не услышала ни толики насмешки, наоборот, кажется, он стал звучать теплее.

Я зажмурилась на минуту, чтобы не видеть эти уродливые «плетенки».

- Сперва мы должны удостовериться в том, что искомый объект не мертв, - начала я, - то есть, предмет, ранее ему принадлежащий, не производит холодных волн.

- Это в случае, если в Долину ушел человек, - напомнила терпеливо Шиниас, - а что, если только душа, которую еще можно вернуть?

- Возможно чередование, и чем дальше ушла душа, тем больше будет холода, и…

- И-и?

- Мы обязаны пытаться его вернуть, пока на протяжении часа придет хотя бы одна теплая волна, - сказала я, - но сейчас… Мы будем пытаться привязаться к мастеру Шезми, он точно жив, и поэтому я ожидаю только тепло, короткие пульсирующие волны, как бьется сердце.

- А привязка? – Гвейла прищурилась, склонила голову к плечу.

- Чтобы создать привязку, я должна обратиться к частице Энне-аша и почувствовать всю ее необъятную ширину. Она подобна волне, и катится вперед, позволяя ощутить искомый объект, владельца вещи. Привязка происходит тогда, когда волна возвращается обратно. Мое сердце связывается с сердцем того, кого мы ищем.

- Идите, - видимо, мой ответ вполне удовлетворил мастера Шиниас, - ты вполне готова. Я, честно говоря, удивлена тем, как быстро ты все усваиваешь, но… видать, есть в тебе что-то…

И умолкла задумчиво. А я подумала, как хорошо, что никто не знает о том, что Винсент мне помогает, иначе неприятностей не миновать.

Ригерт учтиво распахнул передо мной дверь в проволочную клетку, и я храбро шагнула вперед, навстречу опасностям.

Сразу же стало сумрачно, проволочное плетение было настолько густым, что сквозь «крышу» проглядывали только мелкие осколки летнего неба. Я невольно обхватила себя руками, когда Ригерт прикрыл проволочную дверь.

- Зачем это, мастер Шезми?

- Что – это?

- Почему это все в колючей проволоке?

Он понимающе улыбнулся и размел руками.

- Видите ли, случалось, что вслед за сноходцами и хорши увязывались. Да там и помимо хоршей интересные твари бывают, такие, что залюбуешься. А проволока их сдерживает, до тех пор, пока помощь не подойдет.

Наверное, в этот момент выражение моего лица было весьма красноречивым и полностью отражало все то, что я могла подумать о Долине, хоршах и необходимости в эту Долину лезть, потому что Ригерт рассмеялся.

- Не бойтесь, я ж с вами пойду. А я кое-что умею, - и похлопал себя по перевязи, на которой висела тяжелая шпага, - ну, идите сюда, ближе.

Он, решительно тряхнув рыжей челкой, достал из кармана плоскую коробочку и, держа ее на ладони, раскрыл. Я потянулась ближе, заглядывая: на дне коробки лежал перстень-печатка из серебра с чернением. Все было по-честному: именно его я часто видела на пальце Рокрета Шезми.

- Приступайте, Ильсара, - твердо сказал Ригерт.

Я потерла стремительно леденеющие пальцы. Великие Все! Мой первый выход в Долину Сна. Страшно, так страшно, что под ребрами хрустко и колко, а ноги и руки немеют. Перед глазами серые мурашки. А вдруг не получится? Что мне скажут?

- Приступайте, - повторил Шезми, протягивая мне коробку с перстнем.

Я сглотнула и взяла его в руки, зажала меж ладоней.

Трудно, почти невозможно объяснить, что ощущает сноходец, держа в руках вещь того, кто ушел в Долину. Ощущая твердые грани печатки, я чувствовала, как по ладоням медленно разливается пульсирующее тепло, словно «тук-тук-тук» маленького сердечка. Как странно. А от моего домика в хрустальном шаре шло просто тепло, непрерывное, словно сердце Винсента и не билось, а замерло, при этом оставаясь живым. Как так? Я невольно нахмурилась, отвлеклась, и тут же пульсация стала утихать.

- Теряешь его, Ильса, - прикрикнул Шезми, - о чем думаешь?

О чем, о ком… О том, к кому бегаю каждую ночь. С кем не могу наговориться. Просто жуть, в самом деле.

Собравшись и сосредоточившись, я снова вернула ощущение мягкой горячей пульсации в ладонях. Теперь… надо обратиться к частице духа Пробуждения, что живет во мне. Нас и этому учили. Задержать дыхание, заглянуть внутрь себя. Что-то вроде короткой медитации, когда в груди, подобно вспышке падающей звезды, откликается нечто, что никогда не принадлежало лично тебе, а часть чего-то другого, очень большого, почти необъятного.

И, ощутив краткий всплеск ответа, я послала первую волну, которая должна была вернуть мне привязку к Рокрету Шезми.

Мгновение. Другое. Как же далеко он забрался?

Волна ушла, время шло, и не торопилась возвращаться.

- Мастер, - растерянно позвала я.

И в тот же миг меня тяжело толкнуло в грудь, сминая, выбивая дыхание. И стало больно – так, словно под грудину засадили тонкую иглу. Или рыболовецкий крючок.

- Вижу, что получилось, - проворчал над ухом Шезми, - теперь давай, открывай вход.

Открытию входа учил уже лично он.

Снова, обращаясь к духу Пробуждения, нужно провернуть вокруг себя этот мир, и там, в завершении поворота, будет щель, куда и нужно шагнуть.

Я выдохнула. Глаза щипало от слез, потому что привязка оказалась на диво болезненной. Быстро отдала перстень, сунула в руки Шезми, даже не глядя, затем, вытянув вперед ладони, попыталась раскачать реальность вокруг себя.

Легко сказать – раскачать.

Реальность – это не детская колыбелька. Она тяжела, словно каменный дом, даже тяжелее. Но тут внезапно на помощь пришел дух Пробуждения, и мои руки обрели силу тысяч рук. Мир вокруг меня качнулся, и я почти без усилия повернула его вокруг себя, подталкивая.

Поплыли куда-то в сторону проволочные стены, все закружилось, и в самый последний миг я действительно увидела узкую щель, где словно бы клубился пар.

- Шагай! – рявнул прямо в ухо Ригерт, - да не смотри, а шагай! Быстро!

Я захлебнулась воздухом, который вдруг стал вязким. Паника нарастала, щель все еще плавала перед глазами. Но… сделать шаг?

Все решил Шезми. Сильный толчок в спину – и я проваливаюсь, проваливаюсь куда-то…

Наверное, я кричала. И, наверное, именно поэтому Ригерт зажал мне рот ладонью, шипя что-то гневное на ухо, крепко прижимая к себе…

Колени болели острой, дергающей болью. В ладони впились мелкие острые камни.

И в груди, там, где зацепился крючок привязки, пекло.

Стоя на четвереньках, я осторожно приподняла голову и осмотрелась. Выдохнула с некоторым облегчением, когда по правую руку от себя увидела Ригерта. Он, кряхтя и потирая ушибленный бок, поднимался с земли.

Мне тоже следовало бы подняться, но голова кружилась, и каждое неловкое движение вызывало приступ тошноты. Поэтому я, глубоко дыша, замерла как коровка в стойле, и медленно, очень медленно обвела взглядом местность, куда нас забросило.

Это и была та самая Долина Сна.

И, надо сказать, была она прекрасна.

Мы находились на небольшом возвышении, что-то вроде холмика, заросшего мягкой травой. Над нами нависало небо нежно-сиреневого оттенка, как бывает в сумерки, я невольно поискала полоску заката – но не нашла, словно здесь никогда и не бывало солнца. Высоко, словно вплавленные в сизое стекло, застыли редкие перистые облака, и это все, что можно было увидеть в небе – ни звезд, ни птиц. Ничего.

Под этим неподвижным куполом простиралась огромная, что и взглядом не охватишь, холмистая равнина. Холмы расходились мелкими волнами, и, словно в тон небу, все было сиреневым от множества мелких цветочков.