Хозяйка замка Уайтбор (СИ) - Волгина Алёна. Страница 49

Неужели мы спасены? Я чуть с ума не сошла от счастья, и вместе со мной радостно вскрикнула вся долина. Я слышала, как поют деревья, птицы, камни, и сама могла запеть в тон любому из них. С неба сыпались жирные клочья пепла, оседая на плащах бешено скачущих всадников. Хупер стремительно утягивался обратно за горизонт. Мне хотелось видеть погоню, увидеть все вместе и сразу! Я была ветром, кустом армерии, камнем, птицей, кувыркающейся в воздушных потоках, и мышью, притаившейся под корнями… Я совсем запуталась в превращениях, но всей душой любила каждое из своих обличий. Как же это прекрасно — чувствовать себя живой!

***

…Когда я прихожу в себя, долина и лагерь фейри отчего-то видятся сверху. По земле тянутся длинные полосы выжженной травы, кое-где обугленными скелетами торчат кустики дрока. Зато мерзкого гнилостного тумана нигде не видать: то ли весь развеялся, то ли сбежал зализывать раны. Я вижу, как всадники медленно возвращаются из погони. Прежде всех ищу взглядом отца — и, к своему облегчению, нахожу его: целый и почти невредимый, он стоит, опираясь на руку Моранн. А рядом с ним стоит — надо же! — Робин Уэсли, держа в поводу крупного черного жеребца. Из-за дядиной спины выглядывает любопытная физиономия Джоэла… Как! И он тоже здесь?! Возле ног мальчишки жмется белоснежный пес. Неужели это Белс? Его прямо не узнать. На Другой Стороне он избавился от репьев и обрел новую чистую шкуру.

Тут я смотрю на собственные ноги, и едва не падаю с ветки, на которой, оказывается, сидела. Вместо пальцев — крошечные когти, вместо привычной одежды — жалкие перышки. Шаткая опора уходит из-под ног, и я инстинктивно бью крыльями (крыльями?!), пытаясь удержаться. Что со мной случилось? Кто я?

Обретя хрупкое равновесие в кусте боярышника, я снова всматриваюсь в людей, собравшихся внизу. Сиды выстроились полукругом, в центре которого находится Королева. А перед ней — тут мир на секунду снова опрокидывается в моих глазах — перед ней стоит Кеннет! Его сюртук слегка испачкан пеплом, волосы растрепаны, на щеке черный след от сажи, однако держится он так же невозмутимо, как в светской гостиной, с доброжелательным спокойствием эшентаунского джентльмена.

Эта сцена похожа на сбывшийся худший кошмар. Где же Эйнон? Как он мог его сюда допустить? Сид угрюмо стоит в стороне, скрестив руки и поджав тонкие губы. Он явно недоволен происходящим, но вмешаться не смеет. Остальные тоже не вмешиваются. Что бы ни происходило между Кеннетом и Королевой, это теперь касается только их. Я пытаюсь сосредоточиться, чтобы услышать их разговор:

— Соглашайся, — шелковым голосом мурлычет Мейвел, — и ты получишь любой дар, какой пожелаешь. Я сама надену на тебя корону, которая охранит тебя в ночи и на солнце, в битве и в пути. Сила и власть навечно пребудут с тобой, и я тоже буду твоей…

Кеннет вежливо, но непреклонно качает головой:

— Я пришел сюда за Энни.

По прекрасному лицу Королевы скользит проблеск досады, и она поспешно опускает голову, пряча недобрую усмешку. Но я-то вижу, что она притворяется! Кеннет ничего не замечает. Он слышит только ее голос, исполненный неподдельной грусти:

— Мне так жаль, герой, но ты опоздал. Анна Уэсли стала частью этой земли, ее душа будет вечно жить среди нас, о ее подвиге мы сложим печальные песни…

Что?! Мои эмоции сложно выразить словами. Что она несет? Моя душа пока еще при мне! Что за грязное колдовство?! Я так зла, что готова когтями вцепиться ей в волосы. Забив крыльями, падаю с ветки… и внезапно меня придавливает к земле! Я больше не птица. Мои корни тянутся вглубь, жадно вбирая воду, листья поворачиваются к свету. «Но я все еще здесь!» — кричу я. Только никто не слышит.

Вдруг все тело пронзает резкая боль. Я чувствую, как железные лопаты кромсают глинистые валы, как сгорает на солнце вырванная с корнем трава. Боль туманит рассудок, наполняет каждую клеточку тела и, почти отключившись, я успеваю подумать: «Кажется, мистер Гимлетт все-таки добрался до Лабиринта».

Королева тем временем шепчет негромко, словно поет:

…Она — наконечник копья в бою,

Заветное слово, дарующее победу,

Она — рыба в ручье и озеро на равнине,

Тугой кремень, высекающий яркие искры…

Она — россыпь цветов и солнечный свет,

Кто сочтет, сколько лет он будет литься на землю?

Этот вкрадчивый шепот проникает в самое сердце. Хочется закрыться от него, зажмуриться, но у меня нет ни рук, ни глаз, а каждый удар по Лабиринту почти вышибает сознание. Заклинания, произнесенные Королевой, все крепче привязывают меня к этой земле. Если она не прекратит, я останусь здесь навечно! Птицей на ветке, сухой травой, водяной рябью в озере… Что это будет за жизнь — каждый день умирать, возвращаясь снова и снова! Оглушенная болью, я пропускаю момент, когда Кеннет вдруг подхватывает напев:

Она — песня, которая звучит во мне, когда все умолкают,

Огонь в очаге, который никогда не погаснет,

Она — дорога, бегущая через всю мою жизнь,

Мое слово, которое тяжелее меди,

Она — вкус яблок и земляники,

Предчувствие улыбки, заставляющее сердце биться чаще…

Он смотрит Королеве прямо в лицо — смело и уверенно, без тени сомнения:

— Ты серьезно думаешь, что я ее не найду? Думаешь, я не узнаю ее в любом обличье?

От его слов Мейвел как-то скисает, но теперь мне становится еще тревожней. «Ох, Кеннет, — мысленно умоляю я, — будь осторожен!» Королева коварна, ее мысли — как змеи в траве! Мое сердце готово разорваться от любви и страха, тем более сильного, что боюсь я не за себя. Кеннет протягивает руку — и я рвусь к ней, цепляюсь за нее, как за якорь, привязывающий меня к жизни. На какое-то время меня охватывает ощущение, будто тысячи крошечных Энни Фишер снова пытаются собраться в одно целое. Задыхаясь, я хватаю ртом воздух, чувствуя, как вновь расправляются легкие. В ноздри бьет запах гари и паленой травы. Постепенно исчезает пелена перед глазами — и я снова вижу небо, серо-зеленые холмы и какие-то лица, собравшиеся вокруг. Все это не имеет значения. Единственный, кто мне нужен сейчас — это Кеннет. Вот он, рядом со мной, его рука, сжимающая мою, слегка дрожит, а в темных глазах я вижу отражение моих чувств.

— Анна! Она вернулась! — вскрикивает кто-то в толпе. Среди собравшихся фейри проносится шепот, будто ветер гладит ладонью верхушки кустов. К нам подходит Моранн — и вдруг обнимает меня крепко-крепко. Ее распущенные волосы пахнут ромашкой, повиликой, мальвой и всеми полевыми цветами сразу, холодные щеки мокры от слез. На одну долгую минуту я позволяю себе зажмуриться и побыть просто девочкой, греющейся в маминых объятьях. Но нельзя забывать, что мы все еще на Той Стороне, где лучше быть начеку.

Кеннет дал нам возможность побыть вдвоем, заслонив нас от Королевы.

Рядом с ним встал еще один человек — с каштаново-седыми волосами, в покореженном панцире и с блестяще-серебряной правой рукой. Мейвел явно разгневана, кусает губы от злости. Будь мы одни, она с удовольствием превратила бы нас в скользких жаб, но здесь присутствуют все ее подданные, перед которыми ей приходится держать лицо.

— Что ж, — говорит она Кеннету, — ты узнал ее. Ты победил. Можешь увести ее с собой.

И отворачивается, холодно кивнув. Аудиенция закончена, все свободны. Однако никто не двинулся с места. В наступившей тишине слышится чье-то деликатное покашливание. Эдвард Уэсли, подмигнув мне, решительно сказал:

— Сдается мне, это не слишком-то вежливо по отношению к моей дочери, которая только что спасла нас всех. — В его голосе слышится неподдельная теплота и гордость, когда он говорит мне: — Прошу, будь нашей гостьей.

— Будь нашей гостьей, — как эхо, повторили остальные. По бледным лицам фейри запорхали улыбки, сначала неуверенные и робкие. Потом напряжение спало, все как-то повеселели. Один суровый воин, с ног до головы закованный в железо, поймав мой взгляд, лихо поклонился, чуть не уронив рогатый шлем. Стоявший рядом с ним трухлявый сильван приветственно поднял деревянную руку. На его шишковатом лице (вернее, на том, что условно можно было назвать лицом) разверзлась дуплистая улыбка.