Старая Земля - Кайм Ник. Страница 51

Корабль загудел от топота воинов Железной Десятки, устремившихся к десантным катерам. Сильно побитые, но закаленные в боях транспорты, абордажные машины и штурмовые тараны стояли наготове на своих причалах под присмотром старательных, но угрюмых рабочих.

В пусковых отсеках вспыхнули неяркие мигающие огни беззвучной тревоги; окрасившие переборки в багровый цвет. Свет рассеивался в облаках тумана охлаждающих жидкостей и испарении разгерметизирующихся люков.

Железные Руки черным клином рассекли серое человеческое море. Мужчины и женщины в грубых комбинезонах поспешно разбегались перед воинами–властителями во главе с капитаном, повидавшим больше битв, чем иной человек проживает лет.

Суровое лицо Лумака из клана Аверний напоминало обветренную скалу. Шагая по коридору, он держал под мышкой боевой шлем, испещренный вмятинами и царапинами. Рукоять медузийского двуручника угрожающе покачивалась над его правым плечом, а свободная рука покоилась на старинном болт–пистолете с серповидным магазином. И то и другое — почтенное оружие, но не настолько, как его владелец.

Вслед за Лумаком шли не только воины Десятого. За долгие и мрачные годы после Истваана они приобрели надежных союзников. Совместные сражения и смертельный риск способствовали укреплению прочных связей.

Красноглазые дьяволы в изумрудных доспехах и чешуйчатых плащах были хорошо известны команде «Воли Горгона». Они владели зубчатыми топорами, клыкастыми пиками, молотами с шипами на оголовье и великолепно украшенными болтерами. Позолоченные корпуса огнеметов, ржаво–красные в свете огней, чередовались с плазменными ружьями, увенчанными головами драконов. Их владельцы, в отличие от своих железных собратьев в погребально–черной броне, на ходу улыбались и кивали палубным рабочим.

Их отец вернулся, примарх, которого долго считали мертвым, участвует в последней единственной битве вместе е ними. Один из Змиев затянул песню и, хотя ни медузийцы, ни Железные Руки с Терры не знали его языка, они безошибочно почувствовали в ней непреклонную волю. Саламандры сопровождали ее собственной музыкой — ударами рукояток по боевым щитам и нагрудникам, выстукивая древний ноктюрнский припев, рожденный огнем. Их было немного, но энергия и мощь компенсировали малочисленность.

Ритмичный перестук становился все громче и громче, пока не перерос в оглушительное крещендо. Затем установилась тишина. Их звала война, а соперничать с ее песнью не мог никто.

Протяжно заскрипели шарниры опускающихся аппарелей, но лишь некоторые пришлось подгонять мощными рывками или ударом молота. Расторопные рабочие свернули и унесли топливные шланги. Туман подготовительной работы рассеялся, открыв поцарапанные борта штурмкатеров, ждущих посадки.

Легионеры разделились на абордажные отряды и разошлись по заранее определенным кораблям. На борту «Воли Горгона» было не так много Змиев, чтобы полностью занять отдельный транспорт, так что им приходилось лететь с другими воинами.

— Любите вы вопить, ноктюрнцы, — сказал Лумак. — О чем вы пели?

Он остановился поговорить со своим давним спарринг–партнером — как в тренировочных клетках, так и вне их.

Нурос сделал знак своим воинам продолжать посадку и с гордостью произнес:

—Я пел о непреклонной смелости наших медузийских братьев. И о том, как крепко они сжимают железные посохи между полушариями своих… Уж не вытащишь!

Лумак замолчал. На несколько секунд его лицо превратилось в суровую маску. Потом маска треснула, и капитан Аверкиев взорвался смехом. Он так хохотал, что схватился руками за бока, а на глазах выступили слезы. Кое–кто из палубных рабочих беспокойно оглядывался на неожиданный шум.

Целая минута потребовалась Лумаку, чтобы овладеть своими чувствами, а потом он энергично хлопнул Нуроса по руке и крепко сжал предплечье. Его глаза, опять напоминающие кремень, встретили огненный взгляд Саламандра.

— Странное время ты выбрал для веселья, брат, — сказал Нурос.

— Вполне подходящее, — ответил Лумак, и маска на его лице снова треснула, приоткрыв улыбку. — И я рад, что наша неприязнь осталась позади.

Тень, пробежавшая по лицу Нуроса, мгновенно рассеялась.

— Свой гнев я берегу для наших врагов, железный брат. Я не должен был сомневаться в тебе или Медузоне. — Он взглянул вверх, на поджидавший «Громовой ястреб» — сильно потрепанный, с зазубринами на носовой части, изношенной до серебристого блеска. — Уродливая лодочка. Она хотя бы не даст течь на полпути?

Лумак окинул взглядом транспорт:

— Это маловероятно. Я не думаю, что он стремится к столь легкой гибели, если это тебя успокоит.

— Упрямый, — кивнув, сказал Нурос.

— Им придется уничтожать его по частям.

— Да, они так и сделают, железный брат, — сказал Нурос, отвернувшись от корабля, чтобы взглянуть на своего друга.

Лумак отпустил его руку.

— Надеюсь, все пройдет славно.

Hypoc усмехнулся, и на его черном лице блеснул полумесяц жемчужно–белых зубов.

— Возможно, мы удостоимся песни.

Вокруг них почти закончилась посадка штурмовых отрядов. Легионер в угольно–черных доспехах по пути к «Цесту» передал капитану прорывной щит.

Нурос посмотрел поверх плеча Лумака.

— А что, твой меч до сих пор обходится без имени? — спросил он.

Лумак нахмурился:

— Опять ты начинаешь… Я готов даже умереть, — сказал он, отворачиваясь к трапу, — если это поможет прекратить твое бесконечное поддразнивание.

Нурос последовал за ним. Войдя в тесный отсек, он опустил на плечи и грудь гравиремни. Как только двигатели завибрировали, издавая тихий гул перед тем, как зареветь, набрав полную мощность, он слегка повернул голову, ровно настолько, чтобы Лумак разглядел множество почетных шрамов, выжженных на его щеке.

— Как насчет «Ярости»? «Ярость» — отличное имя.

В этот момент «Громовой ястреб» дернулся, и вой предупредительной сирены заглушил цветистый ответ Лумака.

В пустоте на полном ходу неслась вперед небольшая флотилия кораблей. Они вышли с самого края левого фланга строя Железной Десятки и держались вслед за крейсером «Воля Горгона», ветераном бесчисленных сражений. Участник боев над Иствааном был покрыт шрамами, но сохранил воинственный дух и жаждал мести.

Бесшумные лэнс–выстрелы протянулись от кораблей Сынов Хоруса сразу, как только «Воля Горгона» оказалась в пределах досягаемости орудий. Залп сконцентрированных лазерных лучей вызвал яркие вспышки на поверхности щитов. Огненная буря охватила всю переднюю дугу звездолёта Железных Рук и идущие сбоку от него корабли. Каждый сверкающий удар сопровождался короткими вспышками рассеиваемой энергии.

«Воля Горгона» шла на острие атаки, её нос, будто наконечник копья, нацелился вперед, словно намереваясь испытать прочность блокады. Корабль медленно отрывался от остальных звездолетов, расходуя энергию на двигатели и защиту и ничего не оставляя орудиям. «Заврод», а также «Сэр Барнабу» и «Реннард Максимал» — две громоздкие развалюхи, собранные из обломков кораблей, — шли точно за «Волей Горгона», дрожа от напряжения двигателей и держась только благодаря силе воли и толщине металла, защищающего их борта.

Два других крейсера, «Неувядаемая слава» и «Несгибаемое железо», такие же древние, как и сопровождаемый ими корабль, шли с левого борта от «Воли Горгона». За ними следовали фрегаты «Воинственный» и «Карааши». Суда выстроились в наклонную линию, открыв один фланг противнику, но малая дистанция между ними позволяла защитным полям перекрываться между собой, образуя общий барьер.

По мере продвижения флотилии мощность вражеского обстрела удвоилась.

Беспощадная стая торпед пронеслась в ночной темноте пустоты, жаждая ослабить упорное сопротивление «Воли Горгона». Второй залп торпед, пронзающих пустоту, оставляющих за собой светящиеся струи газов, последовал сразу за первым. И спустя всего несколько секунд за «разрушителями щитов» понеслись «убийцы кораблей».