Мир колонизаторов и магии (СИ) - Птица Алексей. Страница 55

— Волнения и усталость, тревоги и отчаяние помутили мне разум, святой отец, оттого я сразу заснул, как только почувствовал себя в безопасности. Вот вам крест! — я размашисто перекрестился, вызвав этим удивление у монахов. И сразу вспомнил, как крестился падре.

Я-то, дурак, как русский осенил себя крестом, а не как испанский католик, что ж, надо привыкать. И я тут же исправился и перекрестился как надо, а потом, повернувшись к распятию, стал вслух бормотать молитвы, услышанные от отца Антония. Прочитав три молитвы, я повернулся обратно, где меня спокойно ждали эти двое, с одобрительными взглядами следящие за мной.

— Мы поняли тебя, юноша, но стоит только один раз оступиться, как дьявол уже приходит за твоей душой. Помолись ещё и приходи, мы ожидаем тебя в трапезной.

Они развернулись и ушли, а я стал лихорадочно приводить себя в порядок, сбегав в отхожее место и наскоро поплескавшись из бочки с водой. Сломав веточку неизвестного мне кустарника во внутреннем дворе, я почистил ею зубы, как смог, помолился, стоя на коленях перед распятием, а потом побежал в трапезную. Здесь меня уже ждала вся братия.

— Братья, с нами короткое время будет жить этот юноша. Зовут его Эрнандо, он из Панамы, и он сирота. Через два месяца он поплывёт в Испанию, для поступления в духовную семинарию. А потому, прошу вас оказывать ему любую помощь. Он мало знает о наших порядках, и ещё не стал ревностным католиком, в силу своего возраста и приключений, выпавших на его долю, но, тем не менее, мы в ответе за него перед умершим у него на руках отцом Антонием, монахом доминиканце.

На меня уставилось несколько десятков любопытных глаз. Не все монахи собрались в трапезной, да это было и не нужно. Те, кто присутствовал, донесут эту информацию и до всех остальных.

После трапезы ко мне подошёл один из монахов и представился братом Мигелем. Был он немного старше меня, а потому, наверное, и был приставлен ко мне в качестве сопровождающего и наставника.

— У тебя есть ещё одежда, кроме той, которая на тебя надета? — спросил он, оглядев мои обноски.

Естественно, больше у меня ничего не было, о чём я прямо ему и сказал.

— Ну, не беда, — ответил он, — а деньги есть?

— Сто реалов! — я решил не светить пока всю свою наличность, которую не раз уже пересчитал. Правда, эти неровные куски серебра, называемые макукинами, с неровным оттиском испанского герба на одной стороне и креста на другой, не сильно были похожи на деньги. Но это было полновесное серебро, сходное по весу с европейскими талерами, но с гораздо лучшей пробой.

Что на них можно купить и какова стоимость местных товаров, я не знал, и вот тут молодой монах и оказался полезен. Вместе с ним мы отправились на местный рынок, где можно было приобрести мне новую одежду, а особенно, башмаки или сапоги. По пути он мне рассказывал обо всём.

— Наш монастырь только лишь недавно был построен, а из одежды есть только рясы и церковные одеяния, вот я и спросил тебя о деньгах. Сейчас тебе всё купим. Но ты деньги береги, много платья не покупай. Пока ты доберешься до Испании, всё сносишь или потеряешь. Переход через океан очень труден и занимает три месяца, если всё будет хорошо. К тому же, по прибытии в Испанию, тебе может понадобиться другая одежда, а у тебя уже денег и не будет.

Что ж, брат Мигель был абсолютно прав, и у меня в душе шевельнулась благодарность за совет, а настроение значительно улучшилось. Всё же, когда знаешь, что ты не один и твоя судьба беспокоит ещё кого-то, пусть и совершенно незнакомого человека, это радует.

Рынок встретил нас громкими криками зазывал, рекламирующих свой товар. Чего здесь только не было! Фрукты, которых я не видел никогда и нигде, ни в Москве, ни в других городах. Неизвестные мне овощи, вкупе с известными, жарящаяся на открытом огне еда, специи, различные ткани, готовая одежда. Торговые лотки перемежались с крытыми деревянными павильонами, такими были лавка золотых дел мастера, лавка ювелира, работающего с драгоценными камнями, а также лавка оружейника.

Сначала рынок мне показался несколько однобоким. Много суеты, разных товаров, но потом я разобрался, что в центре торгуют дорогим товаром, затем более дешёвым, дальше идёт еда, и совсем уже позади основных рядов находятся люди, которые торгуют скотом, птицей и фуражом, как для скота, так и для птицы.

Здесь царила вонь от птичьего помёта, застоялой мочи, навоза и прочего дерьма, которое под жаркими лучами солнца неслыханно благоухало, пробивая даже самый застоялый насморк, если он у кого-нибудь был. Быстро пройдя мимо этих рядов и благополучно преодолев эту «магическую» атаку вони, я пожалел, что противогаз в этом мире ещё не придумали.

Хотя, судя по виду благородных дам, прижимающих к своему лицу некие маски, а то и платочки, какую-никакую защиту тут всё же имели, и не сомневаюсь, что она была создана с помощью магии. Уж больно неторопливо большинство из благородных преодолевали эту среду, если им приходилось в неё случайно забрести.

Мне же нужна была в первую очередь одежда, и башмаки, особенно башмаки. То дерьмо и грязь, которую мне приходилось месить голыми пятками, не очень-то настраивали на хорошую жизнь. Благо, настоятель приказал мне выделить деревянные сандалии, чтобы я не носил грязь в монастырь и не подцепил на улице никому не нужную заразу.

— Брат Мигель, — обратился я к монаху, — просвети меня. Пираты часто били меня по голове и отбили мне память, поэтому я стал забывать и молитвы Господу нашему, и как креститься правильно надо только сегодня вспомнил. Я многое позабыл, даже матушку почти не помню.

— О, Иезус Мария, как так можно, не помнить мать?!

— Да, брат Мигель, это так. Посмотри на мои шрамы, и тебе сразу всё станет понятным.

Уж чего у меня было много, так это шрамов. Мельком глянув на них, брат Мигель согласился со мной, что такое может быть.

— Ну, вспоминай тогда, Эрнандо. Есть дублон, он равен двум эскудо, это золотые монеты. Ты их видел?

Я только покачал головой, отрицая это.

— Ну вот, я тоже нет, только издалека, в руках одного богатого сеньора. Золотой эскудо равен двум пиастрам, это уже серебряные монеты. Пиастр равен восьми реалам, а реал равен тридцати четырём мараведи. Мараведи — это маленькие медные монеты. Вспомнил?

— Да, брат Мигель. За твою помощь мы с тобой сходим, поедим в… тут я стал лихорадочно копаться в памяти своего предшественника и вспоминать, а как же здесь называется дорожный трактир — паб или харчевня? Но Мигель сам пришёл мне на помощь.

— Да ты не знаешь куда, сходим в таверну «У святого», её ещё называют «Ничего святого», ну да кормят там отлично, а для моряков, так и вообще, все развлечения. И как не боролся наш настоятель с его владельцем, тому всё нипочём. Ну, да ты же не монах, если в кошеле деньги ещё звенят, то можешь и ты попробовать продажной любви, или ты ещё не знаешь, что это такое?

Этот вопрос застал меня врасплох, мне до этого времени совсем было недосуг об этом думать. Тут о голове приходится думать, как бы её не потерять, а потом уже обо всём остальном. Но всё равно, где-то даже испугавшись, я прислушался к себе. Организм молчал, наглухо.

— Нет, мне пока не до этого, и без того хватает неприятностей, — ответил я монаху.

— Оно и верно, — поддержал мой товарищ, — всё зло от женщин, а ты, видать, ещё от своих приключений не отошёл. Ничего, через полгода-год всё вернётся, но ты смотри. Грешные и дурные болезни только целители могут лечить, обычные лекари бессильны перед этим.

Это он сейчас что имел в виду, гонорею или сифилис? — задал я сам себе вопрос. Где-то я случайно слышал, что сифилис завезли испанцы с Нового Света, и как бы ни с Гаити. Не суть, но информация была полезна, на будущее. Надо срочно становиться целителем, и деньги будут всегда, и женщины, разные и безотказные.

Так, говоря обо всём подряд, мы добрели до лавки, где продавали готовые платья. Поторговавшись, я купил у торговца две простые рубахи по два реала каждая, да трое штанов, потому как штаны важнее, да и рвутся быстрее, за те же два реала за штуку.