Мир колонизаторов и магии (СИ) - Птица Алексей. Страница 7

Грохнул выстрел, сноп разноцветного огня, больше похожего на бенгальский, вырвался из ствола пистоля. Пуля, взвизгнув высокими нотами, вырвалась вместе с искрами и улетела вперёд. Выстрел оказался точным, о чём свидетельствовал яростный вскрик, донёсшийся из скрытого от посторонних глаз переулка.

Но на этом бой не окончился. Из того же переулка вылетела небольшая искра, своим действием чем-то похожая на концентрированную кислоту. Попав на тело пирата, стрелявшего из пистоля, она прожгла его одежду, а потом добралась и до его тела, начиная прожигать его насквозь. Попала она точно в цель, и вскоре на землю уже рухнул труп, с прожжённым насквозь сердцем.

Оставшийся в живых подельник, на ходу сбивая с себя пламя, бросился бежать в нашу сторону, ему на помощь уже спешили с десяток пиратов, оказавшихся поблизости. Один из них стал звать на помощь расчёт небольшого шестифунтового фальконета, находившегося на краю площади.

Через пару минут из переулка, держась за простреленную грудь, вышел высокий испанец, в левой руке он сжимал какой-то предмет, который было трудно рассмотреть издалека. Бежавшие к нему пираты остановились, а потом, обнажив оружие, стали окружать его со всех сторон.

Расчёт фальконета, взяв своё небольшое орудие, стал подтаскивать его ближе к полю боя, очевидно, не надеясь, что остальные смогут победить внезапно напавшего на них мага. Так, в принципе, и оказалось. Грохнуло сразу несколько выстрелов. Пули, не успев толком разогнаться, направились к испанцу, но за мгновенье до этого, его тело окуталось дымчатой полупрозрачной пеленой, в которую и попали все выпущенные пули.

Эти жалкие кусочки свинца впились в барьер и осыпались вместе с ним. Предмет, который держал в левой руке испанец, искрошился и заструился у него сквозь пальцы бесполезным прахом. Грубо выругавшись, маг-артефактор полез в карман за следующим. Выудив дрожащей рукой следующий предмет, в виде золотого яблока, он сильно сжал его и проговорил скороговоркой несколько слов на незнакомом языке.

Из-под его пальцев стал лучиться свет. Набрав ослепительную яркость, он устремился навстречу бежавшим к нему пиратам, и успел коснуться двоих или троих своими лучами до того, как действие боевого артефакта закончилось. Увы, это было последнее, что смог сделать неизвестный храбрец. Один из пиратов подскочил к нему вплотную и, взмахнув своей абордажной саблей, отрубил ему голову. Кровь фонтаном брызнула из тела, залив всю мостовую ярко-алыми брызгами.

Остальные оборванцы, словно не веря, что маг уже умер, продолжали колоть его саблями и тесаками, пока окончательно изуродованное человеческое тело не перестало быть таковым, больше напоминая о себе лишь изорванной и окровавленной, бывшей когда-то дорогой, одеждой.

— Так будет со всеми, кто против нас! — воскликнул один из тех, кто наносил удары саблей магу.

Женщины, идущие рядом со мной, зарыдали от этой картины, мне же стало противно лицезреть этих мясников, но я был вынужден это делать. Отвернувшись от истерзанного тела одиночного храбреца, я смог только порадоваться, что он один смог убить двоих и ранить ещё, как минимум, троих, используя всего лишь боевые одноразовые артефакты.

К сожалению, общую картину поражения этот самоотверженный поступок никак не изменил. Но произошедшее сильно впечатлило меня. Я впервые увидел действие боевой магии и то, что этого испанца задавили численным превосходством, ничуть не умаляло очевидных преимуществ магии над огнестрельным оружием. А её возможности поражали, тем более, это, скорее всего, был очень слабенький маг, умеющий только приводить в действие магические цепи, созданных другими магами артефактов.

Пройдя по главной улице, меня привели на центральную площадь и оставили вместе с остальными людьми, которых бросили тут же, посреди залитого жарким солнцем пространства, не давая ни еды, ни воды. Небольшой фонтан на краю площади, возле дома губернатора, давно пересох, загаженный сверх меры разными отбросами.

Дети уже не плакали, а что-то сипели. Маленькая девочка, возле которой я примостился, смотрела на меня и шептала — «воды», «я хочу воды». Её мать лежала возле неё без сознания, судя по её истерзанному виду и кровоподтёкам на лице, руках, и ногах, её били, а потом, очевидно, изнасиловали.

У меня не было воды, и я сам страдал от зноя, но эти карие, умоляющие глаза не могли оставить равнодушным. Её мать сама нуждалась в помощи и защите, но что я мог сделать! Я не могу, не могу смотреть, как медленно погибала от жары малышка. Опять неведомая сила всколыхнула меня, и я снова поднялся на ноги.

Ожоги и раны на ногах, благодаря помощи доньи Анны, быстро заживали и я мог уже на них наступать. Самой доньи нигде не было видно, видимо, её уже смогли выкупить. Собравшись с силами, я побрёл к одному из домов, во внутреннем дворе которого находился колодец. Об этом мне сообщила одна из пленных женщин. Она же дала глиняную миску для воды.

Мне уже, в принципе, было плевать на себя, но умирающие без воды дети… Я не мог бросить их. Не так меня воспитывали родители, и не так должен относиться истинно русский человек к страждущим, которые ещё более беспомощны, чем ты. Так я и шел, не обращая ни на кого внимания.

Возле самого входа во внутренний двор дома меня остановил кто-то из пиратов.

— Куда прёшь, мелкий, — на ломаном испанском спросили меня.

— Сестра младшая просит воды.

Пират злорадно усмехнулся.

— Хорошо, иди, набери воды ей, но сам, смотри, не пей.

— А то, что? — спросил я у него, спокойно рассматривая его своими внешне равнодушными глазами.

— А то не донесёшь! Ха, ха, ха, — и он показал жестом, как выбивает у меня из рук плошку с водой.

Что ж, видно, главные испытания ещё ждут меня впереди. Ничего не ответив, я направился к колодцу. В центре двора находилось небольшое каменное возвышение, которое и оказалось колодцем. Отверстие было плотно закрыто тяжёлой деревянной крышкой. С трудом отодвинув её, я уставился в казавшуюся тёмной воду.

В ней отчётливо отражалось моё лицо. Щёки, видимо, когда-то бывшие пухлыми, сейчас обвисли и походили на щёки бульдога, грустными складками свисая по обе стороны лица. Светло-карие глаза неотрывно смотрели в воду, а грязные, слегка вьющиеся, каштановые волосы грязной паклей торчали в разные стороны надо лбом.

На лице выделялся тонкий породистый нос, с лёгкой горбинкой, обещавший в будущем вырасти достаточно большим. А ещё, над верхней губой уже стал пробиваться тёмный пушок, предвестник будущих роскошных усов, от которых в наше время женщины были совсем не в восторге.

Рассмотрев себя и подавив возникшее желание бухнуться лицом прямо в студёный мрак воды, я аккуратно зачерпнул воду глиняной плошкой и понёс её обратно, выставив руку далеко вперёд. Не прошел я и двух шагов, как плошка была выбита у меня из рук подскочившим пиратом, хорошо, что не разбилась. Я просто успел её удержать в руке, ожидая подлости, но воду спасти не удалось.

Волна ненависти поднялась в моей душе. Скоты, сволочи, подонки, смерды, христопродавцы, самые страшные проклятья были готовы сорваться с моего языка, но все они были бесполезны, все! Хозяином положения сейчас был не я, а эти подонки, дорвавшиеся до власти. Ну, ничего, мы посмотрим, кто кого. Клянусь, я не забуду этого. Я буду жить, вопреки вам, и я ещё поквитаюсь с вами.

Всё это я произнес про себя, прикрыв на время глаза, а потом встретился ими с взглядами пиратов, изучающе рассматривающих меня. Ни слова не говоря, я опять вернулся к колодцу, и, даже не пытаясь выпить воду, снова зачерпнул её глиняной плошкой. Да, я попытался всколыхнуть в себе магические способности, но они молчали. Какое-то движение, всё-таки, мне показалось, но только лишь показалось. Мне нужен был наставник, но где его сейчас взять?

А пока я должен помочь другим, чтобы потом помочь себе. Набрав воду, я снова направился к выходу. Сделавший было ко мне шаг, пират был остановлен окриком другого.

— Оставь его, Джим, пусть идёт. Мы с ним заключили договор и будем его соблюдать. Пока он не будет пить, пусть носит воду детям, или ты за него пойдёшь сам. Они должны жить. Мы за них ещё не получили выкуп, а наш «адмирал» сумеет ещё выбить его из их мужей и отцов, которые прячутся по окрестностям. Жалкие трусы!