Игры скучающих купидонов (СИ) - Абалова Татьяна. Страница 18

Блин. А так хотелось заняться более интересным делом — порыться в интернете и посмотреть доступные фотографии Замкова. Вдруг найдется какая-нибудь скандальная статья о его семье, объясняющая его зацикленность на ненависти к блондинкам (тем более, что две на горизонте имеются) и обязательной девственности?

Или во сне у нас другие тараканы, нисколько не характеризующие реальную личность?

Если, конечно, личность на самом деле реальна, и я в своей идентификации не обозналась.

— Тут такое дело, Ключева… — начал Босс. Да, именно так, с большой буквы. Тон официальный, взгляд немигающий. Мне даже стало как-то неуютно. — Я нашел твой «Любарум». Мария Степановна успела шепнуть умирающим голосом, когда ее увозила скорая.

— Где?

Я пожалела, что сняла маску. Кирилл Петрович с пристрастием изучал мое лицо, и я не успела сделать покер-фейс.

— В кабинете у Светланы, — он криво улыбнулся и достал из кармана пиджака две бутылочки снотворного.

— Где третья? — выдохнула я. Неужели старая карга взяла ее себе?

— У одного из покупателей, который вчера чуть ли не силой заставил отдать ему «Любарум». «Вах! Он все-таки приходил!» — чуть не воскликнула я вслух, испытывая кардинально противоречивые чувства: радость от того, что наши с Галкой предположения верны — мой покупатель не может обойтись без «Любарума», и глубокую печаль, что упустила значимый момент. Все из-за Марь Степановны!

Следующие слова босса вывели меня из состояния чувственной прострации:

— Признавайся, Ключева, кого еще ты подсадила на этот незаконный седативный препарат? Я проверил, ни в одном фармацевтическом справочнике «Любарум» не значится.

— Кирилл Петрович, — я подыскивала нужные слова. Ненавижу оправдываться. Тем более, когда для размышления появилась более важная информация. — Вопрос по поводу снотворного лучше задать Светлане Сергеевне. Это она оставила коробку с «Любарумом» на кассе, а я всего лишь разобрала ее и, не найдя наименования средства в накладной, отложила в тот шкафчик, где мы храним спирт.

— М-да? — Его пальцы опять исполнили тарантеллу на полированной доске прилавка. Светлану Сергеевну, если уж она отправилась в Москву для новой пластической операции, беспокоить не посмеет даже муж. Сам признался, когда замахивался на меня костылем. Да и приходившая в обеденное время баба Зоя успела поделиться, что хозяйка «Пилюль» ни за что не покажется перед своим молодым супругом, будет сидеть в московской квартире, пока не вернет себе сияющий вид. «Видать, к Новому году готовится», — такое заключение сделала уборщица, закинув в рот кусок сахара. Чай с рафинадом вприкуску делал ее разговорчивой.

— А откуда тот посетитель знал, что в нашей аптеке есть «Любарум»? — Кирилл Петрович склонил голову на бок. Должно быть любовался, как быстро мое лицо меняет цвет.

Подловил-таки.

— Я ему продала, — опустила голову. — Не знаю, как так вышло. Наверное, от усталости. Он пришел перед самым закрытием…

— И по какой цене продала? Если в накладной «Любарума» нет, значит и стоимость ты знать не могла.

— Не могла. Кирилл Петрович, но ведь и вы не знали, но вчера один пузырек продали?

— Ключева, если тебя схватят за ворот и тряханут как следует, ты сможешь отказать? — Кирилл Петрович засунул палец за узел галстука и потянул его. — Все нервы вымотал. Дай и все. Кошка, видите ли, разбила его бутылку, а он именно без этого снотворного жить не может. Я даже полицию грозился вызвать…

— И почему не вызвали?

Кирюсик посмотрел на меня как на дуру.

— Киса моя, ты соображаешь, что говоришь? Какая полиция без Светланы? Собственноручно набросить на свою шею удавку?

— Вот и я этому посетителю не смогла отказать.

— Думаешь, он один и тот же?

Я кивнула. Мы вздохнули одновременно.

— Черт, знать бы во что вляпались, — Кирюсик поднялся. — Вдруг наркота?

— О чем вы, Кирилл Петрович? Обычная настойка на травах, — я открыла один из пузырьков, понюхала. — Здесь, наверное, и валерьянка есть, раз кошка посетителя на нее среагировала. Видите, написано «применять при бессоннице, ночных страхах, тревожных состояниях».

— Да читал я, — махнул он рукой. — Конопля тоже трава.

— И вот так просто Светлана Сергеевна оставила бы настойку на кассе? Инструкции не знаете? Да и потом, я сама пила «Любарум» И не раз.

— И что? — Кирилл Петрович опять сел и, не скрываясь, всмотрелся в мои зрачки. — Чувствуешь зависимость?

— Никакой. Сны красочные снятся, это да.

Он с сомнением повертел пузырек в руках. Осторожно понюхал. Пожал плечами.

Закрутив крышку, положил «Любарум» в карман.

— С собой возьму. Отнесу в нашу лабораторию. Пусть посмотрят. Так сколько, ты говоришь, было бутылок?

— Пять. Одну продала, из второй себе капала, пока нечаянно не опрокинула.

Когда Кирилл Петрович ушел, по его приказу убрала последний «Любарум» в сейф: «Пусть полежит, пока не выяснится, что за гадость попала к нам в руки».

И никакая не гадость…

Прислушалась к себе. Вдруг меня мучает непреодолимая тяга глотнуть пять капель?

Нет. Тяги глотнуть не было. Ощущалась тяга увидеть своего Короля Халифовича Чингачгука. Если это и есть проявление наркотика, то я — наркоманка.

— Динь-дилинь!

Народ опять потянулся.

Покой нам только снится. 

Глава 12. Сон пронесон

Вернувшись домой, с полчаса стояла под душем. Я так устала от волнений, что не могла есть. Сил думать о «Любаруме» и вчерашнем посетителе, который довел Кирюсика до того, что тот отдал ему снотворное, лишь бы не связываться, тоже не нашлось. Какой смысл гадать «он — не он», если прямого ответа я так и не получу. Все слишком туманно, слишком зыбко. Связывать приходящего во снах мужчину, настойчивого покупателя и Замкова-младшего, все равно что гадать по кофейной гуще. Никаких доказательств, одни фантазии.

Хочу забыться. Не думать о том, что найдут наши химики в образцах «Любарума».

«Применять при бессоннице, ночных страхах, тревожных состояниях», — гласила надпись на его бутылочке. Тревожное состояние — вот то, что сейчас творится со мной. Если лаборатория выявит что-либо запрещенное, мне светит срок.

Не мешало бы выпить чего-нибудь.

Последнюю бутылку «Мартини» мы с Галкой приговорили еще месяц назад, от шампанского не осталось и следа.

Я побрела на кухню. Заглянула в холодильник, пошарила в шкафах.

Наткнулась на домашнюю аптечку. Порылась в лекарствах, уронила градусник. Хорошо, что он электронный.

Перцовый пластырь, капли в нос, шприцы и пипетки…

Сапожник без сапог. Даже простой валерьянки нет.

«Роза в этом травяном сборе лишняя», — прозвучал в голове голос Веры Романовны, и я, осененная идеей, поплелась в коридор. Высушенные цветы лежали там же, где я их бросила.

Трудно сосчитать, сколько раз я кричала «дура», «идиотка», «не, ну эти американки такие тупые», когда смотрела очередной ужастик, где героиня шла с фонариком наперевес в темный подвал, где затаился маньяк, ухлопавший уже третью подряд подругу, или на цыпочках кралась посмотреть, что так противно скрипит в заброшенной психиатрической клинике, а то и высовывалась из надежного укрытия, чтобы встретиться взглядом со сбрендившим клоуном, который зловеще произносит «ку-ку» прежде чем ткнуть в нее ножом.

И что я сделала сразу, как только поужинала и почистила зубы? Положила у подушки засушенный букетик, причем вместе с тем самым бутоном розы, который меня буквально уговаривали не оставлять в композиции с успокоительными травами.

«Да что может случиться? Это всего лишь лилипутская розочка, которая плюс ко всему очень приятно пахнет».

Чтобы насладиться ее ароматом, смешанным с неярким запахом остальных цветов, я повернулась на бок и поднесла букет к лицу.