Игры скучающих купидонов (СИ) - Абалова Татьяна. Страница 27
— Я ее, — подтвердил Кирюсик, закидывая майку куда-то за спину, — босс, шеф, господин, тайный воздыхатель. Я даже попу ее щупал не так давно. И на руках носил. Нечего стесняться, Киса моя, снимай халат. Я уже видел, что у тебя родинка на попе и волосы «там» выстрижены дорожкой.
Я плотнее запахнула мало что скрывающий халат.
— Кирилл Петрович!!! Прекратите!
Но его руки уже были на моих плечах и упорно стягивали тончайший шелк вниз.
Глаза халифа расширились, губы сомкнулись в тонкую линию, ноздри затрепетали, готовясь выдать порцию огня.
— Бро, ты сверху или снизу? — последнее, что смог произнести Кирилл Петрович перед тем, как был нокаутирован.
— Стража! — взревел халиф, потирая ушибленную руку. — В зиндан их! Обоих!
— Мой господин…
Но халиф, бросив на меня презрительный взгляд, резко развернулся и скрылся за полощущимися на ветру тканями.
Опять вишу в чужих руках и не могу встать на ноги. Перед глазами мелькают знакомые места: вот бассейн с зеленой водой, а вот комната, где пери ела халву…
А вот что-то новенькое. Я опускаю глаза, чтобы не встретиться с полным торжества взглядом наложницы Халимы, бегущей навстречу по длинному коридору, где сквозняк также раздувает паруса шелка и приносит звуки загадочного струнного инструмента. Наверное, понеслась утешать халифа…
А мне как приговор — веревка на талии.
Я даже не кричала, когда меня столкнули в дурно-пахнущую дыру.
Кричал Кирюсик. «Я хочу проснуться! Я хочу проснуться! А-а-а!»
Стоило открыть глаза и обнаружить себя лежащей в своей комнате, я сбросила душное одеяло и кинулась одеваться.
К черту больную ногу! Прихрамывая, на ходу застегивая спортивную куртку, я бежала с решительным намерением вломиться к соседкам, живущим снизу.
— Откройте! — я колотилась в дверь, забыв о звонке. Потом звонила, потом опять стучала, но уже развернувшись спиной и вкладывая всю боль прошедшей ночи в пятку здоровой ноги. — Немедленно откройте!
Открылась дверь соседней квартиры.
— Жень, ты чего? — Наташа, мама пятилетнего малыша, жмурилась от яркого света подъездной лампочки.
— А чего они не открывают? — я упорно лупила пяткой по двери.
— Может, ушли? Они за молоком рано встают. На рынке берут, парное…
Я села на корточки у двери и запустила руки в растрепавшиеся волосы.
— Случилось чего? — Наташа топталась на пороге босыми ногами. Ей было зябко. А мне нет. Кровь горячей лавой текла по венам и требовала кого-нибудь спалить. Укусить. Ударить.
На Наташе срываться нельзя. Она хорошая. И Димка, ее сынок, отличный мальчишка.
«Случилось, — буркнула я про себя. — Наши соседки ведьмы».
А вслух коротко ответила:
— Затопили.
И пошла к себе наверх.
— А-а-а, — озадаченно протянула Ната и, немного постояв, вернулась в квартиру.
Счастливая. Знала бы, что за стеной живут ведьмы…
В этом у меня не было и капли сомнения.
Все, что происходило со мной в последнее время, все, что перевернуло мою жизнь, началось сразу после их переезда в наш дом. Неизвестно кем подброшенное лекарство, из-за продажи которого мне грозит срок, эротические сны с человеком, живущим от меня на расстоянии двухсот километров, внезапная болезнь Марь Степановны и мое благополучное возвращение на работу, Дед Мороз на красных жигулях и его цветочки, потом эти печенюшки-халва…
Я никогда не верила в мистику, а тут что ни день, то какие-нибудь совпадения. Переведенная в другую аптеку баба Зоя, до которой я так и не смогла дозвониться, чтобы спросить, давала ли она соседкам ключи, вчерашнее их вторжение, не оставившее ни следа, ни крошечки. Как лежали банка с консервным ножом на столе, так и лежат.
«И таблетку на ночь не выпила…»
Только сейчас я поняла, что топаю как слон и совсем не замечаю боли. И кроссовки натянулись спокойно. Говорят, в войну человек продолжал бежать, не чувствуя, что ему оторвало ногу. Вот и у меня адреналин зашкаливал.
Нет, так не пойдет. Нельзя жить видениями, которые ломают реальность. Нельзя верить во всякую чертовщину, как бы тебе не хотелось в нее верить. Лучше оставаться одной, чем быть главной героиней эротических снов с участием малознакомого Замкова и хорошо знакомого Кирюсика. Тут у меня едва не сработал рвотный рефлекс.
Я твердо решила — дождусь, когда на работу выйдет мой сменщик, и сразу же рвану к родителям. У них отсижусь. Подальше от этой парочки с ридикюлями.
Боже, я чуть было не кинулась на розыски Замкова! А он, скорее всего, ни сном, ни духом, что стал героем моих снов. «Кто такая Женя Ключева? — спросит он у себя. — Провизор из Мухосранска? Ну да, был как-то там, заходил в аптеку за снотворным, и что?».
— Галя! Галя!
— Что случилось? — у подруги голос заспанный. Я посмотрела на часы — всего пять.
— Вот скажи мне, какое парное молоко в пять утра? — потребовала немедленного ответа я.
— Ну, судя по наблюдениям за соседской коровой, — Галка зевнула, но продолжила тем же полу-придушенным голосом человека, собирающегося спать сразу после окончания беседы, — ее доят в шесть, потом в два, а вечером в восемь.
— Вот! — я торжествующе потрясла кулаком. — Дома они были, но не открыли! А почему?
— Почему? — повторила Галка, сопя в трубку.
— Боялись, что я вытрясу из них душу.
— Из доярок или из коров?
— Причем тут доярки. Я о ведьмах!
— Не связывайся с ведьмами, Женя. Очень прошу. Подожди, меня. Я приеду.
— А когда ты приедешь?
— Как соседскую корову подоят, так и приеду.
— Галя!!!
— Я твоей маме обещала молоко принести. А потом сразу к тебе. Жди.
Галка спросонья забыла отключить телефон, поэтому я услышала, как она ворчит: «Какие ведьмы, какие доярки?».
На часах было девять, а Галка так и не появилась.
Не позвонил и Кирюсик, поэтому я не стала ждать, а, нацепив валенки, отправилась на работу. У двери соседок остановилась, но звонить не стала. Галка сказала подождать, значит, нужно подождать. Вдвоем мы сила.
Приложила ухо к двери, различила едва слышимые шорохи. «А! Затаились?» — мстительно подумала я, не беря во внимание, что за дверью мог расхаживать Лямур.
Тоже не простой котик. Как он ловко отправил Марь Степановну в больницу, а?
Им в компанию еще черного ворона не хватает.
А может и такой есть. В клетке сидит. Я же домой к ним не заходила.
Может, у них две метлы в коридоре стоят, и за парным молоком они на них летают. А что? Рынок-то в двух кварталах от нас, а в шесть какой транспорт?
Я напряженно ждала Галку, но первым появился Кирилл Петрович.
На нем была каска мотоциклиста. И он ее не снял.
— Как дела, Ключева? — глухо спросил он. — Нога не болит?
— Да все нормально, — ответила я, не понимая, почему Кирюсик не снимает каску. — Сегодня даже сама на работу прискакала.
— Ты прости, не смог за тобой заехать. Заболел я.
— Что с вами, Кирилл Петрович?
— Сильная аллергия.
— На что? — у меня сжалось то место в животе, которое всегда сжимается, предчувствуя беду, готовую обрушиться на мою задницу.
— На «Любарум». Я это гадское лекарство зашвырнул в окно. Чтобы больше ни-ни…
Я села в инвалидное кресло.
— Вы его пили…
— Да. Нервы. Не спалось.
— А как же лабораторные исследования?
— Ничего необычного не обнаружено. Запрещенных компонентов нет, трава одна. Лютики-ромашки. Я вчера вечером в лабораторию заглянул, — Кирюсик аккуратно снял с головы шлем. — И зачем я эту чертову бутылку с собой забрал?
Я не узнала Кирилла Петровича. Глаза щелочки, цвет лица как у алкоголика после недельного запоя. Вообще-то то, что я увидела, трудно назвать лицом. Отек делал его похожим на подушку.
— Почему вы решили, что это аллергия? — трясущимся голосом спросила я, точно зная, кто изувечил моего босса.
— А что еще это может быть, Ключева? Человек выпил пару ложек успокоительного, лег спать, а проснулся вот таким? Или ты что-то другое подумала? — босс не смог сощурить глаза, хотя, судя по голосовой интонации, он это сделал.