Похорони Меня Ложью (ЛП) - Сото С. М. Страница 37

Знание того, что это она, без каких-либо ошибок в ее внешности, делает со мной странные вещи. В животе образовалась глубокая яма, а грудь наполнилась теплом, расширяясь с каждым вдохом, прежде чем распространиться по венам.

Я должен приложить все усилия, чтобы сохранить внешнее выражение лица пустым, когда она входит в мой кабинет, ее взгляд останавливается на мне, в поиске. Я провожу глазами вверх и вниз по ее телу, впитывая ее. Ее светлые волосы мягкого медового оттенка ниспадают на плечи густыми волнами. Ее лицо, теперь уже без синяков, выглядит так же потрясающе, как и в первый вечер, когда она, спотыкаясь, вошла в мой ресторан, нарушив мой ужин. Она одета в джинсы с огромной дыркой на колене, кроссовки и простой топ. В ансамбле нет ничего особенного, но на ней? Это все выглядит чертовски великолепно. А вишенка сверху? Она жива.

Я пожираю ее взглядом, сердце сжимается при мысли, о возможности того, что было бы, если бы она никогда не вышла из машины той ночью.

— Себастьян, — произносит она вместо приветствия.

Ее голос сильный и ясный, как огонь, который медленно начинает разгораться в ее глазах. Мои губы кривятся.

— Не думал, что увижу тебя так скоро, Маккензи. Или Скарлетт? Не могу сказать. Волосы сбивают меня с толку.

Ее губы кривятся в гримасе, когда она садится на свободное место напротив. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, каждый из нас вбирает в себя другого.

— Я пришла сюда за правдой. И только правдой.

Я смеюсь, но без юмора.

— Я думал, ты уже все поняла. Разве не поэтому ты делаешь все возможное, чтобы разрушить все, что я построил? Потому что веришь, что я убийца?

Я вижу, как на ее лице мелькает чувство вины, но она быстро маскирует ее, пытаясь взять себя в руки. Расправив плечи, она наклоняется вперед, умоляюще глядя на меня.

— Прекрати притворяться. Чем быстрее мы покончим с этим, тем быстрее я смогу покончить с тобой.

— Ты никогда не покончишь со мной, Маккензи. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

Ее губы сжимаются в мрачную линию, разочарование проникает в ее беспокойные глаза.

— Зачем ты это сделал? Почему именно она? Что она сделала кому-то из вас, чтобы заслужить это?

Я играю со стаканом виски, который все еще стоит передо мной. Лед уже давно растаял, в результате чего в спирте образовалось кольцо, в котором отчетливо видна химическая реакция. Мое тело напряжено, когда я прохожу через уровни моих разочарований. Она все еще верит, что я это сделал, и часть меня хочет, чтобы она поверила. Пусть она верит, что у нее есть все ответы, потому что, возможно, она не заслуживает правды.

Но я этого не делаю.

— Я не убивал твою сестру.

— Ты лжешь, — цедит она сквозь зубы, раздувая ноздри.

Я опрокидываю все содержимое в стакане, наслаждаясь ожогом, когда жидкость спускается по горлу, оседая в груди.

— Я никогда не утверждал, что я хороший мужчина. По правде говоря, я уже говорил, что нет. Но я не убийца. И никогда им не был.

Я наблюдаю, как это происходит. То, как дыхание покидает ее тело. Ее плечи опускаются с тем, что я могу только представить, это поражение и облегчение. Я наблюдаю за ее внутренней работой через эмоции. Она ведет борьбу внутри себя, и когда смотрит на меня этими глазами, которые словно бегут в другой мир, я почти сдаюсь ей. Но остаюсь бесстрастным снаружи, наблюдая и ожидая ее следующего шага.

Она его не делает, поэтому я делаю за нее.

— Расскажи мне о ночи аварии.

Ее глаза сужаются, будто она не доверяет мне, что справедливо. Я ей тоже не доверяю.

— Почему?

— Потому что я хочу знать правду.

Маккензи выглядит задумчивой, словно не уверена в моих намерениях, но выдыхает.

— В ту ночь покера я пробралась в кабинет Зака, когда должна была пойти в туалет.

У нее, по крайней мере, хватило порядочности выглядеть немного виноватой в своих действиях. В том-то и странность, что она здесь. Так много всего произошло, что я не знаю, нужно ли обращаться к слону в комнате или нет.

— Я увидела кое-что в его сейфе, а после той ночи в твоем кабинете... — она бросает на меня быстрый взгляд, всего на секунду, болезненный взгляд, прежде чем смотрит в другую сторону, не позволяя мне увидеть то, через что она проходит. — Я вернулась. И взяла ту коробку, которую нашла в его сейфе. Сначала в ней лежали случайные вещи, которые не имели никакого смысла. Я все равно забрала ее, надеясь, что хоть что-то там поможет мне найти ответы, но это было до тех пор, пока Мэдисон... — ее глаза расширяются, и она бросает взгляд на меня, словно боится закончить эту фразу.

Мой взгляд слегка сужается. Я уже знаю о разговорах, которые она вела со своей сестрой. Доктор Астер рассказала мне об этом, но я никогда не говорил об этом непосредственно с Маккензи.

— До чего? — подсказываю я, вопросительно изогнув бровь.

Она фыркает, отводя взгляд.

— Что-то подсказывало мне, что я упускаю что-то. Ответы были прямо передо мной. Вот тогда- то я и собрала все воедино. Там была веревка, старая потрепанная квитанция и координаты. Вот почему я оказалась в Ферндейле в ту ночь. Вот куда привели меня координаты, и в ту ночь я нашла окровавленную футболку. Я ее выкопала. Она была у меня в руках. Я это знаю. — одинокая слеза скатывается по ее щеке, подбородок дрожит от волнения. — Но тогда там был и Винсент. Он последовал за мной, и я могла бы убежать от него, если бы у него не было пистолета. Он силой усадил меня в машину, и... Боже, я не помню, как это произошло. В одну секунду я была за рулем, а в следующую мы катились с обрыва.

Я стискиваю зубы, умирая от желания добраться до Винсента и убить его. Я ясно представляю, как все это происходит. Винсент оказался там не случайно. Он знал, что она нашла. После того, как Зак рассказал ему о взломе в его доме, я уверен, он решил, что избавление от Маккензи было единственным способом защитить парней от того, что они сделали той ночью. Между мной и Дэном ясно, что Зак, Трент и Винсент скрывают гораздо больше о той ночи, чем раньше.

Возможно, именно поэтому Винсент так сильно хотел избавиться от Маккензи? Потому что в глубине души он всегда знал, что это приведет к тому, что она будет копать и выяснять правду, подвергая их опасности.

Часть моего мозга кричит, чтобы я посмотрел на нее поближе. Могу ли я действительно принять ее слова за чистую монету после того, что она только что признала? Что она разговаривает со своей покойной сестрой.

— Когда ты говоришь, что «что-то» подсказывало тебе, что ты имеешь в виду?

Боль и что-то похожее на стыд проникают в ее взгляд.

— Она сказала тебе, не так ли?

Ее голос напряжен, будто она едва сдерживает эмоции. Я потираю большим пальцем нижнюю губу, держа свои мысли при себе.

Я никогда не верил в паранормальную сторону вещей. Существует ли другая сторона? Не знаю, и мне все равно. Теперь я здесь, и это все, что имеет значение. Уверен, что, если есть рай и ад, я буду проклят на вечность в аду. У меня нет никаких сомнений.

Дело в том, что Маккензи считает, что ее покойная сестра разговаривала с ней, и я не знаю, что чувствую по этому поводу. Несмотря ни на что, я знаю, что испытываю к ней. Я ее ненавижу. Ненавижу то, что забочусь о ней, потому что, несмотря на всю эту ненависть, есть жгучее желание, жгучее ощущение в моем животе, которое говорит мне, что то, что я чувствую к ней, не похоже ни на что другое, что я когда-либо испытывал к кому-либо в своей жизни. В равной степени я хочу отпустить это чувство, но и держаться за него, как за спасательный круг.

Мы ужасно плохо подходим друг другу.

Совершенно неправильно.

Каждый момент наших отношений был основан на лжи, и все же я здесь слушаю ее, говорю правду, вместо того чтобы прогнать. Слушаю ее так, словно у меня еще осталось хоть какое-то доверие.

Она для меня как кислород. Я не люблю кислород, но я нуждаюсь в нем. Так же, как нуждаюсь в девушке, сидящей напротив.