Я тебя никому не отдам (СИ) - Франц Анастасия. Страница 11

— Прости, папа, — мычу ему в грудь. — Но мне так плохо без тебя. Меня никто не любит, я никому не нужна. Мама, она… — на последнем слове запинаюсь, не зная, что сказать.

Не зная, как сказать ему то, что его любимая женщина выходит за другого мужчину, когда со дня смерти папы прошло всего ничего. Это подло, мерзко. Это нож в спину от близкого человека, который предал тебя, воткнув в его спину глубокий нож, повернув его по часовой стрелке несколько раз.

— Хвостик, я знаю, — его руки гладят плечи в успокаивающем жесте. — Я всё вижу, и мне больно, когда моя маленькая девочка страдает. А я хочу видеть на твоих губах лучезарную улыбку. Хочу видеть взрослую девушку, которая идёт к своей мечте, чего бы это ей ни стоило. И я всегда верил в тебя и буду верить.

На мгновение замолкает, смотрит в мои глаза, подносит ладонь к щеке, нежно по ней проводит, а я как маленький запуганный котёнок льну к ней в спасительном жесте, прикрывая глаза.

— У тебя есть человек, которому ты нужна, — говорит он.

Распахиваю глаза, не понимая, о чём он говорит. В моих глазах немой вопрос, но мне не отвечают, только с хитринкой смотрят, прищурившись.

— Ты нужна ему. Точно так же, как и он тебе, — говорит и крепко прижимает к своей груди. — Я доверяю тебя ему, и не дай бог с твоей головы упадёт хоть один волос, — приникает ближе к уху и шепчет, — я его убью.

— О ком ты, папа? — не понимаю, удивлённо задаю свой вопрос.

— Ты всё узнаешь. Не спеши, Хвостик. А теперь тебе пора, — отстраняется. Поднимаю голову вверх, смотрю на родителя. — Пообещай, что ты не будешь больше страдать и плакать? Я всё вижу, и мне это не нравится, — качает головой. Последние слова говорит грозно.

Киваю, давая обещание, что больше не буду плакать.

— Построй свой Рай, Хвостик, — гладит большим пальцем по щеке, смахивает вновь слёзы. Я не хочу уходить. Мне больно и холодно там без него. — Я смотрю на тебя и верю в тебя! Ты со всем справишься. Я люблю тебя, Хвостик, — говорит ласково, оплетает мои щёки ладонями, целует в лоб.

Крепко обнимает. А я в ответ жмусь ближе.

— Я люблю тебя, пап, — шепчу, но уже в пустоту.

Я резко открываю глаза, подскакиваю на кровати, тяжело дышу. Прижимаю руку к груди, где бешено бьётся сердце. Прикрываю глаза. Делаю глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в теле, что распространяется молниеносно.

Сажусь в кровати, подтягиваю к груди колени. Оплетаю руками, утыкаюсь в них лицом.

Папа. Папа.

Сон.

Боль пронзает всё тело.

— Папа, — слетает с моих губ. — Я обещаю, папочка, я всё смогу. Ты будешь мной гордиться, — голос хрипит, а по щекам текут слёзы.

На дворе ночь. Глубокая, но светлая. Из окна на меня смотрит одинокая Луна. Точно так же, как смотрела на меня недавно.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Постепенно успокаиваюсь. Ложусь на подушку, сворачиваясь клубочком, прижимая колени к груди. Сжимаю подушку рукой, прикрывая глаза. Вновь погружаюсь в сон, только теперь на душе распространяется тепло. Папа смотрит на меня. Видит и всё так же верит, что я всё смогу. И я должна во что бы то ни стало осуществить свою мечту, чтобы отец мной гордился. Я сделаю всё для этого.

Обещаю.

Как только забрезжил рассвет, тут же открыла глаза. Перед глазами пронеслись кадры последних событий: как я узнала, что мама выходит замуж, и что Давид всё знал. Наша с ним ссора и мой побег в то время, когда мой будущий братик запретил куда-либо выходить из дома. Но он мне никто, и я всё так же не собираюсь ему подчиняться.

Как нашёл меня, приехав в театр. Как я почти упала со сцены, когда появился мужчина. Как его сильные руки поймали меня, и вновь случилась ссора. Но уже тогда он просто взвалил меня на плечо и понёс к выходу. А я барахталась, кричала, била кулаками в широкую спину. А Давиду хоть бы что — он просто вынес меня из здания, закрыл театр и просто засунул меня в свою машину, пристегнув ремнём безопасности.

Всю дорогу мы ехали молча. Он смотрел на дорогу. Я в окно на мимо проплывающие деревья.

Как только подъехали к дому, освободилась от ремня безопасности и вылетела из машины, громко хлопнув дверью. Я двинулась в свою спальню, плотно закрыла дверь на замок, чтобы некоторые личности не заходили в неё. Переоделась и сразу завалилась спать. И именно сегодня мне приснился папа. Внутри сразу потеплело.

Время было раннее, поэтому решила быстро умыться и спуститься вниз позавтракать, так как вместе с людьми, что живут в этом доме помимо меня, я не хочу есть за одним столом. Впрочем, как и видеться.

Приняв контрастный душ, который немного привёл моё тело и мысли в норму. Одела на слегка влажное тело шорты серого цвета, украшенные бисером, и белую рубашку, завязав её узлом под грудью. Открывая взгляду доступ на небольшую полоску кожи оголённого плоского животика. Я совершенно не смущалась, так как фигура, долгие годы подвергавшаяся активным балетным тренировкам, позволяла так ходить. К тому же я дома. Быстро позавтракаю и уже потом переоденусь. Меня никто не увидит. На голове завязала пучок и без промедления направилась на кухню.

Все ещё спали, что несказанно радовало меня. В душе по-прежнему была пустота, но сейчас я понимала, что должна взять себя в руки, так как пообещала это отцу.

На кухне, как я и предполагала, никого не было. Проскользнув мышкой, решила позавтракать творогом и крепким чаем с тостом, так как день мне сегодня предстоит тяжелый.

Я не появлялась в ресторане уже почти две недели с момента увольнения. Мне было тяжело, да и не в том я была виде, чтобы там показываться, чтобы забрать свой расчёт и вещи. Чёрные круги под глазами, бледность, я еле стояла на ногах от того, что почти ничего не ела. Голова кружилась, да и постоянно мутило. Понимала, что это от того, что ничего не ем, но в рот не могла взять ни одной ложки.

Пару раз звонил Тёмка, спрашивал, как я. Порывался даже приехать, но я лишь мотала головой. Видеть на тот момент я никого не могла. Даже друга, который беспокоился обо мне. Кое-как смогла позвонить в театр, предупредив, что меня не будет какое-то время. Зинаида Семёновна принесла свои соболезнования и сказала, что всё понимает и ничего, если меня не будет недельку-вторую.

Но для меня это было непозволительно много, всё же прошло почти две недели. Теперь я должна взять себя в руки и идти к своей мечте. Но для этого ещё следует найти и устроиться на работу, где могла бы зарабатывать хотя бы часть того, что было в ресторане.

Мне осталось не так много собрать. Всего сто тысяч. Поэтому нужно как можно быстрее что-то найти. Понимаю, что за полтора месяца такие деньги я просто не смогу собрать, но у меня другого выхода нет. Придётся искать что-то стоящее, либо подрабатывать на нескольких работах сразу между балетом и хоть несколькими часами сна.

Если получится собрать за это время хотя бы половину, то поеду так. А уже в Париже найду подработку.

Я стояла возле стола спиной ко входу в кухню, мазала тонким слоем масла тост, пытаясь придумать, что мне делать. Но неожиданно мои мысли был прерваны.

— Доброе утро, — слышу позади мужской знакомый баритон, который тут же стал обволакивать меня, как вторая кожа. Вздрагиваю. По телу поползли мурашки.

Глава 11

Александра (Аля)

Я застываю с тостом в одной руке и с ножом, вымазанным маслом, в другой. Смотрю на тост, не в силах поднять глаза. Не могу пошевелиться, как будто прибита к полу. Тело просто одеревенело.

Этот голос я узнаю, наверное, из тысячи незнакомых с завязанными глазами. Он обволакивает меня, окутывает своими манящими сетями. Если бы я не знала, кому он принадлежит — окунулась бы в него с головой, не дав себе ни единого шанса на раздумья.

— С тобой всё хорошо? — вновь слышу позади себя спокойный голос, в котором лишь холод и отчуждённость. Словно мы чужие люди.

Собственно, так оно и есть. Мы совершенно чужие друг для друга люди. Нас ничего не связывает, кроме его отца и моей мамы. Но даже это совершенно ничего не значит. Он предал то зарождавшееся доверие к себе, когда, прижавшись друг к другу, мы стояли на кладбище у могилы отца. А потом в тот же день он появился в моём доме. В качестве будущего старшего брата.