Между сердцем и мечтой (СИ) - Цыпленкова Юлия. Страница 12

— Я так счастлива, — вырвалось у меня.

— Вы удивительная, ваша милость, — улыбнулся мне граф Дренг без всякой игры. — Столько искренности в отношении даже близких людей встретишь нечасто.

— Сегодня все комплименты только ей, — ответила я и умиротворенно вздохнула.

Знакомство с благородными семействами и отдельными их представителями было процессом долгим, это я знала не понаслышке. Как там сказал Элдер Гендрик? «Румяна и взволнована»? Да, именно так он и сказал. Я бы выразилась иначе: взмылена и раздражена — это будет ближе к истине. Гостей было много, и мы обходили их с батюшкой столь долго, что я уже не хотела никакого праздника. К тому же моя цель — Его Величество оставался всё дальше и дальше, и у меня совсем не было возможности продолжить тогда наше знакомство. Это выводило из себя, но приходилось сохранять на лице дружелюбие и улыбаться.

Впрочем, для Амберли всё было проще. Она не гналась за великой мечтой, а потому получала искреннее удовольствие от происходящего. Я знала это совершенно точно. Гости, кому уже представили юную баронессу, покидали зал, где происходило представление, и отправлялись дальше, следуя за лакеями в парадных ливреях.

— Ваша милость!

Обернувшись, я встретилась взглядом со своим новым знакомцем — графом Элдером Гендриком. Он приветливо улыбнулся и склонил голову:

— Доброго дня, ваша милость. Вы невероятно обворожительны, а я безумно рад вас видеть снова.

— Доброго дня, господин граф, — поздоровалась я, ощутив прилив досады. Оно было не столько направлено на его сиятельство, сколько из-за понимания, что он будет преследовать меня весь вечер.

Этот Гендрик мне симпатизировал, что было видно из его набросков. К тому же, наверное, он уже воспринимал меня почти как свою невесту. Наши матушки должны были немало фантазировать о нашей свадьбе, раз моя родительница при первой же возможности отвезла меня именно к ним. А раз так, то и бедняге Элдеру могли сообщить о моем согласии, как о свершившемся факте, требующем лишь оглашения. А зная старшую баронессу Тенерис, то можно было предсказать, что от своих намерений она так быстро не отступится… Кажется, дядюшка прав, и нравом я пошла в свою мать.

— Я потревожил вас? — с явным огорчением спросил Элдер. — Вы стали задумчивы и совсем не смотрите на меня. Отчего-то мне казалось, что вы тоже будете рады нашей встрече.

— Я ряда, ваше сиятельство, — рассеяно ответила я. — Но сегодня важный день для моей сестрицы, и я сама не своя. Волнуюсь, будто это я сама вновь прохожу через собрание незнакомцев.

— Вы держались великолепно, — ответил с улыбкой граф.

— Благодарю, — сказала я с вежливой улыбкой. Однако надо было поскорей избавиться от этого поклонника, и я нашла самый лучший повод: — Почему вы не с вашими родными? — спросила я. — Вы уже познакомились с моей сестрицей?

— Я задержался и не попал на само представление, — ответил его сиятельство. — Родители и Бран должны быть где-то здесь. Они знали о моем опоздании, потому обещали не дожидаться. Возможно, баронесса уже была им представлена.

— Тогда вам стоит непременно поспешить, — с укоризной заметила я. — Ее милость столь восхитительной, что вы, как натура тонко чувствующая, не сможете этого не отметить. Я обещаю вам любование, ваше сиятельство, — вот теперь я улыбнулась искренне. — Идите же, не оскорбляйте баронессу Мадести-Доло своим равнодушием, она его не заслуживает. А со мной вы еще встретитесь, торжество только началось. Поспешите, — я кивнула ему и отступила, дав возможность меня покинуть без долгих расшаркиваний.

Я видела, как по лицу графа скользнула досада, однако он склонил голову, а после направился к гостям. Выдохнув с облегчением, я обернулась и сразу же увидела Дренга. Он направлялся в мою сторону, но взгляд его сиятельства следовал за графом Гендриком. И когда королевский любимец приблизился ко мне, он кивнул в сторону Элдера, уже почти исчезнувшего среди прочих гостей.

— Кто это и что хотел от вас?

Приподняв в ироничном изумлении брови, я спросила:

— Что именно вас интересует, ваше сиятельство? Отчего этот тон, будто вы мой супруг?

Граф хмыкнул и повинно склонил голову:

— Прошу великодушно простить меня, ваша милость, я не желал показаться резким, и все-таки, что это за молодой человек?

— Его сиятельство граф Элдер Гендрик, — ответила я, с интересом наблюдая за деловитой физиономией Дренга. — Матушка прочит его сиятельство мне в супруги.

— И что же вы? — полюбопытствовал Олив.

— А что я? — я пожала плечами. — Это матушкины мечты, не мои. Мои помыслы далеки от замужества.

— Тогда стоит сказать об этом графу Гендрику, ни к чему давать ложные надежды, — заметил Дренг.

— Отчего вас это беспокоит, ваше сиятельство?

— Он смотрел на вас влюбленным взглядом.

— Вы заметили его взгляд с расстояния?

— Я видел улыбку, когда он подходил к вам, а когда отошел, лицо его стало хмурым, а вашу вежливую холодность я знаю преотлично, потому понимаю, что граф был расстроен оказанным ему приемом. Выходит, ожидал большего, значит, увлечен вами. Не стоит терзать молодого человека напрасными надеждами, нужно сразу дать ему понять, что надежды нет.

Я с интересном посмотрела на Дренга. Я была уверена в личности того, кто говорит его устами. То, что сам граф не имеет в отношении меня каких-либо надежд и чувств, я не сомневалась ни минуты. В глазах его сиятельства я не видела того интереса, с каким мужчина смотрит на женщину. Он относился ко мне с симпатией, как мне казалось, но не более. И потому я смело сделала вывод, что фаворит действует в интересах своего господина. Быть может, король даже велел ему присматривать за мной, потому и отправил, иначе мог прислать поздравления и подарок даже через дядюшку. И мне захотелось пошалить.

— Отчего же? — я посмотрела на гостей, но Элдера там не заметила. — Граф Гендрик мил и учтив. К тому же, он творческий человек с тонкой душой. Если бы вы видели, какие чудесные картины он рисует, — уже искренне восхитилась я. — И я обещалась позировать ему.

— Стало быть, он вам нравится? — взгляд Дренга стал пристальным и немного колючим.

— Его сиятельство — приятный человек, — улыбнулась я.

— Но замуж вы за него не собираетесь, верно? Как и за любого другого, кого вам предложат родители, я правильно вас понял?

— За Элдера Гендрика не собираюсь, — сказала я. — Но кто знает, быть может, у матушки есть кандидат, который покажется мне интересным…

Таинственно замолчав, я ответила графу лукавым взглядом, и он подвел итог:

— Значит, я не позволю кому-то заинтересовать вас, ваша милость. Сегодня я буду вашей тенью, — и вроде бы сказал со смешком, но взгляд так и остался строгим.

— Разумеется, — важно кивнула я. — Вы рассчитываете на мое покровительство и защиту. Вы ведь у нас прекрасный и востребованный.

— Именно! — со значением воскликнул Олив Дренг и подал мне руку: — Идемте, ваша милость, я уже был представлен вашей сестрице, и можно проследовать к остальным гостям.

— Милости прошу, — улыбнулась я, и мы покинули залу.

И пока мой батюшка и глава рода Доло продолжали знакомить Амберли со столичной знатью, мы с графом Дренгом перебрались в одну из гостиных, открытых для гостей. Здесь нам предстояло дождаться начала празднования. А начиналось оно, как и полагалось, со столовой.

«Гость не должен быть голоден, иначе вместо веселья он ощутит досаду и желание поскорей покинуть негостеприимный дом», — так гласило указание из свода «Правил хорошего тона». Но было еще и продолжение: «Гостя нельзя потчевать слишком усердно, иначе он не сможет насладиться празднеством и вместо удовольствия ощутит тяжесть желудка. А потому поспешит покинуть дом, дабы избавиться от неприятного чувства. Для таких старательных хозяев и гостей, невоздержанных в пище, надлежит иметь средство, которое поможет вернуть гостю прежнюю легкость и ожидание увеселений, подготовленных для него».

Правила были для всего: блюда, их количество, объем горячительных напитков, приходящихся на каждого приглашенного «дабы чужой праздник не превратился в собственный стыд». Матушка соблюдала все правила в точности, а потому после трапезы никто не должен был ощущать ни тягости желудка, ни чрезмерного опьянения, ни тем более голода. Уж кто-кто, а старшая баронесса Тенерис была в отношении этикета дотошна и точна, чего требовала и от нас с Амбер. И если сестрица слушала и запоминала со всем тщанием, то я, признаться, смутно помнила и половину правил. На укоры Амберли я неизменно отвечала: