Между сердцем и мечтой (СИ) - Цыпленкова Юлия. Страница 32

— Ваше сиятельство, вы совсем меня не слушаете. Я говорила вам, что хочу вернуться поскорей из-за своей сестрицы. Амберли чиста и наивней меня, а потому я не хочу, чтобы игры графа Гамариса она приняла за чистую монету. И пусть этот молодой человек не сумеет более приблизиться к баронессе Мадести, но я хочу уберечь ее от увлеченности мужчиной, который завтра уже будет флиртовать с другой девушкой. А что до того, что барон Трикстер собирался последовать за нами, то мне до его порыва нет никакого дела. И уж точно вам скажу, если бы он вдруг вздумал волочиться за мной, то так мягко, как с вами я бы уже не разговаривала.

— Так это было мягко?! — искренне изумился Элдер.

— Более чем, — заверила я. — А теперь поспешим. Я хочу быть уверенной, что моя сестрица в безопасности.

— Вы слишком опекаете ее милость, — заметил граф Гендрик, и я пожала плечами:

— Она моя родственница, и я люблю Амбер всей душой. А потому желаю ей только счастья, но уж никак не разбитого сердца. И на страже ее покоя я буду стоять так же твердо, как Роннская крепость, а ее не смогло разрушить даже время. Идемте, — уже жестче произнесла я, и его сиятельство покорился.

Мы покинули зимний сад и направились к лестнице. Элдер молчал, но поглядывал на меня, будто хотел сказать что-то еще, но не решался. В этот раз я не стала задавать вопросов, затаенные мысли графа мне были неинтересны. На мой взгляд, мы выяснили всё, что только оставалось между нами, а остальное было уже лишним. Тем более, такая блажь, как ревность его сиятельства.

— Скажите, ваша милость, — всё-таки решился Элдер, — а что за человек… ну, тот, кого хотел задеть граф Дренг? Что вас связывает?

Я невольно усмехнулась и пожала плечами. Что могло нас связывать? Теперь уж и не знаю. Убедиться в словах Гарда, что король всё еще борется с собой, у меня не было случая. Тогда в театре, когда я видела его с новой фавориткой, после антракта ничего не последовало. Хоть я и поменялась с батюшкой местами, но государь на второй акт не явился. Он отбыл еще в антракте, оставив сообщение для артистов и публики о важном и спешном деле. Мне осталось, скрипя зубами от досады, лицезреть пустую ложу. А более у нас не было случая свидеться. Да и Фьер пока не навещал меня, занятый службой, чтобы рассказать хоть что-то занимательное. Впрочем… я не была уверенна, что хочу знать, какое еще блюдо затащил в свою постель Его Величество.

— Так что он? — вернул меня в родной особняк граф Гендрик.

— Эта история вовсе неинтересна, — ответила я. — Всего лишь дворцовые интриги. Лучше скажите, Дренг хотя бы щедро оплатил свое измывательство над вами?

— Я отказался от всяких денег, — усмехнулся его сиятельство. — Он до того вывел меня из себя, что я просто вручил ему ваш портрет и велел убираться. Впрочем, на следующий день мне доставили вознаграждение за мою работу и страдания. Более чем щедрую.

— Все-таки в его сиятельстве совесть осталась, — улыбнулась я.

К этому моменту мы подошли к гостиной, и всякий разговор на интересовавшую Элдера тему прекратился сам собой. При виде нас с графом, матушка поднялась навстречу. На губах ее играла приветливая улыбка. Она раскинула руки и двинулась навстречу:

— Дети мои, вот и вы вернулись к нам.

Мне бы хотелось донести до родительницы, что это лишнее, и ее радость преждевременна, но мы были окружены зрителями, а потому вступать в спор с ее милостью было верхом неприличия и грубости. А потому я просто сдержанно улыбнулась. А тем временем матушка подошла к нам с его сиятельством. Она поцеловала в лоб сначала меня, после графа, успевшего скосить на меня глаза. Я осталась невозмутима. Однако едва баронесса Тенерис отступила, я поспешила к сестрице, оставив Элдера отвечать на вопросы моей родительницы, как ему показался наш дом.

Амберли теперь стояла у окна. Рядом с ней, явно рисуясь, устроился на подоконнике Рэйг Гамарис. Возле окна привалился плечом к стене барон Трикстер, а еще… подле них стояла наша постная девица с вечно унылым лицом — Граби Набо. Она и сейчас была уныла, даже тень улыбки не кривила ее губы, но взгляд не отрывался от Гамариса, и пока тот продолжал заливаться соловьем перед Амбер, Граби прожигала дыру в столичном хлыще.

— Сестрица, — позвала я, не обращая внимания на то, что Рэйг продолжал красоваться перед дамами, о чем-то разглагольствуя.

— Ваша милость! — воскликнул Трикстер. Он заметно оживился и поспешил мне навстречу: — Наконец-то вы снова с нами. Признаться…

— Прошу простить, — с холодной вежливостью произнесла я и, обойдя барона, приблизилась к Амберли, скользнувшей по мне рассеянным взглядом. Я сжала ее локоть: — Дорогая, удели мне минуту внимания.

— Шанни, милая, послушай, что рассказывает… — начала Амбер, и я сильней сжала ее локоть. Охнув, она посмотрела на меня обиженным взглядом.

— Прошу нас простить, — сладко пропела я. — Мы покинем вас совсем ненадолго. Идем, дорогая, мне нужна твоя помощь. — После нашла взглядом Элдера, и моя улыбка стала приветливой: — Ваше сиятельство.

— Мне было больно, — тихо пожаловалась всё еще обиженная на меня сестрица.

— Боль отрезвляет, — ответила я. — Когда боль во благо, на нее не обижаются.

Амбер фыркнула, но уже через мгновение на ее лице появилась полагающаяся случаю доброжелательная улыбка, когда граф Гендрик подошел к нам. Баронесса Мадести была прекрасной ученицей и премудрости своей наставницы — баронессы Элиен Тенерис впитала в себя, как губка. Даже желая вернуться туда, откуда я ее добыла, Амберли излучала приветливость и дружелюбие, будто бы весь вечер только и ожидала момента, когда сможет поздороваться с гостем.

— Помнишь ли, дорогая, его сиятельство? Граф Элдер Гендрик был представлен тебе на твоем празднике, — произнесла я, глядя на сестрицу.

— Разумеется, — со всей искренностью ответила сестрица: — Ваше сиятельство, я так рада вновь видеть вас под нашим гостеприимным кровом.

— Признаться, и я рад быть здесь, — склонил голову Элдер. — Приятно ли проходит ваш вечер?

— Вечер выдался замечательным, — улыбнулась Амбер, и я вклинилась в беседу:

— Дорогая, ты ведь еще, наверное, не знаешь, но его сиятельство восхитительно рисует. Его картины столь великолепны, что изображенное на них кажется живым и настоящим.

— Правда? — глаза сестрицы широко распахнулись: — Ах, как бы мне хотелось увидеть ваши картины, — прижав ладонь к груди, возвестила баронесса Мадести.

— Я был бы польщен, ваша милость, — с улыбкой ответил Элдер, и я вновь заговорила:

— Ваше сиятельство, а ведь моя сестрица тоже рисует. Более того, она давно мечтает, чтобы ее работы посмотрел настоящий мастер и дал совет. Верно, дорогая?

— Ох, Шанни, — зарумянилась она, но кивнула и смущенно потупилась.

Теперь я опять смотрела на Гендрика, и граф, не менее воспитанный, чем баронесса Мадести, ответил:

— С удовольствием посмотрю на ваши работы, баронесса, когда вам будет удобно.

— Почему не сейчас? — спросила я с показным недоумением: — Вы здесь, вечер только начался, и отчего же пренебрегать интересной беседой? Как вы считаете, ваше сиятельство?

— Совершенно с вами согласен, — сказал Элдер.

Чего бы он ни желал на самом деле, но отказаться и обидеть двух девушек не мог. А потому я обратилась к Амберли:

— Ну что же ты, милая сестрица? Граф Элдер любезно согласился исполнить твою мечту, а потому не теряй времени. Принеси свой альбом, а заодно возьми карандаш. Быть может, его сиятельство решит что-то изобразить, чтобы указать тебе на некие приемы, о которых ты говорила.

— Прошу меня простить, я ненадолго оставлю вас, — сказала Амбер, присев в неглубоком реверансе.

А еще через минуту она устремилась к себе в комнаты за альбомом и карандашом. Я нашла, чем занять ее и молодого Гендрика. Ему я могла доверить мою сестрицу. Да и рисовала Амберли недурно, на мой взгляд, а его сиятельство был способен оценить ее работы, так что остаток вечера они провели за беседой, а после граф взялся рисовать портрет баронессы Мадести в карандаше. Мне оставалось лишь с умилением взирать на них. В любом случае от опасного влияния несерьезного человека я свою родственницу избавила, чем была весьма довольна.