Избранница волка (СИ) - Лис Алеся. Страница 25
Впрочем, с последними вопросами можно и попозже разобраться, главное выбраться из замка и помахать герру канцлеру на прощание, за неимением ручки, хвостом.
Лизхен сегодня немного запаздывает, что на нее совершенно не похоже, и я беспокойно поглядываю на часы. Отлеживать бока в кровати уже порядком надоело, тем более – что было нужно обдумано, а новое не придумано – и я, было, решаю встать, но, в этот момент в дверь робко стучат. А затем в небольшую щель между косяком и створкой просовывается милое румяное личико настолько молоденькой девушки, что я всерьез задумываюсь, позволительно ли труд таких детей эксплуатировать.
– Доброе утро, фройляйн, – робко пищит она и, уже полностью переступив порог, делает умелый книксен. При этом ее каштановые кудри, выбившиеся из-под чепца, задорно подпрыгивают, как маленькие пружинки. – Меня зовут Бруна. Фрау Лизхен приболела, и я буду ее заменять.
Окидываю изумленным взглядом этого ребенка, невольно прикидывая, сможет ли такой вот неожиданный поворот в моем довольно-таки рутинном графике существенно повлиять на план побега.
– Здравствуй, Бруна, – по привычке приветливо улыбаюсь. Скромная служанка, сверкнув покрасневшими круглыми щечками, дарит в ответ такую же улыбку, только в разы искреннее. И я замечаю, что два передних зуба у нее чуть крупнее остальных, что, впрочем, совершенно не портит девушку, лишь придает ее внешности некоторую изюминку.
– Вам подать завтрак в постель? – интересуется она, спеша приступить к своим обязанностям.
– Нет, спасибо, – откидываю одеяло и, наконец, выбираюсь из постели. – Мне удобнее в гостиной. Когда ешь в кровати, отчего-то появляется ощущение, что болеешь, – сморщив нос, пытаюсь объяснить свои предпочтения.
Бруна хихикает, прикрывая пальцами рот. Я тоже не скрываю улыбку. И на этот раз она действительно от всего сердца. Девчушка, пожалуй, мне нравится гораздо больше, чем Лизхен, как жаль, что она только временно. Может, стоит попросить у Рейнхарда оставить ее на постоянной основе?
Я уже прикидываю, как мне подойти к герру канцлеру с этой просьбой, когда до меня внезапно доходит один маленький, просто миниатюрный нюанс. Этой ночью я собираюсь бежать, и уже совершенно не имеет значения, кто будет моей служанкой.
За целый день мне так и не удается найти что-то мало-мальски негативное в поведении или отношении ко мне милой Бруны. Она настолько честна, исполнительна и желающая мне угодить, что это иногда даже заводит в тупик. Ну не привыкла я, что ко мне относятся с таким почтением и почитанием.
К вечеру с трудом удается сохранить безмятежное и спокойное настроение, хоть внутри все переворачивается от страха. К счастью сегодня ко мне ни Николь, ни Дитрих не наведывались, и мне не пришлось притворяться хотя бы перед ними. Моей компанией целый день были вечно чем-то занятая служанка, молчаливые стражники, стоящие, к тому же, по ту сторону двери, ну, и книги, естественно. Да только настроения в них заглядывать не было никакого. Перед глазами все равно были не страницы очередного романа, а мысли о побеге, переживания и метания.
К вечеру я уже настолько себя извожу, что ко всему прочему присоединяется ноющая головная боль. Этот же предлог и использую, чтобы пораньше лечь спать. Бруна слишком близко к сердцу принимает мое недомогание, какое-то время суетится, не зная чем мне помочь, порывается вызвать лекаря, принести чай или еще чем-то подсобить. Но я мягко, чтобы не обидеть сердобольную девушку, прошу оставить меня и погасить в комнате светильники. Бруна молча выполняет мою просьбу, желает мне скорейшего выздоровления и исчезает за дверью.
Если бы на ее месте была Лизхен, уверена, она и слушать бы меня не стала, а помчалась за Дитрихом. Но Бруна, наивное и милое дитя, и ей даже в голову не придет меня ослушаться.
Я и в самом деле решаю попытаться уснуть. Мне перед побегом отдых явно не помешает, а проспать я совершенно не боюсь. Еще с детства я заметила у себя очень полезное умение, стоит мне перед тем, как нырнуть в объятия Морфея загадать время, в которое я хочу проснуться, и я безошибочно минута в минуту открываю глаза в отмеченный час, как бы крепко при этом не спала.
Но сон не идет, а воспоминания о словах Рейнхада крутятся, как скрипучая детская карусель на площадке. И так же нервируют. Горечь сменяется обидой и злостью. Я и сама не знаю, почему так реагирую на его слова обо мне. Может мне просто хочется, чтоб он испытывал ко мне хоть какие-то теплые и нежные чувства, а не просто терпел под боком, ибо другого варианта нет... Но после такого мне и смотреть на него неприятно. И гадко. И обидно. А хочется до зубовного скрежета, все равно хочется его хотя бы в последний раз увидеть. Неужели не придет в эту ночь, посчитав, что мои прогулки закончились?
Увлеченная своими размышлениями, незаметно для себя засыпаю. А когда открываю глаза, сначала не понимаю, отчего так душно и тяжело. Мое одеяло кажется просто неподьемным. Немного ворочаюсь, чтобы освободится от его тяжести, и ошеломленно понимаю, что причиной этого безобразия является никто иной, как герр канцлер собственной персоной. Мужчина преспокойно сопит мне в ухо, по-свойски закинув на меня не только свою тяжеленную мускулистую руку, но еще и ногу, при этом надежно припечатав ею мои бедра к постели.
Глава 39
Извиваюсь, словно уж, выползая из-под огромного горячего тела увесистого оборотня, молясь про себя, чтоб он не проснулся. Действовать приходится настолько медленно и осторожно, что за минут пять я успеваю лишь сдвинуть с себя его руку и отползти не больше чем на пять сантиметров. Да и то раз двадцать замираю, настороженно прислушиваясь, не сбилось ли дыхание моего бдительного стража. Но Рейнхард сопит по-прежнему ровно и умиротворенно – похоже, умаялся за день бедняга, гоняя нерадивых министров. В том, что его сон естественный, а не навеянный моими новообретенными способностями чувствую сразу. Но укрепить его милое подремывание тоже не мешает. Только сперва нужно выбраться. Кто бы мог подумать, что обычное вставание с кровати для меня превратится чуть ли не в покорение Эвереста... А время-то, между прочим, идет.
Немного полежав, отдохнув и собравшись с силами, возвращаюсь к своему занятию. Бедро поднять тяжелее всего, посему я просто понемногу отодвигаюсь к краю кровати. Но когда до цели уже рукой подать, оборотень тревожно всхрапывает, прицельно ощупывает постель возле себя, находит меня, замершую и едва дышащую, и вновь возвращает на место.
Хочется выть. Нет, не так. Хочется ВЫТЬ! А еще вопить, плакать, и в истерике дрыгать ногами. Но я, естественно, ничего подобного не делаю, лишь, тихо скрипнув зубами, считаю про себя до десяти, призывая спокойствие. Что ж, начнем сначала.
Вторая попытка начинается, как и предыдущая, с аккуратных стараний сдвинуть в сторону руку герра канцлера. Но на сей раз, его конечность еще не настолько расслабилась, на каждое мое движение Рейн реагирует крепким прижатием к груди. И если я продолжу в том же духе, что через минуту не смогу сделать и вдоха. Нужно менять тактику в корне.
Осторожно разворачиваюсь лицом к оборотню, пыхтя, как еж, и робко заглядываю ему в лицо – а вдруг моя возня его разбудила. Но он продолжает крепко спать, лишь слегка хмурится, когда я слишком уж сильно копошусь. Как же сделать его сон глубже?
Я даже не успеваю ничего подумать, как моя рука поднимается и накрывает ладонью прохладный лоб мужчины, а с губ сами собой начинают срываться слова, складываясь в незамысловатый заговор.
– Матушка-ночка темная, прошу тебя, владычицу, о сне крепком, сне беспробудном, от вечерней зари и до утренней, – беру осторожно ладонь Рейнхарда и рисую на ней пальцем невидимый узор. – Пока этот замок сам собой не разомкнется, до тех пор твой бессон не проснется, – тихо шепчу и прижимаюсь губами к месту, где едва заметным в темноте плетением искрится нарисованный узор. – Бессон растворился, сон заговорился! – заканчиваю, а затем дую на ладонь.