Плач волчицы - Хоуг (Хоаг) Тэми. Страница 23

Безумие… Она была беззащитна, легкоранима. Какой когда-то была Эви.

Желание умерло, как огонь, который неожиданно залили водой. Господи! Каким же негодяем он был! Ему просто хотелось добиться своего. Он привык брать то, что хотел, и он никогда не утруждал себя мыслями о ком-то еще. Эгоистичный и самолюбивый, он вообще не имел права трогать ее.

Лорел открыла глаза, когда Джек вдруг отступил назад. Она чувствовала слабость и легкое головокружение, как после недавней встряски в машине. Как во сне, она поднесла руку к своим губам, горячим и припухшим от поцелуя. Губы были теплыми, влажными-вдруг она с не меньшим удивлением почувствовала, что начался дождь.

Погода в Атчафалайе была очень капризной. Чудесный день мог закончиться ураганом или даже торнадо, а неожиданно начавшийся дождь мог в мгновение ока превратиться в ливень.

— Мы должны поднять верх у, машины, — сказала она с отсутствующим видом, еще не воспринимая реально происходящее вокруг.

Джек был в таком же состоянии. Он стоял под дождем рядом и выглядел опустошенным после всего, что только что пережил. Кепки на голове у него не было. Взъерошенные черные волосы блестели каплями дождя. Они стекали с его носа, капали с подбородка. Кровотечение на лбу прекратилось, осталась только красная царапина. Глаза были глубокими и непроницаемыми. Лорел нервно зашевелилась около автомобиля.

— Я… обычно я не позволяю себя целовать,-она чувствовала, что ей необходимо объясниться. Она не целовалась даже в свое первое свидание. Уэсли потребовалось несколько месяцев, прежде чем он смог затащить ее в постель, прошли долгие месяцы, прежде чем она начала доверять ему. Заметная выпуклость на гульфике джинсов Джека говорила о том, что ее доверие не имело для него никакого значения. Он принадлежал к тем людям, которые привыкли только брать. Секс был для него совершенно естественным делом, основным инстинктом. Он был сильным, здоровым мужчиной, самцом, она была женщиной, которая должна была принимать то, что он ей предлагал. Эта мысль не понравилась ей.

Неожиданно он усмехнулся, и снова улыбка полностью изменила его.

— Эй, но я не какой-то обычный парень, возразил он.

Вместе они подняли верх машины и закрепили его.

— Нам придется отправиться за помощью, — сказал Джек. — Автомобиль иначе не вытащить отсюда, а дождь может идти всю ночь.

Лорел ничего не ответила. Она внимательно огляделась, стараясь увидеть что-то знакомое вокруг, чтобы сориентироваться. Если пойти по грунтовой дороге на север в сторону леса, то можно со временем выйти к тому месту, где Кларенс Готье держала своих боевых собак. Дощечка, сделанная из неровного куска кипарисового дерева, была прибита на дубе, в который когда-то лет двадцать назад попала молния, отчего он засох. На ней было написано: «Осторожно, нарушители зоны могут быть съедены».

— Пойдем, любимая,-сказал ей Джек, кивая в сторону города.

— Нет, — Лорел покачала головой и вытерла рукой капли дождя с лица.-Пойдем туда.-Она повернулась и указала на восток.

—Сладкая, там ничего нет, кроме змей и аллигаторов,-запротестовал он.

Тень улыбки мелькнула в уголках ее рта. Змеи и аллигаторы. А также Бовуар, дом ее детства.

В сравнении с Бовуаром Тара казалась дешевым пансионом. Бовуар стоял в конце традиционной аллеи древних, покрытых мошкарой виргинских дубов и считался жемчужиной старого Юга. Он содержался в безукоризненном состоянии и был выкрашен в девственно-белый цвет. Изящная двойная лестница в форме подковы вела на галерею. Дорические колонны, белые и прямые, высотой в двадцать четыре фута вдоль каждой из четырех сторон здания поддерживали свисающую крышу в карибском стиле. Входные двери освещались фонарями, французские окна имели жалюзи густого зеленого цвета. Три мансарды с слуховыми окошками привлекали внимание к широкой крытой шифером крыше. Застекленный купол венчал произведение архитектурного искусства.

Бовуар представлял зрелище, от которого у любителей старины захватило бы дух. Лорел подумала, что этот дом мог бы вызвать в ней благоговейные чувства или даже любовь, если бы был жив ее отец. Но после его смерти плантация перешла в руки их матери, а она посчитала возможным привести сюда Росса Лайтона. Лорел не сомневалась, что, глядя на Бовуар, никогда не сможет испытывать что-то иное, кроме сожаления, чувства утраты и горечи. Горечи от безвременной смерти отца. Ни она, ни Саванна никогда не смогут жить здесь. Слишком тяжелы воспоминания.

Жаль. Таких домов осталось очень мало. Огонь и наводнения сделали свое дело за эти годы. Отсутствие ремонта тоже сыграло свою роль. Содержание дома такого размера стало невозможным в финансовом смысле в этих краях, которые пережили слишком много невзгод со времен Конфедерации. Многие такие дома превратились в развалины, на их месте появились нефтяные вышки и химические заводы.

Лорел глубоко задумалась, почти забыв о человеке, который шел рядом с ней. Она вздрогнула, когда он заговорил.

— Если там твой дом, почему ты не остановилась в нем?

— Это вас не касается, мистер Бодро.

— Опять мистер Бодро.-Ангел с яркими глазамл, который почти унес его на небеса своим поцелуем, снова возводил между ними стену.

— Это тоже не мое дело, но почему ты таскаешь пушку в сумке?

Лорел молчала..Ей совсем не хотелось рассказывать ему о том, что пистолет был обязательным атрибутом ее жизни в Джорджии, где она постоянно получала по почте угрозы расправиться с ней. Она получала эти угрозы не реже, чем делались ставки на тотализаторе. Ей самой пистолет казался доказательством ее слабости, но тем не менее она продолжала носить его, не желая расстаться с чувством обретенной безопасности.

— Ты не живешь в этом доме. Саванна тоже не живет. Кто же тогда там остается?

— Вивиан. Наша мать. И ее муж, Росс Лайтон. Вивиан. Джек удивленно поднял бровь, услышав, как она это сказала. Не «наша мать, Вивиан», а просто «Вивиан». Она произнесла это имя, как имя знакомой, причем не самой близкой. Тут что-то крылось. Джек никогда в жизни не называл свою мать иначе чем маман, до самого дня ее смерти. Это было проявлением любви и уважения. Он не услышал ни того ни другого в голосе Лорел. Выражение ее лица было жестким, по нему ничего нельзя было понять, а ее уаза были спрятаны под мокрыми стеклами очков.

Лорел становилась все тише и сосредоточенней, никак не реагировала даже на его шуточки бывшего адвоката, отгородившись от него стеной молчания. Она не прибавила шагу, когда они приблизились к дому. Она шла к нему как преступник, которого ведут на каторгу.

И с тобой было бы то же самое, Джек, если бы тебе пришлось идти по тропе к той хижине в Баию Нуар.

И дело было не в том месте, где ты жил, дело было в воспоминаниях.

Джек понимал, что великолепный дом не гарантировал счастья. Должно быть, ее детство было схоже с его. Между ними могло возникнуть нечто общее, но он не хотел никакого сближения.

Белый «мерседес», стоявший у входа в дом, выглядел как хорошая реклама для автомобильной компании: вот-вот по лестнице спустится элегантная пара, чтобы поехать в его богатом, сделанном в Баварии салоне в какой-нибудь шикарный ресторан поблизости.

Сегодня была суббота, напомнила себе Лорел. Обед и танцы в загородном клубе. Общение с пэрами. Будучи королевой общества прихода Парту, Вивиан выкраивала вечер, чтобы вознаградить своим присутствием менее знатных людей. Она не потерпит вмешательства в ее планы.

Лорел старалась заглушить беспокойство, которое невольно охватило ее, когда она нажала на освещенный звонок около двери. Она чувствовала на себе взгляд Джека, понимала, что он спрашивает себя, почему она должна звонить в дом, в котором выросла. Было слишком сложно сразу разобраться во всем. Она стала чужой в своем доме в ту ночь, когда умер ее отец. Бовуар перестал быть домом, он стал просто помещением. Люди, которые жили в нем, были для нее, скорее, незнакомыми людьми, чем родственниками. Эти мысли вызвали в ней шквал противоречивых эмоций.