Энигма. Книга 2 - Мейер Лана. Страница 3

Я и правда оказалась в запутанном лабиринте. И казалось, ни одна дорога не приведет меня к выходу…

Думала, что задушу его, как только вновь окажусь в операционной. Разобью к черту капсулу и вцеплюсь в горло Карлайла со всей дури, вонзая ногти в пульсирующие вены на его шее.

Но я… не могла, не хотела. Как только увидела его, мой мир вновь перевернулся с ног на голову. Я понимала, что это неправильно, что на самом деле «свободная я» не чувствует никакой связи, но другая часть меня, видела Карлайла в другом свете: для нее он стал всем.

{Мой…

Конец и начало. Сон и реальность. Холод и жар. Закат и рассвет. Вулкан эмоций и глубокий океан, полный тайн. Высший разум… Бог.}

Это явно не было мыслями свободной личности, которой я всегда так хотела стать. То было поведение безвольной куклы, слепо доверяющей своему Создателю.

– Мак… ты кричал, и я проснулась… – первое, что произнесла, когда он очнулся, и капсула открылась, прекратив издавать космические звуки.

– Проваливай, – Мак сел на стальной поверхности, и вскинул на меня один из своих далеких взглядов, от которого моя душа окончательно покрылась инеем.

– Что…? – прирученная им часть меня, не собиралась сдаваться, и вопреки упрекам гордости и голосу разума, я нежно коснулась его обнаженных крепких плеч, мечтая подарить ему свою заботу, поддержку… любовь. Крепко обнять, и прошептать ему, что он не один в этом мире, что у него есть я, и что если он просто возьмет и расскажет мне, кто он на самом деле, и что происходит, то… я приму его сторону, какой бы она ни была.

– Еще раз зайдешь – останешься здесь надолго, – в его голосе не было ни зла, ни раздражения. Пустота, вакуум, ни капли чувств и эмоций по отношению ко мне… лучше бы он меня ударил. Лучше бы взял за горло или плечи, хорошенько встряхнул, заглянул бы в глаза, в которых отразились бы все оттенки его чувств ко мне и одно самое важное:

Что я для него человек, личность, в конце концов – желанная женщина. Но глаза Карлайла оставались не более чем мерцающими стекляшками.

И я убежала, не оборачиваясь. Проплакала всю ночь, осознавая, что так больше не может продолжаться. Я не могу позволить кому-то использовать себя. Собирала раздавленную гордость по кусочкам, утешая и лелея ее.

Я не понимала его… по-прежнему не понимала. И я мечтала, что однажды проснусь с человеком, который прижмет меня к себе, потому что я действительно нужна ему, потому что я – его мир, а не девушка – объект, и не девушка, способная открыть хранилище (уже после произошедшего в Швейцарии, Палач мне рассказал, что ячейку могла открыть только я).

Мне хотелось проснуться в другой жизни, и не знать, кто такой Макколэй Карлайл.

{Мне хотелось обратно.

Жить по сценарию.

В мою святую святых – зону комфорта.

Там хорошо. Там все просто и убого. Но зато так уютно. Не правда ли?}

Опускаюсь под воду в ванной, задержав дыхание… резко выныриваю, окончательно обрывая бесконечный поток терзающих воспоминаний о той ночи на Бали. Закончив водные процедуры в просторном джакузи, выхожу из него и завязываю на груди полотенце. Скорее, по инерции, чем из желания посмотреть на себя в зеркало, протираю салфеткой запотевшее от пара стекло. Нервно кусаю губы, пытаясь не обращать внимания на едва заметные синяки на теле, полученные во время бурных схваток с Карлайлом.

И один последний, полученный в Хранилище, от удара об стену… поворачиваюсь к зеркалу спиной, и, приспуская полотенце, пытаюсь визуально оценить, сколько еще времени мне ходить с подобным «украшением» на теле. Быстро теряю интерес к крупному желто-коричневому пятну с красными вкраплениями полопавшихся сосудов, потому что всем моим вниманием мгновенно овладевает татуировка ветвей Сакуры… и безобразные шрамы, прикрытые набитыми распустившимися бутонами.

Несмотря на современные методы обезболивания, я чувствовала каждое прикосновение иглы к своим шрамам. Сначала. А потом, ощутила, как Макколэй сжал мою ладонь, и я просто смотрела на костяшки и слегка набухшие вены на его руке, чувствуя ее вес и силу. Поднимала на него взгляд и забывала о боли, пропадая в гипнотизирующем омуте зеленых глаз…

Я не должна о нем думать. И не должна больше проверять новости каждый день, с отчаянием выискивая информацию о нем… рано или поздно, мы, конечно, встретимся, чтобы решить некоторые вопросы насчет моей мамы, но я хочу быть готовой к этому моменту и больше не собираюсь терять голову.

Я не знала причину его приступов и неадекватного поведения в Хранилище, но знала, что он жив и сейчас находится под стражей, как подозреваемый в покушении на жизнь Стефана Грейсона, отца Джеймса. О подробностях СМИ молчали. В то, что Макколэй психически болен, мне верилось с трудом, но факт остается фактом – очевидно, его нервная система устает контролировать все происходящее двадцать четыре на семь, и у него случаются подобные «срывы», которые напоминают мне агонию наркомана, страдающего от ломки.

{Скажи мне правду, Энигма! Скажи мне. Правду. Я не могу! Не могу… я тебя не вижу. Я ничего не вижу…}

На какое-то время я отключаюсь, а когда вновь прихожу в себя, понимаю, что смотрю на то, как вода, сливаясь в сток, образует мощный водоворот, сопровождающийся характерным звуком. Невольно переношусь на пляж, и вспоминаю слова Мака о воронках энергии в наших телах… мысленно сопоставляю с теми записями, которые увидела на экране в лаборатории. В очередной раз пытаюсь его понять, но ничего не выходит. Оправданий тому, что он делал со мной нет, и не может быть.

Снова одергивая свои мысли о Маке, я бросаю беглый взгляд на Носитель, и замечаю пять новых пропущенных от Джеймса.

Не знаю, хочу ли я ему отвечать…

Выхожу из ванной комнаты, поежившись от прикосновения холодного воздуха к коже, наливаю до краев бокал игристого вина (третий за вечер), и подхожу вплотную к панорамному окну от пола до потолка, глядя на вид, что открывается с пятьдесят пятого этажа одного из небоскребов. Вечером, Нью-Йорк превращается в калейдоскоп огней, подтверждая свое звание «города, что никогда не спит». Прошло две недели с того дня в Цюрихе, и, если честно, для меня каждый час был прожит в поволоке тумана. И это, несмотря на то, что я не работала, никуда не спешила, скорее наоборот – безбожно бездельничала, пытаясь прийти в себя после долгих недель изоляции, проведенных с одним человеком. Я была подавлена, морально слаба, и не знала, как выйти из этого состояния. Ощущение, что кто-то стоит у меня за спиной и постоянно «высасывает» из меня жизненные силы не покидало, хоть я и не верила в подобную чушь.

У меня было лишь одно предположение – датчик, прикреплённый Маком имеет небезопасное для здоровья излучение, но снять самостоятельно его невозможно. Разве что, содрать вместе с кожей.

Эту квартиру снял для меня Джеймс, и я не стала отказываться от подобного убежища по вполне понятной причине – я нуждалась в защите, и игры Палача не оставляли другого выбора.

Круз рассказал мне о том, что Руфус завещал мне деньги и имущество, а также вольную – бумажку, которая могла бы сделать меня членом Средней касты, но распорядиться всеми благами, оставленными опекуном, я смогу лишь по достижению двадцати однолетнего возраста. Эту информацию еще нужно проверить, но, если честно… мне ничего не нужно сверх меры. Лишь деньги на лечение мамы, крыша над головой и свобода.

Ставлю опустошенный бокал вина на прозрачный столик у окна, замечая огромный букет белых лилий, аромат которых, благоухает на всю студию. Это первые цветы от Джеймса, которые я не выкинула. Устала таскать огромные букеты к мусоропроводу. Я игнорирую его звонки, прекрасно понимая, что у него есть ключи от этой квартиры, и он в любую секунду может выставить меня за дверь. Как ни странно, я уверена в том, что этого не произойдет. И судя по взгляду и заботе, которой он окружил меня после инцидента в Хранилище, выполнить часть задания Палача, будет не сложно.