Тонкая темная линия - Хоуг (Хоаг) Тэми. Страница 37

Фуркейд подошел к раковине, чтобы вымыть руки.

– Почему ты передумала? – поинтересовался он.

– Ноблие снял меня с патрулирования, потому что мои коллеги ведут себя совершенно по-идиотски. Насколько я могу догадаться, на твое место он меня назначить не собирается. Так что, если я хочу заниматься этим делом, только ты можешь мне помочь.

Ник не посочувствовал ей и не стал расспрашивать подробно о стычке с коллегами. Это было проблемой Анни, и его не трогало.

– Попроси, чтобы тебя перевели в другой отдел. – Он развернулся и вытер руки о белоснежное полотенце. – Будешь весь день читать отчеты, изучать донесения.

– Посмотрим, что я смогу сделать. Все зависит от шерифа.

– Не будь пассивной, – резко бросил Фуркейд, – проси то, чего тебе хочется.

– И ты считаешь, что я вот так просто все и получу? – Анни рассмеялась. – Ты точно прилетел с другой планеты, Фуркейд!

Его лицо стало суровым.

– Если ни о чем не станешь просить, то ничего и не получишь, Туанетта. Тебе лучше побыстрее усвоить этот урок, если хочешь стать детективом. Люди никогда просто так не расстаются со своими секретами. Тебе придется просить, тебе придется спрашивать, тебе придется копать.

– Я знаю. Сегодня я говорила с Донни Бишоном. Фуркейд удивился: – И что?

– Он похож на человека, который не в ладах со своей совестью. Но, возможно, тебе не хочется об этом слышать.

– Интересно знать, почему?

– Он заплатил за тебя залог, а это сотня тысяч баксов. Фуркейд засунул пальцы за пояс джинсов.

– Я говорил это Донни, повторю и тебе – он купил мне свободу, но не меня самого. Никто не сможет меня купить.

– Что-то новенькое для полицейского из Нового Орлеана.

– Я больше не работаю в Новом Орлеане. Я там не прижился.

– Я вычитала в библиотеке совсем другое, – заметила Анни. – Если верить газете «Таймс пикайюн», ты был продажным копом. На тебя потратили немало чернил. И ни у кого не нашлось ни одного доброго слова в твой адрес.

– Прессой легко манипулируют влиятельные люди. Анни поморщилась:

– Ну да, конечно. Именно такие замечания и заставляют всех предполагать, что ты не в своем уме.

– Окружающие могут думать, что им угодно. Я знаю правду. Я живу честно.

– И какова же твоя версия правды? – чуть нажала на него Анни.

– Правда заключается в том, что я слишком хорошо делал свою работу, – наконец произнес Ник. – И я совершил ошибку, борясь за справедливость там, где ее попросту не существует.

– Ты на самом деле избил того подозреваемого?

Фуркейд промолчал.

– Ты действительно подложил улику?

Он лишь чуть наклонил голову, потом повернулся к ней спиной и достал из шкафчика сковородку с длинной ручкой.

– Я жду ответа, детектив. Я должна знать, с кем я имею дело, Фуркейд, и я уже тебе сказала, что в настоящий момент не склонна доверять людям.

– В расследовании доверие никому не нужно, – парировал Фуркейд, достав разных овощей и вооружившись ножом устрашающих размеров.

– Но для меня это очень важно, – настаивала Анни. – Ты подложил кольцо в стол к Ренару?

Он поднял голову и, не мигая, уставился на нее:

– Нет.

– Почему я должна тебе верить? Откуда мне знать, что Донни Бишон не заплатил тебе за то, чтобы ты это сделал? Он мог дать тебе денег и за то, чтобы ты убил Ренара тем вечером.

Нож вонзился в мякоть сладкого красного перца, словно это была папиросная бумага.

– Ну и кто же из нас параноик?

– Между здоровой подозрительностью и манией большая разница, – ответила Анни.

– Зачем было втягивать тебя в расследование, если мне платили?

– Ты мог меня использовать в своих собственных целях.

Ник улыбнулся:

– Для этого ты слишком умна, Туанетта.

– Не стоит тратить время на лесть.

– В лесть я не верю. Я говорю только правду.

– Когда тебя это устраивает.

Анни вздохнула – они снова пошли по кругу. Разговаривать с Фуркейдом это все равно что боксировать с тенью. Сил тратишь много, но не достигаешь никакого результата.

– Почему ты выбрал меня, а не Квинлэна или Переса?

– У нас маленький департамент. У одного зудит, другой чешется. Ты не из наших, в этом преимущество. – На его лице снова появилась улыбка, полная очарования, которым Ник Фуркейд никогда не пользовался. – Ты мое секретное оружие, Туанетта.

Анни в последний раз попыталась удержаться от подобного безумства. Но она этого не хотела, и Ник это понимал.

– Ты чувствуешь себя обязанной Памеле Бишон, ощущаешь свою связь с ней, – продолжал Фуркейд, – и с теми, кто погиб до нее. Ты знаешь о мире теней. Поэтому ты пришла сюда. Потому что мы с тобой добиваемся одной цели – отправить Ренара в ад.

– Я хочу, чтобы преступление было раскрыто, – сказала Анни. – Если это дело рук Ренара…

– Он убийца.

– …тогда все в порядке. Я буду танцевать на улице в тот день, когда они отправят его на тот свет. А если это не он… Ник воткнул нож в разделочную доску:

– Он убийца.

Анни не ответила. Она явно сошла с ума, раз приехала к Фуркейду.

– Все просто, – Ник заговорил спокойнее, вытащил нож и принялся резать лук. – У меня есть материалы по делу, Туанетта. У тебя пытливый ум и нужная доля скептицизма. У меня нет над тобой власти… – Нож застыл. Ник покосился на Анни. – Верно?

– Да, – ответила Анни, отводя глаза.

– Тогда мы поладим. Но для начала поедим.

ГЛАВА 19

Они поужинали тушеными овощами и коричневым рисом. Странно, что заядлый курильщик оказался вегетарианцем, но Анни почувствовала, что начинает привыкать к противоречивой натуре Ника Фуркейда. Ей оставалось только ждать очередную неожиданность.

– Ты проучилась два года в колледже. Почему ты бросила? – вдруг спросил Фуркейд, орудуя вилкой. Он ел так же, как делал все остальное – целеустремленно и без единого лишнего движения.

– Мне показалось, что я напрасно трачу время. – Анни почувствовала себя неловко из-за того, что Фуркейд копался в ее личном деле.

– Ты записалась в полицейскую академию в августе девяносто третьего, – продолжал Фуркейд. – Сразу после того дела с Душителем из Байу. Одно как-то связано с другим?

– Ты и так слишком много обо мне знаешь. Ник не обратил внимания на запальчивые нотки в ее голосе.

– Ты училась в школе вместе с пятой его жертвой Анник Делауссе-Жерар. Вы были подругами?

– Да, мы дружили, – подтвердила Анни.

Она взяла свою тарелку, отнесла в раковину и осталась там стоять, глядя в окно. Ночь окружила дом со всех сторон. Во дворе у Фуркейда свет не горел. Так и должно было быть, ведь Фуркейд сам был частью тьмы.

– В детстве мы были закадычными подружками, – начала Анни. – Родители называли нас Две Анни. Но потом мы выросли, у нас оказались разные компании. Я случайно встретила ее на улице примерно за месяц до трагедии. Она работала официанткой в баре. В тот момент Анник как раз ждала развода. Я пригласила ее съездить со мной в выходные в Лафайетт, но мы так никуда и не поехали. Я думаю, что на самом деле мне этого не слишком хотелось. У нас оказалось не так уж много общего. Потом сообщили о ее убийстве… Потом похороны…

Ник рассматривал ее отражение в окне.

– Почему тебя это так задело, если вы мало общались?

– Не знаю.

– Нет, знаешь.

Анни помолчала какое-то мгновение. Ник не торопил ее. Ответ лежал на поверхности, Анни просто не хотела отвечать.

– Когда-то мы были как две половины одной монеты, – неохотно сказала она. – Поворот монеты, игра судьбы…

– На ее месте могла оказаться ты.

– Конечно, почему нет? Понимаешь, когда ты читаешь в газете об убийстве, ты жалеешь жертву, потом переворачиваешь страницу и продолжаешь читать. Но совсем другое дело, когда ты знаешь погибшего. С неделю газеты много писали о ней, a потом Анник стала просто жертвой номер пять, и заголовки уже кричали о другом. Я видела, что стало потом с ее семьей, с ее друзьями…