Эсминцы и коса смерти (СИ) - Ангелов Августин. Страница 17

— Но кто же эти карты туда положит? — спросил Александр.

— Сам Игорь. Он поспал часа два, а потом вышел на быстроходном катере, чтобы лично сделать закладки. У него, в отличие от меня, сомнений в твоих сведениях не возникло. Он сразу тебе поверил, хоть и разведчик. Прежде, чем отчалить, он позвонил мне и сказал, что оставил для тебя пакет с координатами тайников.

— Но, как же я смогу убедить капитана Малевского изменить курс эсминца?

— Нет необходимости. Ему уже поступил приказ из штаба флота всемерно содействовать проведению разведывательной операции с кодовым названием «Морской лис». Пока ты кувыркался с Наташкой, мы работали. Так что давай, немедленно дуй на свой эсминец. Пакет от Игоря ждет тебя там.

Глава 9

Вместе с отцом и его шофером Александр на служебном автомобиле быстро добрался до порта. Прощаясь, отец протянул сыну новенькое удостоверение сотрудника флотской разведки, подготовленное дядей еще вчера вечером. Фотографию вклеили запасную, из личного дела Саши. Еще, пока ехали, отец устно передал кое-какие дядины указания, непосредственно касающиеся выполнения предстоящей миссии.

В порту Александр быстро нашел буксир, следующий в Кронштадт. В 7:30 суденышко запустило машины и, вибрируя всем корпусом, отшвартовалось от пирса. Пыхтя черным дымом из довольно высокой единственной трубы, буксир покидал акваторию порта. Начинался очередной летний день, четвертое июня. Но лета, как такового, не было. Накануне вечером, пока Александр работал с картами в дядином кабинете, погода совсем испортилась, налетел порывистый ветер, пошел сильный дождь, а ночью похолодало и даже выпал мокрый снег. Вот такое грустное начало лета выдалось в 41-м году. Казалось, что сама природа скорбит, чувствуя неминуемое приближение кровавой бойни войны.

К утру ветер начал стихать, дождь перестал, а выпавший мокрый снег растаял, но облака все еще нависали слишком низко, а воды Балтики налились свинцом и волновались. Не слишком сильный, по шкале Бофорта балла на четыре, умеренный, но неприятный северо-западный ветер кидал буксир на метровых волнах в килевой качке и раскачивал из-стороны в сторону. И без того довольно медленный буксир, при таких неблагоприятных погодных условиях, полз по волнам, подобно черепахе.

Чтобы не промокнуть на палубе от летящих брызг, Александр попросился в рубку к шкиперу. Немолодой портовый моряк пустил его, но не был ни приветлив, ни разговорчив. Потому Александр поставил свой маленький тревожный чемоданчик возле комингса и просто стоял в рубке, глядя сквозь закопченное стекло бокового иллюминатора на волны. Он думал о своем дяде Игоре. Как же он на небольшом катере преодолел ночной шторм? Смог ли в такое волнение подойти к финским островкам и сделать необходимые закладки? Конечно, Игорь Добрынин был и опытным яхтсменом, и хорошим пловцом, но со стихией трудно спорить. А если испортившаяся погода нарушит их план? Но небо, кажется, начинало понемногу светлеть. Когда буксир подходил к Кронштадту, волны уже сделались значительно меньше, а ветер почти прекратился. Буксир шел в гавань, а не на рейд, потому Александру пришлось воспользоваться своим новым положением флотского разведчика и, предъявив удостоверение капитану буксира, заставить его идти к эсминцу.

Когда до эсминца осталась всего пара кабельтовых, Александр вышел на бак и, взяв комплект сигнальных флажков, лично просигналил вахтенным на эсминце: «Примите человека на борт». Он хорошо знал и помнил эту сигнальную азбуку телодвижений. Радиостанции на старом портовом буксире не имелось. В связи с этим, Александр вспомнил, чему его учили в академии уже после войны, что боевые возможности соединения всегда определяют не столько даже вооружения этого соединения, сколько оперативное управление и хорошая связь. И что потеря связи неизбежно приводит и к потере управления. А, оставшись без управления, соединение обязательно приходит к поражению. А тут на многих кораблях даже радиостанций не имелось, или же они не работали. А команды часто передавались постаринке, в прямой видимости, с использованием сигнальных флажков или световых телеграфов.

Буксир не стал швартоваться, просто на мгновение подвалил к борту эсминца. Но этого Александру хватило, чтобы ловко зацепиться за шторм-трап и подняться на боевой корабль. На борту его встретил свободный от вахты Вася Мальцев, который, немного подремав после дежурства, вышел из каюты подышать свежим воздухом на палубу полубака, откуда и увидел буксир с приближающимся Александром. Он сразу пожаловался, что Александр, уходя с эсминца, забыл сдать свои комсомольские дела комсорга. И теперь Василия донимает расспросами комсомольский активист старшина второй статьи Павел Березин, думая, что раз Мальцев назначен вместо Александра, то и комсоргом быть обязан. На что Саше пришлось сказать, чтобы Мальцев прислал этого старшину к нему. Потому что, действительно, необходимо было провести комсомольское собрание и избрать нового комсорга.

На самом деле Александр не слишком любил все эти общественные обязанности, вроде комсомольской работы, но, раз уж поручили, проголосовав за его кандидатуру на прошлом собрании, то относился серьезно. Делал регулярно политинформацию, проводил разъяснительные беседы с молодежью, следил за судовой стенгазетой и собирал членские взносы. Но до того ли ему будет сейчас?

Да и не останется он, наверное, на этом корабле, первом эсминце типа «Новик», с названием «Яков Свердлов». Александр Евгеньевич помнил флотскую легенду, что этот корабль героически погиб 28 августа во время злополучного перехода из Таллина, спасая крейсер «Киров», на котором шло командование, от вражеской торпеды. Но вот откуда там взялась торпеда, никто толком сказать так и не смог. По трофейным документам выходило, что вражеской подводной лодки там не было, да и вражеские самолеты-торпедоносцы в тот момент не пролетали. Виноваты и в этом случае были проклятые минные заграждения Юминды. Но, может быть, этих мин теперь не будет?

И если, все-таки, Трибуца и Пантелеева смогут убедить вот эти самые «разведданные» за которыми сейчас идет корабль, и они, все же, сформируют рейдерскую эскадру для активных действий на Балтике, то она будет состоять из быстроходных эсминцев, а не из «Новиков». Потому что, если рассуждать объективно, то устаревший эсминец мало что сможет в противостоянии с немецкими и финскими кораблями и береговыми батареями.

Четыре старые четырехдюймовые пушки эсминца не отличались особой точностью, а калибр их был слишком мал, чтобы наносить врагам серьезный урон. К тому же, эти пушки не имели щитов. Расчет крутился возле них на виду у неприятеля, окажись он в прямой видимости. А если прилетал снаряд и разрывался достаточно близко, то осколками секло сразу всех комендоров. Расположение орудий тоже оставляло желать лучшего. Всего одно на носу и три на корме. Это хорошо, чтобы удирать от неприятеля, а вот атаковать, имея на носу всего одну небольшую пушку, довольно сложно. К тому же, старые снарядные элеваторы, оснащенные электромоторами, часто ломались, и подача снарядов осуществлялась матросами из артиллерийских погребов, по большей части, вручную. Артиллерия ПВО на эсминце тоже была слабенькой. Две зенитные трехдюймовки системы Лендера и четыре пулемета ДШК, которыми заменили изначально стоящие на эсминце «Максимы», не могли обеспечить достаточную плотность огня и отразить серьезный авианалет.

С торпедным вооружением тоже имелись проблемы. При постройке оно состояло из двухтрубных торпедных аппаратов, расположенных последовательно, которых имелось четыре штуки. Но эти торпедные аппараты, произведенные на Путиловском заводе, имели существенные недостатки. Они слишком медленно наводились на цель и часто отмечались дефектами затвора. Быстро перезарядить их не представлялось возможным. Впрочем, запасные торпеды даже не предусматривались. Потому, когда корабль проходил ремонт в 40-м году, старое торпедное вооружение заменили. Сняв кормовой торпедный аппарат, поставили три трехтрубных образца 1913 года. Основные недостатки прежних торпедных аппаратов, вроде бы, устранили. Даже появилась возможность стрелять торпедами веером. Но и в модернизированном варианте запасные торпеды снова не предусматривалась. Потому что перезарядить аппараты в бою на открытой незащищенной палубе представлялось почти невозможным и очень опасным занятием.