Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll". Страница 109

Всхлипы помалу начали утихать, покуда на них более не хватало сил. Фрея выключила воду, и тишина, в которую она погрузилась, оказалась оглушающей. Глаза отыскали оставленный на ноге след — белая вязкая жидкость, тонкая линия которой потянулась вниз по щиколотке. Фрея прикоснулась пальцами к коже и поморщилась, когда ощутила липкость, выдавшуюся тошнотворно отвратной.

Она больше не медлила — сбросила с себя одежду, снова включила воду и стала под душ, смывая с себя Джеймса. Вжимала в тело мягкую губку, но красные следы поцелуев оставались на месте, чему Фрея не так уж была расстроена. Под одеждой всё должно скрыться. Наверняка её обоженное краской стеснения лицо будет намного красноречивей.

Рассудок медленно заполнялся мыслями, что были трезвыми. Казалось, в теле не осталось и капли выпитого вина, вскружившего голову. Фрея думала так много, что вернуться обратно к парню не представлялось ей иначе, как неловкостью. Что стоит ему сказать? Что скажет он? Это было новое начало или неотвратный конец? Обнаружит ли она его вообще в своей постели?

Прежде, чем выйти из ванной, Фрея показала из дверей голову, с опаской осматривая темный коридор. Ей слышался смех Алиссы и Дункана, или это лишь показалось в пьяном дреме? Теперь она ни в чем не была уверена. Тем не менее, прикрывая руками тело, обернутое в полотенце, девушка на цыпочках вышла, намеренная вернуться в комнату, как вдруг кто-то неожиданно подошел сзади и предупреждающе зажал ей рот обеими ладонями.

— Это всего лишь я, — шепот Джеймса не успокоил биения вырывающегося из груди сердца. Он зашипел и стиха ругнулся, когда Фрея от испуга укусила его за руку. Развернувшись на месте, так вовсе ударила, не жалея сил.

— Что ты здесь делаешь? — спросила шепотом, всё ещё опасаясь, что их могут услышать.

— Я был в гостевой ванной и возвращался обратно, — Джеймс двинул плечами, будто всё было вполне очевидно. Фрея окинула парня беглым взглядом. Он был переодет в свободные пижамные брюки, но почему-то оставался без рубашки, что заставило её нахмуриться.

— Куда ты возвращался? — спросила аккуратно, покуда их комнаты находились рядом.

— Куда ты хочешь, чтобы я вернулся? — на лице просияла наглая улыбка, полна привычной дерзости. Фрея закатила глаза, развернулась на месте и продолжила путь в свою комнату, когда Джеймс последовал за ней. — Знаешь, тебе следовало бы поменять простыню, — первое, что произнес, когда захлопнувшаяся за спиной дверь отрезала их от остальной части дома. Фрея недоуменно на него посмотрела, чем пробила на улыбку. — Там остались следы крови. Такое бывает, когда…

— Я знаю, — она не дала ему договорить, поскольку и так была осведомлена в произошедшем. В книге было об этом сказанно, но у Фреи снова всё вылетело из головы.

Первым делом она подошла к платяному шкафу, за приоткрытой дверцей которого переоделась. Затем достала из нижней полки комода простыню, и с помощью Джеймса натянула её на матрасе. На прежней действительно было заметно кровавое пятно, при виде которого Фрее стало не по себе. Казалось, они скрывали следы преступления, и даже отрезвевший разум не помогал избавиться от мыслей об этом.

Фрея уснула почти сразу после того, как голова коснулась подушки. Она чувствовала себя уставшей и совершенно оббесиленной, но всё же когда Джеймс вместе с невесомым поцелуем выдохнул ей в губы «Спокойной ночи», ей хватило сил, чтобы улыбнуться.

Её сон был безмятежно спокойным, невзирая на то, что достаточно непривычно было делить одно одеяло на двоих, ощущать прикосновение чьих-то рук на своем теле, чувствовать на коже чужое теплое дыхание. Фрею это вовсе не смущало, будто так было всегда. Она совсем не ощущала ни веса руки Джеймса на своем бедре, ни уткнутого в лопатки носа, ни щекочущих кожу волос.

Она проснулась первой, когда в глаза ударил яркий свет из окна. Фрея тихо промычала, спрятав лицо в подушке, что не спасло. Девушка потеряла золотую нить, связывающую со сном, что за считанные секунды улетучился из головы, расстворился в первых беспорядочных мыслях, а затем и вовсе в осознании действительности. Она оказалась в клетке рук Джеймса, который оказался крепко прижат к её спине. Он был так близко, что Фрея даже не могла пошевелиться, не разбудив при этом его самого. Тем не менее, она сделала попытку аккуратно отодвинуть его руку и дать себе чуть больше свободы.

Фрея приподнялась на месте, только чтобы выглянуть в окно, за которым распростелся сказочный зимний пейзаж. Снег ровной блестящей гладью лежал на крышах похожих домов, на изгибах танцующих веток голых деревьев и промозглой от холода земле. Она могла увидеть, как из дома напротив высыпались дети, смех которых был глухим, но всё же настоящим. Они сходу начали лепить снежки, разворачивая прямо посреди улицы поле боя, в котором Фрея и сама охотно бы приняла участие.

Ребенком она любила зиму. На Рождество они всей семьей обычно отправлялись в Дамфрис. Мать эти поездки не особо радовали, поэтому с началом войны она воспротивилась уезжать из Лондона, но Фрея всегда искренне не могла дождаться встречи с кузеном. Дункан умел заводить друзей, где бы не оказался, но не она. Тогда ещё он был её единственным другом, и Фрея сходила с ума, так сильно любила слушать его росказни о приключениях, угождать по его вине в неприятности и просто ходить за ним по пятам.

Она находила в зиме нечто завораживающе особенное. В её холоде было некое очарование, которому хотелось подражать, пропуская его через себя. Фрея находила в хрустящем морозном воздухе красоту, но что намного важнее — одухотворяюще вдохновение.

Фрея смотрела в окно, не в силах оторвать глаз. Низ живота продолжал отдавать болью, но теперь она была терпимой, девушке не было на что жаловаться. Она только вознамерилась подниматься с постели, как руки Джеймса ловко повалили её обратно на подушку, заставив тихо вскрикнуть от неожиданности.

— Сколько времени? — он успел приоткрыть лишь один глаз, когда уткнулся носом ей в щеку.

— Не знаю, — улыбаясь, пробормотала Фрея.

— Впрочем, без разницы, — он поцеловал её сперва в щеку, а затем в губы. Его ладонь тем временем залезла под её ночную рубашку и стала щекотать живот. Фрея перехватила руку Джеймса, когда та вознамерилась подняться выше.

— Как тебе спалось? — спросила, рассоединив первой губы. Фрея поднялась вверх по подушке, когда Джеймс сделал попытку избежать ответа и поцеловать её снова. Она чувствовала себя неловко, чего нельзя было сказать о парне.

— Мне снилась ты, — самоуверенно ответил. На лице тут же выросла глупая улыбка, сонные глаза продолжали оставаться полузакрытыми. Джеймс положил голову на живот Фреи и, казалось, был достаточно близок к тому, чтобы снова уснуть.

— Неужели? — она пыталась подавить смех, запустив пальцы в его спутанные волосы. — И что я делала в твоем сне?

— Ты выпила чуть больше, чем стоило, наговорила мне всякого, а затем вдруг заявила, что хочешь меня. Прямо здесь, в этой комнате, на этой кровати. Можешь, себе представить? Я не был готов, но позволил тебе уломать себя…

— Должно быть, это было не так уж сложно, — Фрея всё же не смогла сдержать смеха.

— Ты умеешь быть убедительной.

Оба тихо рассмеялись. Фрея почувствовала, как сердце снова забилось быстрее в приятном волнении, что теплом разлилось по всему телу. Она снова отвернула голову к окну, всматриваясь в белоснежный городской пейзаж, от которого перехватило дыхание. И ей вдруг стало так спокойно и безмятежно, что всё казалось нереальным. Ни она, ни Джеймс, ни проведенная вместе ночь. Всё было сном, который они делили на двоих.

Это было странно. Лежать в одной постели с парнем, вроде Джеймса. Его репутация оставляла желать лучшего, и он даже не пытался скрыть того, кем был на самом деле. Самоуверенный, самовлюбленный, самонадеянный — эти качества привлекали многих, но точно не её. Ещё с того самого вечера два года назад на бале дебютанток он произвел на неё неизгладимо отвратное первое впечатление, оставшись в памяти надменно пошлым другом кузена. Рассказы Оливера о брате звучали неизменно, как жалобы, что очерняли его образ всё больше и больше. В конце концов, когда Фрея встретилась с парнем один на один на пляже, он вывел её из себя окончательно своими претенциозными заявлениями об иллюзии чувств и наглой попыткой поцеловать её, будто это ничего не значило.