Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll". Страница 47

— Тогда тебе повезло, что ты встретила меня, — Джеймс резко притормозил, вынудив и Фрею остановиться, чтобы посмотреть на него вопросительно. — Я знаю самое красивое место в городе. И даже безвозмездно для тебя его открою.

Наклонив голову чуть набок, она смотрела на него неуверенно, не решаясь соглашаться. Нос и мочки ушей покраснели от холода, ледяные руки прятались в натянутых рукавах кардигана, что, казалось, совершенно не согревал. В глазах застыла сонливость, которую испытывал теперь и он, но вместе с тем сомнение. И чем дольше продолжалось молчание, тем ощутимее было безрассудство Джеймса, вгрызающееся внутрь мерзким отвращением к нелепым попыткам навязаться, что он делал не весьма осознанно.

— К чёрту. Будет лучше оставить тебя одну, — он вскинул в воздухе руками, готовый развернуться и уйти, испытывая разочарование, вскрывающее внутри чёрную дыру. Джеймс всё ещё упрямо напоминал себе, что не должен был чувствовать чего-либо, но противиться тоже не мог.

— Нет, стой, — Фрея отдернула его за рукав пиджака, хоть он и не успел двинуться с места. Тонкая ладонь выскользнула из-под рукава кардигана, и он бросил на неё быстрый взгляд, отметив, что кольца на безымянном пальце не было. — Покажи мне дурацкое место. В любом случае я либо потеряюсь здесь, либо просто обойду несколько кварталов и вернусь ни с чем, — она отпустила его, хоть Джеймс даже не успел двинуться с места. Он пытался выискать взглядом вторую её руку, которая тоже оставалась неокольцованной.

Они медленно побрели вверх по улице, углубляясь в жилые кварталы, подальше от студенческой суеты. Закусочные ещё были закрыты, как и магазины. Они проходили мимо низких кирпичных домиков, сложенных вместе, как домино, и поднимались всё выше и выше, пока небо понемногу хмурилось, набираясь серых красок.

Осенний пейзаж завораживал. Фрея только то и дело, что с интересом рассматривала переодетые в яркий желтый деревья, ногами поддевала шуршащие листья и шмыгала влажным носом. Они болтали лениво, но непринужденно.

Фрея первая начала разговор о кузене и его дурацкой выходке. Это побудило Джеймса рассказать об их выходках в первый учебный год, когда подобные представления они устраивали достаточно часто.

Это был закрытый клуб, участие в котором было тайной, запечатанной за семью замками, разглашение которой стоило обусловленной цены. Оговорившегося привязывали к импровизированному постыдному столбу, у которого виновник должен был простоять целый день, от полночи к полночи прямо посреди кампуса. Деятельность этого клуба заключалась в том, что прямо посреди городских улиц, кампуса, порой даже библиотеки или столовой разыгрывались короткие театральные сцены. Все участники действия переодевались в соответствующие костюмы и надевали маски, чтобы оставаться неузнаваемыми, а потому зачастую оставались безнаказанными за нарушенное спокойствие.

— Зачем ты мне рассказал это, если это запрещено? — Фрея не могла перестать улыбаться, воображая всё это безумство.

— Я больше не участвую в этом, потому могу свободно болтать. К тому же я уверен, что ты никому об этом не расскажешь, — он стегнул плечами, подавляя зевоту. Чем выше солнце поднималось вверх по небосклону, тем теплее становилось. И всё равно ему хотелось спать.

— Я могла бы рассказать об этом Алиссе. А если бы об этом узнала Рейчел, то вскоре и весь город, — Фрея украдкой взглянула на парня, прежде чем оба засмеялись. Упоминание Рейчел оказалось безвредным. — Почему ты бросил это?

— Был слишком плох в зубрежке текстов. И в целом я не большой поклонник театра. Мы пришли, — Джеймс опередил Фрею, которая намеревалась спросить ещё о чем-то.

Они остановились у подножия холма, по которому вверх вела тонкая тропинка. Джеймс вышел чуть вперед, прежде чем подал девушке руку, за которую она схватилась сперва слишком неуверенно. Но стоило ей немного поскользнуться, как Фрея ухватилась крепче, с силой сжав холодной ладонью теплую руку Джеймса. Взобравшись наверх, она застыла в изумлении.

— С одной стороны город, с другой — пригород, — объяснил Джеймс, когда Фрея вращала головой, как суетливая птица, выбирая для себя вид получше.

На возвышении стояла старая деревянная скамейка, поросшая мхом и пропитана дорожной пылью. Джеймс тут же упал на неё, приглашая и девушку сесть рядом. Она всё же выбрала чудный пейзаж пригорода, более испещренного красками осени, когда Джеймс оставался лицом к лицу со знакомыми очертаниями старого города с его мощенными улицами, медленно пробуждающимися ото сна.

Фрея достала альбом и начала сперва орудовать карандашом, черкание которого заполняло временное молчание. Её движения были резкими, оточенными до механичности. Когда Джеймс обернулся к ней, то заметил на лице сосредоточенность, застывшую между складок нахмуренного лба.

Они вместе потянулись к её волосам, соприкоснувшись ладонями. Он не знал, зачем хотел поправить надвинувшуюся на лоб волнистую прядь, но рука сама потянулась, будто не принадлежала ему. Фрея повернула к нему голову, рука застыла над листом бумаги. Серые холодные глаза не выражали негодования или злости. Она по-прежнему была спокойна, как никогда прежде. И Джеймс чуть наклонил голову, подаваясь вперед, намеренный пойти на поводу у притягивающего желания, как Фрея всё разрушила.

— Что происходит между тобой и Рейчел? — она опустила голову вниз, переводя дыхание, что невольно задержала. Карандаш снова скользнул по бумаге, нанося звучные штрихи. — Зачем ты продолжаешь обнадеживать её?

— Я не обнадеживал её в чем-либо в самого начала, — Джеймс громко выдохнул, вытесняя из груди горячий воздух. Когда Фрея с силой сжимала карандаш, его пальцы крепко ухватились за края скамейки. — Мы виделись, кажется, позавчера. Она хотела отдаться мне, — он посмотрел на Фрею, которая ещё сильнее нахмурилась от его слов, сжав зубами нижнюю губу.

— Я не хочу об этом знать, — неуверенно произнесла, вдавливая карандаш ещё сильнее в бумагу.

— Просила извинения, просила дать ей шанс исправиться, заверяла в своей любви, — Джеймс усмехнулся. Достал из внутреннего кармана пиджака сигареты и поджег одну, испытывая сладостное упоение от того, как Фрея с каждым словом всё больше взбухала. — Тем не менее, она этого не хотела. Она только и хотела, что внимания.

— Надо же, какой ты проницательный, — хмыкнула Фрея, даже не глядя на него. — Ты довел её до подобных унижений, а теперь ещё и хвастаешься об этом?

— Всего лишь отвечаю на твой вопрос, — его напускная безмятежность порядком раздражала. Джеймс заметил, как Фрея заметно напряглась, отодвинувшись невольно чуть дальше. — Теперь-то вопрос с Рейчел уж точно должен быть решен. Что на счет твоего жениха? — Джеймс бросил короткий взгляд на её руки, возложенные на большой плотный лист. Кольца за это время так и не появилось.

— Что?.. Откуда ты вообще знаешь? — Фрея полуобернулась к нему. Румянец, застывший на щеках, был горячечный. Джеймс усмехнулся, выдыхая кольца ядовитого серого дыма, растворявшегося в воздухе вместе с терпением девушки. — Ещё ничего не решено.

— Потому что твой отец против или потому что против ты сама?

— Тебя волнует личная жизнь всех девушек, с которыми ты целуешься? — смело бросила Фрея, вынудив парня улыбнуться.

— Нет, только тех, которые кузины моих лучших друзей, — глупая улыбка заставила Фрею ещё сильнее нахмуриться. Он будто нарочно выбил её из равновесия, упиваясь моментом слабости и нерешительности. Казалось, Джеймс знал наверняка, как её уколоть, что делал нарочно, будто от приятных непринужденных разговоров ему было не по себе. — Ладно, должен признать, мне больше нравилось, когда ты улыбалась, а не испепеляла взглядом, будто намерена прикончить меня на месте.

— Ты слишком противоречивый, — Фрея покачала головой, прежде чем вернуться к рисунку. Движения её были уже не такими рьяными, будто рисовала она неохотно, без всякого энтузиазма. — Я не понимаю тебя.

— Порой сам себя не понимаю, — тихо произнес Джеймс, повернувшись обратно к холодному городскому пейзажу с его старыми величественными зданиями, выстроенных из крепких плотных камней, хранящих в себе многовековые мысли, истории людей, чьи имена давно стерлись из памяти. Засмотревшись на развернувшейся вид, он почувствовал жжение дотлевающей сигареты. Бросив под ноги окурок, небрежно раздавил его пяткой, пока последние искры не потухли. — В последнее время особенно часто.