Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll". Страница 96

Он провел ладонью по шероховатой поверхности лавки, отряхивая снег. Присел, обернувшись к городу, как было и в тот раз. Было холодно, но ему нужно было несколько минут, чтобы перевести сбившееся дыхание. Джеймс был почти уверен, что сможет встретить Фрею именно здесь, а потому остался разочарованным собственным ожиданием, которое теперь находил неимоверно глупым и самонадеянным.

Ему нравилось думать о том дне, как об особенном, хоть прежде парень и не вспоминал о нем вовсе. Казалось невероятным, насколько чужими они были тогда, и насколько важна и близка Фрея была ему теперь. По большей мере, это было странно и совершенно непривычно, но от того не менее важно. Джеймс признавал собственную вину перед девушкой, но едва ли осмелился бы рассказать ей об этом, вернув всё на круги своя благодаря привычной непринужденности.

Джеймс просидел на месте, пока не стало невыносимо холодно. Казалось, хлопья снега становились всё больше. Представшей перед усталым взором город был бережно укрыт белой пеленой, что ослепляла глаза своим блеском. В снеге прятались дома и люди, едва различимые издали. Джеймс думал о том, что среди них должна была быть и Фрея, но искать её в другом месте, кроме дома теперь не имело смысла.

Спустившись вниз, он набрел на церковь, что пробудила воспоминания о том, как они укрывались от проливного дождя в тот самый день. Он уснул на скамейке, она — нарисовала одну из лучших своих работ. Проблеснул в памяти и короткий момент тишины в исповедальне, в котором была особая чувственность, тронувшая его сердце впервые.

В нерешительности Джеймс зашел внутрь, последовав предчувствию, что в этот раз было безошибочным. Едва он успел увидеть одинокую фигуру девушки посреди большой пустой залы, как взволновался. Парень отпустил двери, и те громко захлопнулись, нарушая священную тишину, что всполошила девушку, вынудив в испуге обернуться. Убедившись, что это была Фрея, Джеймс выдохнул с облегчением.

Она резко соскочила с места, но далее не двинулась. На милом лице сочеталась смесь удивления и негодования, что она быстро стерла, предупредительно нахмурив брови и сложив руки впереди себя. Джеймс стремительно двигался напротив. Каждый шаг отдавал едва слышимым эхом, что единственно нарушало покой, что через считанные секунды был разрушен звучностью их голосов.

— Как ты нашел меня? — с тенью раздраженности ответила Фрея, сделав шаг назад, когда Джеймс пытался приблизиться к ней чуть ближе.

— Догадался, — он глупо улыбнулся. — На самом деле, Спенсер натолкнул меня на мысль об этом, — начал было говорить, но её лицо не меняло своего выражения. Фрея была обижена, оскорблена и не скрывала этого, насколько бы подобная слабость не противоречила её гордости. — Что с твоим лицом? — Джеймс пытался приглянуться, чтобы рассмотреть девушку, как следует, вспомнив о словах Реймонда, которым не хотел верить.

— Всё в порядке, — Фрея отвернула голову, когда он в два шага одолел расстояние между ними и обеими ладонями прикоснулся к лицу в попытке обернуть его к себе. Она пручалась, схватившись за его руки, но всё было тщетно. Джеймс был намного сильнее, да и к тому же совершенно неподатливый.

— Фрея, — её имя эхом отбилось от пустых стен. Казалось, Джеймс выкрикнул его в нетерпеливом порыве, когда на самом деле произнес лишь чуть громче, чем намеревался. Девушка прекратила недолгую борьбу и посмотрела на него в ответ, горделиво подняв подбородок вверх. — Господи, когда это случилось? — Джеймс легко провел пальцами по повязке, не причиняя Фрее боли. Она лишь чуть поморщилась, почувствовав себя пристыженной. Глаза опустились вниз, губы поджались.

— Какая разница? — безразлично бросила и упала вниз, выскользнув из его неуклюжих рук. Запрокинув ногу за ногу, Фрея снова сложила руки на груди, надувшись, как маленький ребенок, затаивший в глубине души первую обиду. — Тебе обо всем рассказала Алисса? — злостно спросила.

— Мне обо всем рассказал Реймонд Купер, — Джеймс сел рядом. Игнорируя границы личного пространства Фреи, он был достаточно близко, чтобы их плечи и ноги соприкасались, чему девушка более не возражала. Она не отодвигалась и не фыркала. Их близость всё ещё была в порядке вещей, что во многом обнадеживало парня. — Давно он говорит о тебе гадости?

Джеймс не сводил с Фреи пристального взгляда. В ответ она посмотрела на него искоса, но после того, как их взгляды встретились, молча отвернула голову, испытывая его терпение. Более охотно Джеймс хотел разрешить их напрасную размолвку поцелуем, на который девушка без сопротивлений ответила бы, и они без лишних рассуждений о будущем или прошлом вернулись бы к тому настоящему, что удачно устраивало обоих. Но испытывая непривычное беспокойство, Джеймс не мог оставить без обсуждения то, что Фрея, похоже, скрывала от него некоторое время, поддавая сомнению искренность сводящего его с ума чувства.

— Какого чёрта между вами происходит? — он опять повысил тон, заставив посмотреть её на себя с ещё большим недоверием. — Фрея, — Джеймс сменил раздражительное нетерпение на усталую мольбу. Аккуратно взял девушку за руку. Стоило её глазам заметить его избытые в кровь костяшки, как взгляд стал мягче. Пальцы девушки переплелись с его, отвечая наконец-то взаимностью.

— Я наполовину еврейка. Реймонду этого достаточно, чтобы донимать меня, — Фрея говорила неуверенно, с каждым словом сжимая руку Джеймса всё сильнее. — Он совершенно помешан на идее нацизма, и я думаю… — голос девушки понизился до шепота, пока Джеймс её не прервал.

— Он сломал тебе нос! Сломанный в отместку нос меньшее, на что этот ублюдок может надеяться, — сквозь зубы процедил парень. Его взгляд вдруг стал отрешенным и пустым. Он нахмурился, будто действительно придумывал более изощренную месть, что заставило Фрею закатить глаза и обреченно вздохнуть.

— Поэтому я тебе ни о чем не говорила, — она отпустила его руку, которая, тем не менее, оставалась лежать теперь на её колене. — Господи, мне не нужно было делать этого и сейчас, — произнесла с нервным смешком, сквозь который была ощутимо слышна предательская хрипотца.

— Конечно, нужно было дождаться момента, когда он вовсе тебя прикончит, — резко ответил Джеймс. — Перед смертью ты оставила бы записку с именем, чтобы нам было проще догадаться, кто виновник?

— Ты невозможен, — Фрея резко подхватилась. — Реймонд жалкий трус и вряд ли бы решился на большее, чем пустые угрозы.

— Похоже, твой сломанный нос думает иначе, — он поднялся следом, загородив собою выход. — Только не надо оправдывать всё «случайностью». Ты обманешь этим только саму себя, — в его голосе был слышен вызов, но в то же время раздражение.

Фрея не могла подобрать ответа. Ей не хватало слов, когда её охватил лихорадочный жар от поражения, что было ещё более постыдным, чем избиение Реймонда посреди улицы. Ей было неловко и стыдно, потому что Джеймс был прав и совершенно справедлив в своих рассуждениях, которые Фрея упорно отвергала, самонадеянно полагаясь на лучшее, что было неуверенно и обманчиво.

— Неужели тебе нечего ответить? — с некоей насмешкой продолжал Джеймс, когда Фрея толкнула его в грудь, крепко стиснув челюсти от злости. И она принялась колотить его, что было силы, пока он не обхватил тонкие запястья одной ладонью, прекратив яростные порывы. — Ты должна понимать, что я не могу оставить всё, как есть, и позволить ему продолжать запугивать тебя, но что более важно нападать, когда никого нет рядом, — Джеймс говорил спокойно, когда Фрея переводила сбитое дыхание.

— Я ведь была у тебя дома в тот день, — пронзительный взгляд серых глаз заставил почувствовать мурашки по коже. — Ждала тебя несколько часов, но ты не пришел. Где ты был? — Фрея продолжала пристально смотреть на парня, вынуждая его чувствовать поперек горла застрявший ком.

— Не нужно пытаться сбить меня с толку, — он отпустил её руки, упавшие разом вниз.

— Я даже не пыталась. Реймонд меньшее из зол, покуда ты беспокоишь меня намного больше. Ведь я сидела там, сгорала от стыда перед Дунканом и медленно сходила с ума, думая о том, где ты и с кем. Затем надеялась увидеть тебя в дурацкой галерее, но ты снова не пришел, не соизволив даже объясниться. А теперь появляешься здесь, как герой, и убеждаешь в том, будто спасаешь мне жизнь, в чем я вовсе не нуждаюсь! — её голос был полон упрека, чему было глупо перечить.