Покорённый (СИ) - Гертье Катрин. Страница 19

Девушка, совсем не долго выдержав на себе мой тяжелый взгляд, виновато опускает глаза. Она выглядит очень подавленной и грустной. Видеть ее такой непривычно, и даже как-то неправильно. Всегда собранная и сдержанная хозяйка, выглядит надломленной и подавленной. От осознания этого факта, что-то внутри меня замирает, в предвкушении бури. Тонкие кисти рук опускаются на колени девушки, теребя кончики шелкового халата, но уже через миг она сжимает их в кулак.

— Прости, — бросает хозяйка, вновь поднимая на меня взгляд, полный решимости и горечи. — Тебе нужно отдыхать. Зайду позже.

Это длиться лишь секунду, но мне хватает мгновения, чтобы успеть заметить целую гамму эмоций, сменяющихся одна другой: грусть, растерянность, ненависть, злость. Стараясь скрыть от меня все это, девушка отворачивается, а затем быстро встает с кровати, и поспешно выходит в коридор, приложив слишком много силы, чтобы закрыть за собой дверь.

Как и обещала хозяйка, каждое последующее утро приносит облегчение. Вот и сегодня, просыпаюсь очень уставшим и слабым, однако жар спадает окончательно, и мне становится намного лучше. Да и Амалия позволила самостоятельно вставать с постели.

Понемногу я возвращаюсь к привычной жизни. С удовольствием принимаю душу, стараюсь побыть под стремительно падающими каплями, как можно дольше. Смыть с себя все, за те дни, когда меня лихорадило. Хозяйка любезно предоставила мне свою спальню в личное пользование, не отправила к себе, не оставила одного.

Все ночи и дни, что я пробыл в бреду, она находилась рядом. Я не был обделен ее заботой и вниманием. Девушка старательно ухаживала за мной, отпаивая лекарствами и микстурами, помогала справиться с жаром, делая компрессы. Это позволило мне увидеть ее другую сторону. Мое отношение к ней поменялось: помимо негодования, раздражения, влечения, частого непонимания, пробудились уважение и благодарность.

Меня по-прежнему терзает незнание, злят халатность службы безопасности и молчание девушки. Однако я прекрасно понимаю — требованиями дело не решить и правды не добиться. Постепенно я успокаиваюсь, решая действовать сдержанней. Выйдя из душа и одевшись, с уже более приподнятым настроением, возвращаюсь в комнату хозяйки, попутно обтираясь полотенцем, и поспеваю к завтраку.

Мне прописана особая диета — каши, бульоны, чай… Ничего тяжелого, но это можно пережить. Погода за окном чудесная, и хозяйка решает поесть на террасе, объясняя это тем, что мне полезен свежий воздух и, конечно же, врачи рекомендуют. Я не спорю. Слуги суетливо накрывают столик на двоих. Звук звякающих тарелок доносится через открытую дверь балкона, пока я привожу себя в порядок, а хозяйка читает газету. Наконец нам сообщают, что все готово, и вместе с девушкой мы идем на свежий воздух.

Вид с террасы ничуть не изменился с тех пор, как я был здесь в последний раз: тот же красивый зеленый парк с аккуратно подстриженными газонами и кустарниками различных форм. Все пестрит цветами, очень гармонично подобранными в цветовой гамме, разносится звонкая трель птиц, — все это осталось прежним. Обвожу взглядом дворик, пока устраиваемся на стулья в тени балкона, и возвращаю свое внимание к девушке напротив. Она накладывает себе омлет, наливает в стакан сок, старательно избегая моего взгляда.

Опускаю глаза в собственную тарелку с манной кашей и, взяв в руку ложку, безо всякого интереса приступаю к предложенной еде, предварительно посмотрев на нее настороженным взглядом. Ведь мне до сих пор так и не сообщили, как именно меня отравили.

Медленно пережевывая пищу, кошусь на хозяйку. Сейчас при свете дня, она выглядит слегка осунувшейся, под глазами залегают темные круги. Девушка задумчиво жует и продолжает внимательно изучать газету, которую ей любезно подали перед завтраком. Сейчас, вот так вот, разглядывая ее, такую уставшую и слегка потрепанную, вновь понимаю, что мое отношение к ней действительно поменялось. Раньше я считал ее взбалмошной, капризной, высокомерной… какой угодно, но после лихорадки, когда, выплывая из туманящего сознания бреда, я находил ее подле себя, заботливую, переживающую и грустную, невольно проникся признательностью.

Однако, с тех пор как я очнулся, и девушка сообщила о причинах внезапного недуга, мы больше не возвращались к этой теме. Она постоянно уводила разговор в другое русло: то говорила, что не стоит волноваться лишний раз, то обещала, что вернемся к этой теме, как только мне станет легче. Теперь же, ей точно не отвертеться от назревшего разговора. Я хорошо себя чувствую и решительно настроен знать, во что она меня втянула, раз уж от этого зависит жизнь.

— Нам нужно поскорее поставить тебя на ноги, — произносит тихо хозяйка, на мгновение отрываясь от своего занятия. — Как только мы позавтракаем, придет Амалия, осмотреть тебя. Ешь.

— А когда мы сможем поговорить? — решаю спросить я, ловя ее усталый взгляд.

Девушка делает глубокий вздох, не разрывая зрительный контакт, и добавляет:

— Мы непременно обо всем поговорим. Нам действительно многое нужно обсудить. Чуть позже, — она делает маленькую заминку и добавляет. — Амалия тоже хочет поприсутствовать. Ей будет, что добавить.

После завтрака меня ожидает осмотр, как и планировалось. Белокурая, и сейчас менее жизнерадостная, чем обычно, девушка является к нам, как раз, когда мы возвращаемся в комнату. Громко постучав в дверь и поприветствовав нас с порога, она в первую очередь окидывает меня оценивающим взглядом. Удовлетворившись внешним состоянием и слегка улыбнувшись, сразу приступает к основной цели визита.

— Еще пару дней, и будешь, как новенький, — сообщает она, после недолгого осмотра и нескольких экспресс-тестов.

Сложив принесенные с собой инструменты, с уже более серьезным видом, девушка обращается к хозяйке, все это время сидящей в кресле в ожидании результатов:

— Где нам будет удобнее говорить?

— Пойдем в мой кабинет, — отвечает ей брюнетка, пожимая плечами, и поясняет. — На всякий случай.

Девушки поднимаются со своих мест и направляются к выходу, я же в растерянности остаюсь сидеть на краю кровати, глядя им вслед. Заметив, что я не иду за ними, они поворачиваются ко мне в недоумении.

— Марк… — произносит хозяйка. — Ты тоже.

Вот это сюрприз. Я посчитал, что они просто при мне не хотят разговаривать, но дело, как оказалось, все же не во мне. Судя по тому, что в спальне они решили не общаться о делах, возможно, опасаются прослушки. Не знаю, что повлияло на хозяйку, заставив ее ввести меня в курс дела: отравление или просьба обсудить произошедшее, но этот ее доверительный жест воодушевляет. Хоть что-то удастся выяснить. Звать дважды ей не приходится.

Выйдя из спальни и пройдя мимо нескольких дверей по направлению к лестнице, хозяйка подходит к одной из них и, достав из кармана ключ, отпирает ее и широко распахнув, пропускает нас внутрь. Помещение, обставленное в классическом стиле, встречает полумраком. Через небольшую щель между запахнутыми массивными портьерами пробиваются лучи утреннего солнца, в свете которых, плавно кружатся пылинки. Пройдя к одному из окон и дернув за длинную кисточку, госпожа по-хозяйски раздвигает шторы и отворяет створки, впуская в кабинет свежий воздух. Судя по всему, тут давненько не убиралась прислуга.

Осмотревшись по сторонам, следую за Амалией к большому столу, стоящему по центру у дальней от входа стены, и присаживаюсь напротив нее, ожидая, когда к нам присоединится юная госпожа. Наконец, когда брюнетка занимает свое место за массивным креслом во главе стола для совещаний, Амалия произносит:

— Перейдем сразу к делу, — и покосившись на меня, добавляет. — Об отравлении.

Мы с хозяйкой согласно киваем, устраиваясь поудобнее и готовясь внимательно слушать новости о последних событиях.

— В ту ночь, когда проявились симптомы твоего недуга, Марк, — произносит она, переводя взгляд с меня на брюнетку. — мы осмотрели кухню и личные покои пострадавших, но зацепку для экспертизы мы обнаружили только в одном из помещений, — в твоей комнате. — Амалия выразительно смотрит на меня, — Ты оставил недопитый кофе на полке камина.