Пароль: чудо (СИ) - Ковальска Лена. Страница 41

Доктор Ковач прописал мне транквилизаторы и провел попытку реанимировать пошатнувшуюся социальную структуру личности. Еще какое-то время я оставался у матери. Мы окончательно обговорили с ней сценарий действий касательно ребенка. Мать сообщила мне, что после роддома и вашего с ней безуспешного разговора, ты уехала в Екатеринбург, к подруге, чтобы укрыться от меня.

Я втайне от матери позвонил в Пермь, сестре, позвонил нашим общим друзьям. Они узнали для меня, что тебя нет в городе уже около полугода, никто не знает, где ты. Сестра сообщила, что ни она, ни ее муж информацией не владеют.

Картина сложилась жестокая: из-за происшествия со школой, я оказался вдалеке от тебя. Ты, не справившись с переживаниями, совершила отчаянный побег, и, не веря в наши отношения, отказалась от нашего сына. Подтверждением твоей записки и слов матери были слова Патрика, что в последние дни ты обвиняла всех во лжи, в насилии и уже никого не слушала. Твое нежелание общаться я мог угадать лишь по тому, что ты выбросила сотовый, который я купил тебе, и он был недоступен. Я ещё несколько раз посылал друзей к тебе домой, но твои родители неизменно говорили — она на теннисных сборах. Мать, видя мои попытки разобраться, на словах все более укрепляла мою уверенность в том, что ты поступила подло и низко.

*****

Я потерял надежду. Я злился, почти ненавидел твое решение, твой поступок, ненавидел и тебя, и себя. Как зомби я бродил по нашему пустому дому и не понимал, как мне дальше жить.

Шатов был далеко, ехать в Пермь я не мог из-за отсутствия документов и внутренних сил. Слишком страшила меня встреча с этим городом, насквозь пронизанным воспоминаниями о тебе. Слишком пугала мысль о том, к чему может привести наша встреча. Я сомневался в своей адекватности.

В спальной я нашел бутылку "Леро вье милленар". Я выпил её содержимое за пять минут. Затем выпил всё спиртное, что было в доме, и остаток дня находился во власти блаженного бессилия и алкогольной атонии.

Так я стал алкоголиком. Именно в этот период, пытаясь пережить твой побег и твой поступок, я стал самым обычным алкоголиком: пил литрами, не просыхая, без остановки, пока не падал на пол и не замирал в ожидании временного паралича.

Как ни странно, алкоголизм помог справиться с припадками и сердечной судорогой.

Через некоторое время я понял, что если не остановлюсь, то умру. Я поехал к матери, уточнил у нее, как идут дела в Перми. Она сообщила, что все держит под контролем. Спросила, что я планирую делать.

Я не знал, как быть, но все чаще думал об Адельмаре, как об единственной опоре последних дней. Я понял, что возвращение в школу будет для меня равноценным замещением и алкоголизму, и постепенному омертвлению моей молодой души. Чувства притупились, жизнь стала скупой и черствой. Я принял решение.

— Мама, я решил вернуться обратно в женевскую школу. Могу ли я попросить тебя заняться пермским вопросом? Я понимаю, что я должен сделать это сам, но я без сил, без прав, я не могу. Я не способен. Мне с этим сейчас не совладать. Могу я доверить тебе получение прав на ребенка?

— Конечно, Влася, конечно, сын. Я все сделаю. Ты уверен, что хочешь вернуться?

— Да. В моем нынешнем состоянии я по достоинству оценю весь комплекс незаконных методов этого заведения. Я хотел их уничтожить, но передумал и закончу обучение. Моя жизнь здесь разрушена. Все, ради чего я двигался в выбранном направлении, утеряно. Я пойду вперёд как могу. Там посмотрим.

Мать улыбнулась.

— Ни о чем не сожалей. Ни в чем не сомневайся.

Я внимательно посмотрел на нее. В эту минуту она виделась мне матерью — такой, которой, в сущности, никогда не была на самом деле.

— Не подведи меня. — Попросил я. — Спасибо тебе за то, что решаешь этот вопрос за меня.

Она улыбнулась и обняла меня:

— Иди, живи свою жизнь.

*****

Я уехал в тот же вечер. Был конец марта. По пути я заехал к моему новому другу, рыбаку Генте, и заключил с ним соглашение — я оставил ему крупную сумму денег, продав пару своих дурацких злотых часов, подаренных матерью в разные годы, и попросил его один раз в неделю привозить алкоголь к той самой насыпи, где мы встретились впервые. Он обещал.

Я вернулся в школу, переговорил с ректором, получил похвалу за побег и тут же наказание за эту дерзость. С этих пор ко мне относились с особым уважением и закрывали глаза на трехдневные отлучки раз в неделю, во время которых я ездил за спиртным.

Мы с Аделем напивались так, что часто не могли стоять ровно на построении. К концу обучения я отточил свое мастерство стоять по струнке даже будучи мертвецки пьяным.

О том, что произошло, я рассказал только Адельмару.

Годы протекли быстро. Я почти не думал о тебе. О том, что жизнь полна сюрпризов, я узнал чуть позднее, а пока я возвратился домой с дипломом одной из самых престижных школ мира, "купаясь" в предложениях о работе от самых влиятельных работодателей Европы. Я не знал, что ждёт меня дома и поначалу решил вернуться к вопросам, связанным с нашим ребенком. Я немного винил себя в том, что за два года его жизни я на него даже не взглянул.

На этом я закончу первую часть повествований. Понимаю, какой пустой она кажется без твоего дополнения, без твоей правды, Ли. Мы обязаны написать правду и раскрыть ее потомкам: наш сын, а также все мои дети должны понимать, кто мы и как мы пришли к тому, что имеем сейчас.

Я продолжу рассказ позднее. Прошу тебя, Лия, напиши мне.

Вместо послесловия

Джино закрыл ноутбук и устало посмотрел на часы — было пять утра. Несколько раз за ночь он прекращал чтение этого эмоционально перегруженного, но вместе с тем невероятно искреннего и открытого повествования.

«Болек был прав — жизнь отца никогда не была простой. Как же я ошибался!» — подумал он. До начала дня он размышлял о прочитанном: судя по всему, отец очень доверял матери. Молодость — пора беспредельной искренности в отношениях.

Днём, улучив момент, он подошёл к Болеславу и попросил его сообщить пароль от папки с продолжением.

Болеслав улыбнулся.

— Видишь ли, я его не знаю. Поговори с отцом.

Весь день Джино сгорал от желания узнать, как сложилась судьба отца после этих ужасных событий. Тайна собственного рождения, хоть и была раскрыта ему отцом, и, частично, матерью, так и не была принята им до конца. Косвенно он понимал, что родители стали жертвами не по своей воле, но за свои детские потери все равно винил обоих. Он никогда не видел свою мать, но очень много слышал о ней. А первые письма, которыми им удалось обменяться за спиной Влада, когда они узнали друг о друге, почти ни о чем не говорили. Он знал, что это была не первая тайна и далеко не последняя авантюра его бабушки, с которой пришлось столкнуться и отцу, и многим членам семьи. Клан хранил много секретов.

Джино волновался, что если намекнет отцу о прочитанном, то навсегда потеряет доступ к устройству. Он решил дождаться приезда брата. Генюсь — хакер, он взломает папку. Он был уверен, что брат поможет.