Плесень (СИ) - "Майский День". Страница 56

— Сейчас! — воскликнул Люц.

Он, видимо, угадал намерения Акиве и исчез в ближайшем коридоре, а когда вернулся, то принёс инструменты: каменный круг и стержень из неизвестного металла, явно не железный, а то бы не уцелел. Глаза белокурого вампира горели предвкушением тайны. Эва уселась на край ларя и наблюдала за действиями мужчин с растущим любопытством. Акиве ободряюще улыбнулся ей и принялся стучать камнем по глиняному панцирю.

Крепкий, он поддался не сразу, но с третьего удара полетели осколки. Акиве смёл их и продолжал бить, а когда наметилась трещина, поддел край металлическим предметом и нажал. Сначала казалось, что первым сдастся металл, но хрипло каркнув, отлетел кусок черепицы. Акиве торопливо подцепил другой край и скоро расширил отверстие. Под глиной оказалось что-то серое и мягкое, вроде парафина или воска. Масса легко царапалась ногтем.

— Вот это не могло образоваться само, — сказал Акиве. Голос от волнения осип. — Похоже, мы нашли что-то действительно интересное.

Он занёс стержень, чтобы вспороть новую преграду, но остановился. Люц и Эва смотрели на него горящими глазами. Из коридора выплыл медлительный призрак и завис рядом. От волнения он колебался словно на ветру. Акиве видел, как меняются гримасы на лице. Брови то лезли на лоб, то хмуро сдвигались, вздрагивали губы. Должно быть, призрак не слишком хорошо владел мимикой виртуального по сути лица.

— Ну, давай! — тихо сказал Люц.

Голубые глаза сияли как драгоценные камни. Акиве ощущал сейчас нежность ко всем троим, даже к привидению. Они поддержали сочувствием, а не остудили насмешкой. Как замечательно иметь друзей!

— Страшно, — признался Акиве. — Вдруг там нет ничего, или было, но тоже сгнило в труху, потому что люди предусмотрели не всё. С войной-то они вон как облажались.

Эва придвинулась ближе.

— Не бойся, — сказала она. — Может это и есть шанс. Единственный. Последний.

Их пальцы сплелись так привычно, словно оба вампира вернулись в человечность. Холодная ладошка показалась горячей.

— Да! — сказал Акиве. — Когда ты со мной, я ничего не боюсь.

Он выломал примитивными инструментами дыру побольше и начал аккуратно снимать мягкий слой. Масса легко поддавалась, сходя стружкой, а то и кусками, под ней оказалась ткань. Чем-то пропитанная она заскорузла и порвалась с трудом.

Призрак висел практически над ямой и съёжился в комок, чтобы оказаться ближе. Хотелось его отпихнуть, чтобы не мешал.

Пальцы вспороли брезент (Акиве вспомнил название материи), расширили отверстие. Снизу пошёл запах, совсем слабый, но от него жадно затрепетали ноздри. Вампиры замерли, боясь поверить. Акиве ощущал Эву и Люца так же ясно как себя, словно все трое стали одним существом. Надежда сблизила их, как не могло объединить что-то другое.

Они почти не помнили его — аромат цивилизации, который так раздражал изнеженные носы. Довоенный запах комфорта. Они успели забыть его, и сейчас ошеломлённо замерли над ямой, счастливые, словно нашли сундук с сокровищами. Нужнее и дороже бриллиантов оказались они — обычные вещи.

Заняться подробными исследованиями не успели, всех троих неудержимо потянуло в сон, тут же и свалились, словно охраняя волшебный вход в довоенное прошлое.

День прошёл и не забрал с собой замечательную находку. Им не померещилось, ценности явились в жизнь реально. Забытье ощущался неглубоким, мимолётным, жажда изыскания просветляла его красочными видениями. Акиве грезил как наяву и подозревал, что остальных тоже утомляет неизбежный покой. Едва проснувшись, тут же начали исследовать тайник, по свойственной вампирам привычке ни о ком не заботиться, забыв о собратьях наверху.

Должно быть, организатор складов (а наверняка есть и другие) предполагал, что уцелеть могут не все из них, и внутри ларя обнаружились самые разные предметы. Нашлась даже еда: зерно, крупы, но это вампиров в данный момент не интересовало. Блок научных приборов — ящики с уцелевшей маркировкой — тоже оставили в покое, а вот бытовые предметы брали и рассматривали почти с благоговением. На самом верху, как нужные в первую очередь, лежали специальные лампы и ёмкости с горючей жидкостью. Люц мигом разобрался с принципом их действия (привидение активно помогало советами) и зажёг.

Несколько минут они просто смотрели на огонь. После долгих лет одичания простенькое устройство поражало воображение. Оно оказалось куда лучше жалкой коптилки в каморке Саввы. Свет! Для вампирских глаз просто нестерпимо яркий! Они озирали зал, рассматривали друг друга. Эва беспокоилась, что плохо выглядит и поправляла волосы.

— А зеркала в тайнике нет? — спросила она с надеждой.

— Полагаю, там много полезных предметов, в том числе и одежда. Да пусть хоть лабораторные халаты, для нас и это хлеб.

— Ну, теперь Савва точно не отступится от своей идеи, — сказал Люц.

— Ты категорически против?

— Нет, хотя осуществимость проекта кажется спорной. Боюсь, что разговорами чуда не сотворишь, а вот настроение испортится. Сыты мы уже по горло обманутыми надеждами.

Он погрустнел на миг, наверное, подумал, как радовался бы обретённому имуществуего приятель Велаз. Вековая дружба, оборванная в одночасье долго ещё будет болью. Акиве не знал, как выразить сочувствие, только вздохнул. Ему повезло, что рядом есть Эва, её любовь и нежность — лучший дар судьбы, даже сундук с сокровищами не идёт ни в какое сравнение.

Люц быстро овладел собой и вновь увлечённо занялся сортировкой вещей, а Эва отложила очередной предмет, извлечённый из тайника и повернулась к мужчинам. Прекрасное лицо слегка нахмурилось.

— Знаете, у людей была летаргия. Такая болезнь или просто защитная реакция на беды. Они засыпали на много лет, потом просыпались. Что если мы нечто вроде летаргии человечества? Люди, погружённые в анабиоз вампиризма. Вот как этот ящик с чудесами — запас на случай войны.

Мысль Акиве тотчас заработала. А ведь в том, что сказала Эва, есть глубокий смысл. Вид, стремясь выжить и распространиться на большую территорию, прибегает ко многим трюкам. Природа хитра и пластична. Разные предпочтения в питании и гибкий режим сна помогают уцелеть пусть не всей стае, но хоть отдельным особям. Меняются внешние условия и приспособление к ним идёт с тех, кто уже частично адаптирован. Есть золотая середина, готовая качнуться в ту или иную сторону и есть бахрома заточенных под разные условия крайностей, с которых и начнётся рывок в новую жизнь.

Война была так обыденна для людей, что они зарывали в землю запасы, прятали сокровища. Вдруг и вампиры появились затем, чтобы при самом страшном раскладе род людской уцелел и смог возродиться? Что если они своего рода человеческие консервы в лужёных неуязвимостью прочных банках бессмертия? Тогда вновь стать людьми их обязанность, и уклоняться от неё они не вправе?

— То есть мы не высшие существа, а этакий полуфабрикат человечества? — уточнил Люц. — Разогрей и подавай на стол?

Эва улыбнулась ему.

— Тебя моё предположение задевает?

Белокурый вампир не ответил, повалился на ещё нетронутую черепицу в дальней части ларя и принялся хохотать.

— Я как вспомню эти самодовольные рожи, этих богов, глядящих на людишек как на законную еду: этак из-под полуопущенных век с бесконечным презрением высшей касты! Сам ведь был таким! Нас, вампиров, только война способна вернуть в светлый разум, да и то лишь отчасти.

Он отсмеялся и сел прямо.

— Ребята, знаете, я жалею, что большинство не пережило войны, хотя произошло это именно из-за беспросветной тупости. Очень бы хотел сейчас посмотреть на их благостные физиономии. Иные уцелели, но так и не образумились, и я ноги сотру до голой задницы, но похожу по миру и от души порадуюсь нынешнему жалкому состоянию тех, кто воображал, что он пуп этой Земли. Вот настал момент истины, и теперь он прыщ на том самом, до чего я собираюсь стереть ноги.

Акиве невольно улыбнулся. Ему всё больше нравился неунывающий вампир. Выжили в войне в основном такие, не забывшие, что иногда надо испугаться, потому что они не боги и ходят по земле. Теперь вот даже без ботинок.