Куплю твою жизнь (СИ) - Рахманина Елена. Страница 17
— Меня удочерили, — обиженно отвечает, тихо. Чтобы никто не слышал.
Размышляю о том, чтобы взять её за руку и увести отсюда. Я ни черта не соображаю, вокруг творится хаос, а мы в его эпицентре. Но одно я знаю точно. Не хочу, чтобы Аня оставалась здесь.
У меня есть тысяча вопросов, которые хочется ей задать. Почему она ни разу не позвонила мне? Почему не вышла на связь? Причина была, но какая? Как её могли удочерить в такие сроки? Это же не законно! Или богатым закон не писан?
— Я не знаю, кто вы, — обращаюсь к мужчине, поднимаясь, — и какое отношение имеете к моей сестре, но она с вами не останется.
Внутри меня буря бьётся о скалы. Чувствую, что готова разорвать любого, кто посмеет приблизиться ко мне и Ане. Перевожу взгляд на Сабурова. Он сидит, как сидел. Вольготно и спокойно. Наблюдает за мной. Мне бы хотелось верить, что он мне поможет. Но его вид говорит об обратном. Он не на моей стороне.
— Серафима, сядь, — приказывает мне Сабуров. В его голосе холодная сталь. Сглатываю слюну, ощущая, как решимость тает. Куда я уйду, если он против?
— Серафима, выслушайте нас, — просит мужчина.
Опускаю взгляд на Аню. Она пойдёт со мной куда угодно. В груди бухает сердце, и пульс в виски.
— Наташа, уведи пока Анечку, — отдаёт распоряжение мужчина предполагаемой супруге.
Я сильнее сжимаю пальчики сестры.
— Аню у вас никто не отнимет, Серафима, но нам нужно поговорить с вами, — пытается вразумить меня.
— Один раз уже отняли, — задираю упрямо подбородок.
Мой взгляд мечется с незнакомца на Сабурова, к женщине, которая направляется в мою сторону. Ощущаю себя загнанной в угол.
— Пойдём, Анечка, — словно к собаке с лакомством в ладошке и поводком за спиной, обращается женщина к сестре. Вкрадчиво, с милой улыбкой. Впрочем, улыбка у неё действительно милая и располагающая. Она тут единственная похожа на человека.
Сестра смотрит на меня, ожидая моего решения. Деваться особо некуда.
— Всё будет хорошо. Я никому тебя не отдам, — заглядываю в её глаза, донося информацию. Чтобы она верила в меня. Секунду колеблется. Кивает. Верит.
Её уводят. Мы остаёмся втроём.
Больше не понимаю, кто друг. Кто враг. Поведение Сабурова выбивает из колеи.
Сжимаю челюсть, ожидая обещанной речи.
— Ну, — подстёгиваю, теперь смотря в глаза только незнакомца.
— Присядь, — кивает на диван. Во мне кровь бурлит, я едва не прыгаю, стоя на месте, от переизбытка чувств. Пытаюсь справиться с собой и медленно, подрагивая каждой мышцей, сажусь рядом с Сабуровым под его пристальным взглядом. Не смотрю на него, но хорошо чувствую.
— Аня — моя родная дочь, — говорит Николай Сергеевич.
Глава 22
Но я до этого уже успела догадаться. Зачем ещё могла ему потребоваться девочка.
— Что-то вы о ней долго не вспоминали, — моя верхняя губа приподнимается от испытываемого отвращения.
Он качает устало головой. Не соглашаясь со мной. Отрицая мои слова.
— Я ничего не знал о ней, пока не объявилась ваша мать. Снова. Много лет назад она сбежала от меня вместе с моим бухгалтером. Обобрав меня. Будучи уже беременной. Ничего мне об этом не сказав. Не знаю, каким был их план, искать их я не стал. Недавно у неё закончились деньги, и она ко мне обратилась. Рассказала про дочь и шантажировала её местонахождением, — он замолкает на мгновение, а затем продолжает: — И нашей связью.
История, к моему неудовольствию, весьма походила на правду. Вполне в духе моей мамашки.
Опустила взгляд на свою юбку. Стыд за мать жёг щеки так, будто я в ответе за её поведение. Во мне её кровь, и эта кровь отравляет моё существование с рождения.
— Ане без вас плохо, а вам без неё, — продолжает он. Цепко наблюдаю за ним. Его взгляд перемещается на Сабурова, словно в ожидании одобрения. Спасибо, что не по бумажке читает. — Я предлагаю вам остаться с ней. Вы обе ни в чём не будете нуждаться. Я знаю, что вы занимаетесь спортом. Поверьте, живя здесь, будет легче достичь цели. Или найти любую другую.
Его слова звучат красиво. Складно. Если бы не одно жирное но. Когда он забирал Анечку, плевать ему было на моё благополучие и то, как нам плохо друг без друга. Наверняка это он сделал так, чтобы она не могла связаться со мной. Но затем вмешался Сабуров.
Догадываюсь, что Ратмир нарядил меня в костюм от «Диор» только потому, что хотел, чтобы я понравилась этим лощёным богачам. В их чистом, без единой соринки, домике.
Он решил оставить меня здесь. Сплавить, да так, что совесть будет молчать.
Я чуть наклоняюсь корпусом вперёд, будто вот-вот упаду с дивана. Сжимаю с силой пальцы. Костяшки белеют. Едва сдерживаюсь, чтобы не кинуться ему на шею и умолять об ином варианте. Я к такому не готова. Не готова расстаться с ним.
Ведь у него имелся выбор. Я видела это по лицу бывшего хахаля матери. Он, очевидно, боится моего покровителя.
Сабуров мог забрать из этого дома и меня, и Аню. Но не захотел. Ему куда удобнее избавиться от меня. Вырвать занозу с корнем. А если глубоко застряла — с кожей.
Чувствую его тяжёлый взгляд на себе. Ждёт моего решения.
Я должна была быть ему благодарна. Но ни на какую признательность сейчас не способна. Мне хочется вцепиться в его лицо ногтями за то, что творится в моём сердце.
Господи, какая же я наивная дура. Самонадеянная, самодовольная, уверенная в себе настолько, что уже не сомневалась, что его яйца в моих руках. А он взял и обрубил мне кисти.
Я не могу встать и уйти. Не могу не согласиться. Не могу доверить неизвестным людям сестру. Выбор без выбора.
Разрешили бы они ей видеться со мной, скажи я нет сейчас? Не факт.
А Сабуров… он уже отказался от меня.
— Хорошо, — медленно поднимаю ресницы, смотрю на Николая Сергеевича.
Он скупо улыбается.
От взгляда Сабурова моя щека грозит вот-вот возгореться.
У меня в руках его последний подарок — сотовый телефон. Я сжимаю его пальцами так сильно, что кажется, он вот-вот треснет. Сдерживаю себя от того, чтобы не посмотреть на него. Если я позволю себе эту слабость, то вцеплюсь в его ногу и он будет уходить отсюда, таща меня по полу. Потом отряхнёт ботинок, чтобы сбить грязь, и пойдёт дальше.
Поднимаюсь, как примерная девочка. Ведь этого от меня и ждут.
— И где моя комната?
Хозяин дома вновь улыбается дежурной улыбкой. Переводит взгляд на Сабурова в ожидании разрешения. Тот, должно быть, кивнул, не знаю. Но мужчина поднялся и вывел меня из гостиной.
Пытаюсь держать себя в руках, но, кажется, рассыпаюсь с каждым шагом всё больше и больше. Оставляя в следах от моих шагов пепел.
Николай Сергеевич провёл меня в просторную комнату на втором этаже. Девчачью. Красивую, с бледно-лиловыми стенами, белой кроватью с балдахином и большими окнами с видом на сад. Не спальня — сказка. Сколько же Сабуров заплатил за этот дорогой приют?
— Смежная с этой комнатой детская Аннушки. Господин Сабуров распорядился позднее привезти ваши вещи. Располагайтесь, скоро ужин. Если пожелаете, его поднимут сюда.
Когда дверь за ним закрывается, я припадаю спиной к стене и медленно сползаю по ней. Наконец позволив себе чувства. Рыдания вырываются из меня толчками, крупная дрожь сотрясает всё тело. Я закрыла рот рукой, потому что опасалась, что меня услышат и на первом этаже.
Такой брошенной я не ощущала себя, даже когда мама ушла. Тогда всё воспринималось иначе, осознание пришло не сразу.
Но Сабуров… мне казалось, он не сможет отказаться от меня. Я чувствовала, что, несмотря на все мои выходки, он что-то испытывает ко мне. Но выяснилось, что нет.
Дверь из смежной комнаты распахнулась. Вошла Аня.
Мне совсем не хотелось, чтобы она видела меня такой разбитой.
— Спичка! Ты здесь! Ты осталась! — испуганная моим состоянием, она подбегает ко мне и не знает, что делать. — Почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел?
Аня опускается на пол рядом со мной, неловко пробуя меня обнять. Я сжимаю её за плечики, не в силах справиться с собственной болью и разочарованием.