Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 13
— Говори, Владимир Иванович, не томи, — настаивал комиссар дивизии.
— Запереть его в комнате, и оставить револьвер с одним патроном. И записку какую-нибудь оставить — мол, виноват перед партией, прошу никого не винить.
Глава 7. Привет от комсомола!
Сегодня закончил работу пораньше — не в двадцать три часа, как оно было последнее время, а в двадцать один. А все потому, что нынче (как говорят в этих местах — «нонеча») состоялось лишь одно совещание, да и то, связанное с одной, не самой важной, проблемой, вставшей перед губкомом — следует ли принимать в ряды РКП (б) людей, чье прошлое недостаточно чистое? Тех, кого задерживало ВЧК или кто подвергался «фильтрации»? Спорили не очень долго, потому что с самого начала предложили высказаться мне, а я высказал свое мнение, что в каждом конкретном случае нужно разбираться индивидуально, и вопрос о приеме в ряды РКП (б) — это тоже индивидуальный процесс, тем более что с прошлого года существует кандидатский срок, в течение которого можно оценить будущего коммуниста, а коли понадобится, так и затребовать на него дополнительные данные. А уж попасть в ВЧК или пройти «фильтрацию» может любой и каждый, тем более что среди задержанных добрую треть составляет молодежь, насквозь несознательная, отправленная на фронт под угрозой репрессий. Потому, лупить людей кувалдой по головам не стоит, а напротив, нужно дать им время и возможность осознать свою неправоту, а членство в партии поможет им стать достойными строителями светлого будущего. И вообще, в белом и с крылышками у нас никого нет.
Радуясь, что смогу урвать лишний час-другой сна, оставил последние указания дежурному, а сам спустился вниз. По должности мне теперь положена машина — целый «Роллс-Ройс» с утепленной кабиной и обогревом. Кажется, раньше он возил самого Чайковского, а до этого принадлежал Архангельскому губернатору. Мне же достался по странной случайности — все автомобили к моменту моего назначения уже разобрали, и «перераспределять» авто в свою пользу показалось не слишком удобным. А этот красавец после какой-то аварии пребывал в гараже, и никто из руководства губернии на него не претендовал. Зато среди моих «подопечных» оказался неплохой автомеханик, которого я приспособил к делу. Парень отрихтовал вмятину, отрегулировал двигатель, и теперь у меня к зависти всех прочих номенклатурных персон самый лучший автомобиль во всем Архангельске. Председатель губисполкома Михаил Артемович уже «подкатывался» ко мне — мол, не хочу ли поменять свой «Роллс-Ройс» на две машины поплоше? Дескать, негоже руководителю советской власти иметь машину хуже, нежели начальнику ЧК, на что я лишь фыркнул — дескать, а где ты раньше был, пока авто простаивало? Тем более что «Роллс-Ройс» использовался не только как мое личное, но и как служебное авто — на нем ездили арестовывать особо важных злоумышленников, выезжали по необходимости в окрестности. Были бы бензоколонки, можно далеко ездить, а с канистрами неудобно.
Но сегодня, впервые за много дней, я решился пройтись пешком. Мне и идти тут всего-ничего, но хотя бы голова отдохнет от затхлости кабинета и лютого махорочного дыма, исходившего из кабинетов моих подчиненных. Я бы их вообще выгонял курить на улицу, но, увы, эпоха еще не та. Курили везде и всюду, а на совещаниях я старался найти местечко у окна, чтобы имелось хотя бы чуть-чуть свежего воздуха. Но сразу скажу — помогало слабо.
— Владимир Иванович, завтра как всегда? — для порядка поинтересовался Антон, мой водитель и автомеханик.
— Ну да, без четверти семь, — кивнул я.
Начинать рабочий день в семь утра — очень даже неплохо, а приходить раньше смысла нет. Вот еще бы заканчивать часов в семь-восемь вечера, чтобы нашлось время почитать книги, это было бы здорово. Но у меня сейчас едва находилось время, чтобы просмотреть «Правду», да бегло полистать «Известия Архангельского Совета».
— Может, все-таки на машине, Владимир Иванович? — спросил мой водитель, переминаясь с ноги на ногу.
Я только махнул рукой, решив, что пока иду домой, приведу в порядок мысли и слегка отойду от рутинных дел. Эх, плюнуть бы на текучку, на административные и организационные дела, да и заняться чем-нибудь интересным. Мне до сих пор не давало покоя «наследство» английского поляка или польского англичанина Зуева. Его кабинет в архангельской библиотеке до сих пор опечатан по моему приказу, а почтовые карточки лежат в моем кабинете.
Жандармский специалист, некогда бывший ротмистром, со странной фамилией Книгочеев, привлеченный к работе, лишь пожимает плечами — сам он не шифровальщик и с картинками как средством передачи информации ни разу не сталкивался. Его делом была перлюстрация почты подозрительных лиц, включая и нашего библиотекаря.
С ротмистром Книгочеевым у меня вообще произошла любопытная история. Оказывается, он является активным читателем Архангельской городской общедоступной библиотеки и когда экс-титулярный советник Макаров привел экс-жандарма ко мне, тот внимательно посмотрел на меня, и спросил:
— А вы, гражданин начальник ВЧК, в библиотеке не работали? Лицо мне ваше знакомо, но оно раньше выглядело чуточку моложе — бороды не было.
Я сам не жалуюсь на зрительную память, но Книгочеева отчего-то не помнил. Впрочем, из своего закутка, именуемого «переплетной мастерской», сложно что-либо усмотреть. К тому же желающих заполучить книгу оказывалось больше, чем я мог бы запомнить. Скрывать свою службу в библиотеке смысла не было, и я кивнул.
— Скажите, товарищ начальник...
— Можно просто — Владимир Иванович, — разрешил я.
— Да, Владимир Иванович, если вы работали в библиотеке, значит, ВЧК интересовал господин Зуев? — полюбопытствовал Книголюбов.
— В том числе и он, — ответил я, слегка покривив душой. Опять-таки, та самая случайность, что является неопознанной закономерностью.
— Знаете, а я начинаю уважать Чрезвычайную комиссию, хотя в июне восемнадцатого меня чуть не расстреляли, — покачал головой бывший ротмистр.
— Знаете, даже странно, — хмыкнул я, едва не прибавив — у вас еще все впереди, но не стал пугать человека. Сказал только: — Обычно сотрудников вашего уровня арестовывали раньше.
— У нас даже начальника Управления генерала Мочалова арестовали лишь в конце июня, — сообщил Книгочеев.
— А разве последним начальником жандармского управления был не полковник Фагоринский? — удивился я, вспомнив, что полковник сейчас пребывает в Крыму.
— Нет, Егор Матвеевич ушел, или как я недавно узнал — «его ушли», в мае пятнадцатого года, а на смену ему пришел генерал-майор Мочалов. Фагоринского вынудили уволится, потому что он начал проявлять интерес к библиотекарю. Но Егор Матвеевич передал свои материалы преемнику, а генерал, хотя и в меньшей степени, но тоже занимался Зуевым.
— Интересно, а куда могли подеваться материалы Мочалова? — не то спросил, не то подумал вслух я.
— Насколько я помню, товарищ Лукьянов — начальник Архангельского ЧК, при аресте генерала изъял из его квартиры все рукописи и бумаги. Скорее всего, там имелись и материалы по Зуеву. По крайней мере, копии писем, что мы снимали с писем директора библиотеки, я передавал генералу. Официально нам вообще запретили трогать Платона Ильича, но неофициально, знаете ли, мы по нему работали.
Фамилию Лукьянова я уже слышал. А бумаги, вероятней всего, чекисты отвезли на улицу Лютеранскую дом семь, где тогда размещалась ЧК. После захвата города интервентами и белыми, в здании Архчека располагались и штаб, и еще какие-то организации. Искать теперь бумаги, изъятые у Мочалова, бесполезно. Но может попробовать? Надо только уточнить, кто сейчас занимает здание. Уж не штаб ли бригады, где служит мой друг комиссар? Ладно, отправлю туда кого-нибудь из ребят, пусть пошарят по чуланам, по чердакам. Шансы, что удастся что-то найти, близки к нулю, но что я теряю?
Когда я вошел в должность, то пытался отыскать хотя бы какие-то следы своих предшественников, стоявших у истоков Архангельской ЧК. Но, увы. Кто погиб, защищая город, а кто был позже расстрелян или замучен в концлагере. Одно могу сказать — парни и девчата (в составе Архчека аж три девушки!) труса не праздновали, и дрались до конца. А ведь ребята раскрыли злосчастный заговор за неделю до переворота и, вполне бы могло так случиться, что никакого вторжения и не случилось. Просто, из-за недостатка опыта они чуть-чуть поспешили, арестовав второстепенных лиц, позволив скрыться настоящим главарям вроде Чаплина.