Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 21

Остальных тридцать членов Архангельской Поморской артели ревтрибунал тоже приговорил бы к расстрелу, если бы мы на том настояли, но у меня на «артельщиков» свои виды. Хотели строить Великую Поморию? Стало быть, станете строить. Для начала пойдете таскать уголек для городской электростанции, работающей в последнее время с перерывами. И не просто перетаскивать с место на место, махать лопатой, разгружая вагоны. Как же! Угля у нас много, целый углевоз в порту затонул. Поднять целиком пока не можем, но вот разгрузить — вполне возможно. Водолазы на дне загружают уголь в специальные корзины, подцепляют к крюкам, а вы станете вытаскивать, пересыпать в баржу. Пока корзина в воде, вроде и не тяжело. Разгрузите — будет вам новое задание. Потом, как земля на Кольском полуострове слегка отойдет, поедем с вами могилы вскрывать, которые интервенты на нашей земле оставили. Понятное дело, что рыть землю станете вы, а я наблюдать и указания раздавать. Посмотрите, какова она дорога в светлое будущее.

Глава 11. Бронепоезд для важной персоны

Архангельск еще только отметил Первое мая, как пришел вызов из Москвы. Предлагалось в ближайшее время — к пятнадцатому числу прибыть в столицу, чтобы выступить на заседании Малого Совнаркома с предварительным отчетом о деятельности Правительственной комиссии по расследованию злодеяний интервентов и белогвардейцев на Севере. Ух ты, а ведь я сам постоянно забываю полное название комиссии, которую возглавляю. И, как всегда, из того, что запланировано, сделана лишь половина, а воспоминаний и свидетельств задокументировано лишь треть. Даже те фотографии, что хотел предоставить в большом формате — Мудьюг, английские блокгаузы, гильзы из-под химических снарядов, не удалось сделать из-за отсутствия в Архангельске подходящей фотобумаги и пришлось ограничиться кабинетным форматом.

Но в Москву надо ехать. Я был даже рад вызову, потому что у меня накопилась куча проблем и вопросов, которые на месте не решить. И кадровые, и организационные. Вон, когда создавал Архангельскую ЧК, не подумал о многих вещах (да я и не мог тогда о них подумать, по неопытности, а главное — из-за спешки), а штаты уже утверждены, и теперь их надо пересматривать, а утверждать их может лишь Председатель ВЧК. И людей бы попросить, на «укрепление». Еще собирался просить человек пять оперативников, имевших опыт создания агентуры, чтобы поучить моих новобранцев. Ну, не получается мне разорваться, хоть тресни!

А когда ехать? Это не в двадцать первом веке — там бы взял билет на самолет, а на поезде выйдут почти сутки. Теперь же, на дорогу понадобится, не меньше четырех дней, а с учетом всяких непредвиденных ситуаций — и вся неделя. А для начала придется докладывать в Москву, чтобы непосредственное начальство дало «добро» на мою поездку и утвердило «и.о.». Будет забавно, если Председатель ВЧК не разрешит. Только куда он денется, если вызов подписан управделами СНК, товарищем Бонч-Бруевичем, именуемый иногда «серым кардиналом»?

Заместители у меня толковые, но «врио начгубчека» поставим Полиекта Муравина, начальника отдела по борьбе со спекуляцией. Дров парень не наломает, действует осмотрительно, но, если нужно, решения принимает быстро. Опять-таки, в Мировую войну произведен в прапорщики, дисциплинирован.

И теперь о поезде. Начальнику губчека невместно дожидаться пассажирского состава, да и не отлажено у нас регулярное сообщение «Архангельск-— Москва». Хорошо, запустили поезда до Мурманска и до Вологды. И что, вначале до Вологды, а потом на перекладных? Нет уж, нет уж...

В чем преимущество большого начальника, так это в том, что его пожелания и просьбы, переданные даже не лично, а через секретаря, расцениваются как приказ и через двадцать минут железнодорожники докладывали, что для меня уже готовят поезд, состоящий из трех вагонов, где лучший предоставляется лично мне. Возможно, по нынешним временам возят с собой запчасти для паровоза или рельсы со шпалами.

Коль скоро в моем распоряжении целый вагон, можно взять с собой секретаря—машинистку, чтобы в дороге допечатала отчет, существующий только в рукописном виде. М-да, дела. Секретарши у нас — молодые особы женского пола, потом наверняка скажут, что Аксенов возит с собой любовницу. И что, мне искать некрасивую мымру? А и плевать, пусть говорят. Еще возьму с собой художника, чтобы сделал наглядные пособия — рисунки и плакаты, обвиняющие интервентов и белых. Знаю из опыта прошлых лет, что визуальный ряд для доклада — первое дело. Значит, срочно отыскать ватман, тушь и все прочее, и о том голова должна болеть у меня, потому что в Архангельске с канцтоварами туго. Так, а где я возьму художника? О, а где тот товарищ, рисовавший «убойные» карикатуры в бытность мою простым разведчиком? Значит, придется обращаться в губисполком.

А такие вещи, как снабжение и охрана (положена, а что делать?) в пути, опять мне решать? Где мой адъютант, порученец, на которого можно взвалить бытовые вопросы? Правильно, его нет. Стало быть, нужно срочно обзавестись. И кого взять? Лизоблюда не хочется, а толковые парни все при деле. Тяжела ты фуражка начгубчека, однако.

Но все-таки, если начинать заниматься какими-то делами, они решаются. Начальника охраны — выторговал на эту должность красноармейца Ануфриева, с которым удалось пообщаться во время покушения на меня, и взвод красноармейцев (выделил начальник дивизии. Филиппов хоть и ворчал, но в людях никогда не отказывал, тем более что я придумал хитрую формулировку — «откомандировать в распоряжение АрхЧК». Теперь формально они оставались подчиненными начдива (а кто из армейских командиров любит отдавать людей, ослабляя собственные подразделения?), но исполняли мои приказы и получали довольствие от губисполкома. А бойцов у начдива явный переизбыток и, соответственно, постоянно болела голова:чем бы занять личный состав, который, как известно, оставшись без дела, начинает дурить? В старые добрые времена подполковник Филиппов просто заставил бы бойцов до одури заниматься строевой подготовкой, чтобы под вечер у солдата не оставалось сил ни на самогон, ни на молодых баб. Но строевую подготовку проводить нельзя — не царская армия, зато можно отрабатывать приемы штыкового боя, построение цепью, ползание по-пластунски и все такое прочее.

Будь моя воля — оставил бы в Архангельске один батальон, а остальных отправил в Россию, пусть едут Врангеля бить или Махно, но ведь не скажешь, что в ближайшие двадцать лет в этих краях войны можно не ждать, а повторная интервенция и нашествие белых — это только досужий вымысел.

Машинисток в нашем управлении трое, и я предоставил девушкам самим выбирать, кто из них поедет со мной. Мало ли — семья, дети, ехать нельзя или наоборот — каждая стремиться побывать в Москве, а возьмешь одну, другие обидятся. Как потом выяснилось — девчонки метали жребий, и повезло скромной девушке, которую я именовал по имени-отчеству Анна Егоровна, а остальные просто Нюсей.

Художника губисполком мне подыскал. Правда, не того парня, что творил плакаты во время интервенции — уехал в Петроград учиться на художника, а другого, но сказали, что рисует неплохо, только надо бы с ним построже. Правда, что с парнем не так, не сообщили. Ладно, посмотрим.

Еще хорошая новость, что политотдел восемнадцатой дивизии желает с оказией направить в Москву Виктора Спешилова на какое-то совещание армейских политработников и интересуется — не возражает ли товарищ Аксенов, если комиссар бригады составит ему компанию? Конечно же, товарищ начгубчека не просто не возражал, а был рад.

Так, теперь вроде бы все путем, обо всем подумал, все, что требуется, прихватил. И вот я на перроне железнодорожного вокзала в ожидании поезда вместе Анной Егоровной, ее «Ундервудом», комиссаром Спешиловым и двумя оперативниками, захваченными мною в Москву. Я что, сам должен таскать кипу бумаг и наглядную агитацию?

Эх, не успел я набраться начальственной спеси, когда не ты ожидаешь паровоз, а он в ожидании важной персоны — дымя при этом черным дымом от нетерпения и обдавая всех белым горячим паром.