Ирландский прищур - Хоукс Джон Твелв. Страница 7

Овладев собой, я молча повиновалась, ведь не могла же я так сразу отказаться от привычки уважать старших, которую, как и многое другое, привила мне Сироткина Мама. Я знала, что потребуется какое-то время, пока я вообще смогу произнести его имя вслух, не говоря уже о том, чтобы сделать это непринужденно, хотя нужно признаться: я стала чувствовать себя с Тедди абсолютно раскованной гораздо раньше, чем сама ожидала.

Прошу внимания, пожалуйста…

Представьте себе, это была Сироткина Мама. Она остановилась посреди комнаты и прервала нас, как будто стоило мне подумать о ней, и она тут же материализовалась, от чего патефон внезапно захлебнулся, а руки с дротиками замерли в воздухе.

А сейчас, прошу вас всех перестать танцевать, отложить в сторону игры и выйти во двор, там вы увидите представление – может быть, даже лучше назвать это действом, – которое превзойдет все удовольствия этого знаменательного дня!

И она хлопнула в ладоши, словно побуждая нас, Тедди же наклонился вперед, поднял, прикрываясь, руку и проворчал мне в ухо:

Дети малые. Детский сад, да и только.

И как раз в день нашего знакомства. Я тебе говорил, Минфорду нельзя доверять.

Сказать по правде, я разделяла недовольство Тедди и хотела, чтобы Сироткина Мама оставила нас в покое – неважно, что они там с майором задумали.

Дервла, пойдем.

И вы, капрал Стек, тоже…

Они стояли рядом, слащаво улыбаясь и хлопая в ладоши, как пастух с пастушкой, подзывающие овец и гогочущих гусей, они обращались именно к нам с Тедди: вдруг выяснилось, что он и я – единственные, кто еще не покинул комнату, настолько мы были поглощены друг другом, но теперь деваться уже было некуда, и нам ничего не оставалось, как только подчиниться.

Черт бы их обоих побрал. Где моя трость?

Позвольте мне подать вам ее, Тедди.

И, разумеется, я подала ему трость – внушительную, из тяжелого гладкого черного дерева, закругленную по форме руки с одного конца и с огромным резиновым наконечником на другом, чтобы не скользить на гладкой поверхности, буде такая попадется на пути ее владельца-инвалида. Эта уродливая штука, типа тех, которые скорее увидишь в больницах, и нимало не напоминавшая изящные сучковатые тросточки, с которыми прогуливаются джентльмены, лежала рядом с креслом Тедди, на самом видном месте.

Вам трудно ходить, Тедди?

Показуха. В знак моего раздраженного состояния.

На это мне, конечно, нечего было сказать, но на душе стало необъяснимо легче.

Все толпились посреди солдатского игрового поля, легкий ветерок развевал волосы и радовал сердца. Поле почти не отличалось от нашего, не считая того, что оно предназначалось для строевой подготовки и тому подобного, а также для игры в футбол, но никогда с этой целью не использовалось, на что указывала высокая буйная трава со сладковатым запахом. Медленно, рука об руку, словно я поддерживала Тедди с одной стороны, а уродливая трость – с другой, мы приблизились к толпе простоволосых девчонок и стариков, которые или под впечатлением его горделивой поступи, или же зная, какой он симулянт, вдруг разомкнули крут, чтобы пропустить нас и показать сюрприз, обещанный Сироткиной Мамой и до сих пор заслонявшийся от нас фигурами девушек и ветеранов. Приятный ветерок разнес гром аплодисментов.

Лошадки! – завопила я, должна признаться – в полном восторге.

Пони. Всего лишь пони. И чему только тебя эта женщина учит, Дервла?

Я поразилась, услышав, как Тедди произнес мое имя совершенно непринужденно, будто мы уже были близкими друзьями. Я так наслаждалась звуками собственного имени в устах Тедди, его удивительно глубоким для небольшого роста голосом, что сумела промямлить лишь несколько слов в защиту педагогических талантов Сироткиной Мамы, но вынуждена была признать, что вообще-то не знакома с лошадьми или пони, хотя мне суждено было вскоре выяснить, что лошадь миру подарила Ирландия – так же как и женщин, выпивку и распевание виршей. Тем не менее в тот момент я была полным профаном во всем, что касалось лошадей, реальных или же легендарных.

Стоявшие перед нами животные (числом три) походили на огромные мягкие игрушки, которые вывозили в луже, а затем, не почистив, оставили сохнуть – настолько они были грязны. По-видимому, они к тому же были и очень старыми, ибо стояли, низко опустив головы, словно не в состоянии пошевелиться, несмотря на то, что девчонки обнимали их за шею и похлопывали ладошками от носа до хвоста. Глаза этих бедных созданий, полуприкрытые опушенными веками, казались, насколько это можно было рассмотреть, больными и печальными.

Мы будем кататься на пони! Они дадут нам покататься на пони! Какая наглость!

Разумеется, я не могла разделять негодования Тедди: несмотря на жалкое состояние, эти невероятно дряхлые пони очаровали меня, как пятилетнего ребенка. Теплый ветерок развевал их убогие хвосты и длинные гривы – правда, там, где они не слиплись от грязи. Но Тедди был прав. Пони предназначались для развлечения старых солдат, и я вполне понимала презрение Тедди и неуместность всей этой затеи, принадлежавшей Сироткиной Маме, как сообщил присутствующим майор Минфорд с благодарным румянцем на длинной и толстой ирландской физиономии. В речи, произнесенной перед собравшимися до начала катания, он также поблагодарил мистера Лэки, владельца «Извозчичьего двора Лэки», за предоставление таких замечательных пони, которых этот великодушный человек доставил сюда в специальном фургоне, преодолевая неслыханные сложности. Мистер Лэки был определенно старше всех присутствующих солдат, ростом еще ниже Тедди, кривоногий, но отличался проворством, совершенно не соответствующим его возрасту, улыбался всем подряд и сверкал глазами, лихо сдвинув помятую фетровую шляпу на затылок. На нем были перепачканные бриджи для верховой езды, а в руках – ротанговая палка, с помощью которой он добивался от своих животных покорности. От него пахло лошадьми и конюшней еще сильнее, чем от его пони, – это я ощутила, когда в силу обстоятельств на короткое мгновение оказалась, не успев отпрянуть, на расстоянии нюха от мистера Лэки.

Они двигались по кругу, перед каждым пони шли мистер Лэки, майор и Сироткина Мама, в седле возвышался ветеран, с обеих сторон поддерживаемый девочками-сиротами, а остальные старики в это время ждали своей очереди. Было очень забавно, за исключением того, что девчонки, которым ничего не оставалось делать, как смотреть и ждать, пока их не позовут помочь в проведении операции, успели осознать, что им и самим хотелось бы покататься. Движущееся кольцо старичья и полудохлых пони представляло собою волшебный круг, если судить по нелепой радости престарелых наездников, которые никаких особых развлечений и не видали с тех пор, как, вылезши из окопов, перебрались доживать свои дни в «Доме солдат-ветеранов». У них, по крайней мере, не было и толики той гордыни, которой, как мне показалось, страдал Тедди, отказавшийся сделать круг на пони и явно считавший ниже своего достоинства принимать какое-либо участие в происходящем. Правда, в конце, когда каждый ветеран накатался всласть, пусть и поддерживаемый со всех сторон, как ребенок, майор Минфорд внезапно повернулся к Тедди, стоявшему чуть поодаль от меня, дождался, пока все замолчат, обратив на нас взгляды, по-ирландски тепло улыбнулся, давая этой улыбкой понять, что он настоящий майор и ему надо подчиняться, и настоятельно попросил Тедди все-таки сделать круг, – хотя бы из чувства признательности мистеру Лэки, – и таким образом завершить этот необыкновенный день.

Хорошо, сэр. Но я проеду без поводыря.

Как пожелаете, капрал Стек. Но мне сегодня не хотелось бы несчастных случаев.

Можете положиться на меня, сэр.

Тогда Тедди отдал мне трость, позаимствовал у мистера Лэки ротанговую палку и потребовал помочь усесться на выбранного пони. Затем, любезно попросив Сироткину Маму отпустить пони и отойти в сторону, – а он выбрал пони, которого держала именно она, – уверенно взял поводья, взмахнул палкой и тронулся в путь, да так резво, что, казалось, вот-вот исчезнет за кромкой поля. Что касается пони, бедное создание при первом же ударе вспомнило свою молодость и, взбрыкнув ногами, встрепенулось, вне всяких сомнений поняв, что всадник на его спине знает, что делает. Зрелище было великолепным: человек, который только что едва передвигался с помощью тросточки, непринужденно сидел в седле, так умело дав животному шенкеля, что палка ему даже и не понадобилась. Сперва почти исчезнув из вида, они вернулись к нам легким галопом – именно так это называется, позднее объяснил мне Тедди, – затем красиво повернули вправо, потом влево и лихо остановились прямо перед нами; Тедди спрыгнул и отдал палку мистеру Лэки. Пони остался на том самом месте, где его покинул Тедди, – он был так ошеломлен, что не желал сдвинуться ни на шаг. А Тедди под аплодисменты и свист окружающих невозмутимо подошел ко мне; я же просто упивалась его триумфом.