Мой сводный грех (СИ) - Ильина Настя. Страница 37

— Да, я вызову такси, поеду домой! Завтра расскажешь мне всё! — улыбается Наташа.

— Я подвезу. Всё равно невеста не настроена на откровенный разговор, — сухо вмешивается Максим.

Он целует меня в висок и шепчет:

— Ещё раз с днём рождения, малыш…

Наташа крепко обнимает меня и семенит за Максом к его машине. Входная дверь закрывается за ними, и я смотрю на родителей.

Мама взрывается. Я так и знала, что она держит лицо перед чужими людьми.

— Безрассудная! Какая же ты безрассудная, Алёна! Не думала я, что ты когда-то станешь такой же, как он…

— Кто он, мама? Твой сын, которого ты постоянно упрекала и унижала во всём? — не выдерживаю я и спешу подняться по лестнице, потому что, если она продолжит препирания, мы поругаемся. Впервые за эти годы… И серьёзно…

Поднявшись в свою комнату, я закрываю дверь на щеколду, падаю на кровать и снова прокручиваю в голове прошедший вечер. На моих губах теплится улыбка, а по щекам текут слёзы.

Мама начинает стучать в комнату и кричать, что она не закончила, что я плохая дочь.

— Как ты посмела упрекать меня в неправильном воспитании? Алёна, открой сейчас же! Ты меня слышишь? Открой дверь! Я хочу видеть твоё лицо, когда говорю с тобой. Откро-о-о-ой!!!

А я не хочу никого видеть сейчас, поэтому закрываю лицо подушкой и начинаю не просто плакать, а реветь, как раненая львица, у которой отняли самое дорогое и самое ценное.

POV Дэн

Квартира у Кости встречает непривычной тишиной – видимо, он остался ночевать у одной из своих многочисленных подруг. Хорошо, что здесь никого нет – я не готов к тому, чтобы лезли в душу и ворошили всё то хрупкое и красивое, что созрело, расцвело во мне. Хочу оставить это только для себя, и ни для кого другого.

Включаю воду в душе, встаю под ледяные струи.

Капли огибают всё моё тело, бьют по макушке, облепляя волосами лицо, и я прикрываю глаза.

И в этот момент передо мной как наяву встаёт ОНА. Самое совершенное, чистое, доброе и прекрасное создание, какое я когда-либо встречал на этой земле. Алёна смотрит на меня своими добрыми, ясными глазами, и в них лампадой теплится нежность. Мне даже больно от этого видения, в грудной клетке что-то начинает свербеть и недовольно перекатываться камнями. 

Мне очень хочется выйти из ледяного водного плена и взять в руки телефон, написать ей что-то, узнать, как прошла встреча на Эльбе – с неблагожелательно настроенными родственниками – но я прекрасно понимаю, что этого делать нельзя.

И вообще нам лучше больше никогда не видеться, не встречаться, не пересекаться, не становиться даже случайными прохожими.

Шлёпаю влажными босыми ногами по полу к холодильнику, достаю бутылку светлого пива, открываю и делаю глоток.

Вот бы и в жизни всё решалось так просто: не хочешь думать – закрой вкладку. Не любишь – удали из сердца из друзей. Хочешь игнорирования – забань в реале.

Но… жизнь не так проста, как мне казалось ещё полгода назад.

Я достаю свой телефон и кручу в руках. Знаю, что нельзя, знаю, но…

Вдруг сотовый начинает раздражённо вибрировать. Номер незнакомый, и я отчего-то нервно оглядываюсь в окно, куда только-только начинают пробиваться ранние утренние лучи. Кто решил вспомнить обо мне в такой час?

 — Алло, — откашлявшись, включаю связь.

— Сын! — от этого голоса у меня от удивления брови достигают линии роста волос.

— Отец?

Он смеётся, рад, что его неожиданность удалась.

— Я в городе, вот только-только спускаюсь с трапа самолета.

— Надо же, — чешу затылок.

— Приехал к тебе, нужно поговорить.

— Если ты об учёбе, то знай…Это бес-по-ле-зно, — мычу я.

Он тоже хмыкает.

— Да, ректор мне уже все высказал по этому поводу. Но, знаешь, сын, я считаю, что бумага о завершении учебы не так важна, как ясный ум и холодное сердце.

Я молчу. Потому что в этом случае полностью согласен с ним.

— В общем, знаю, что ты или ещё не спишь, или уже не спишь, — я смотрю на бутылку пива, наполовину допитую, и киваю сам себе. — Я остановился в «Короне». Жду тебя там.

Я вздыхаю и встаю со стула.

— Матери не говори, что я в городе, — вдруг говорит он после небольшой паузы.

— Я живу не с ней, — спокойно поясняю, понимая, почему он не хочет ставить её в известность о нашем общении.

— Хорошо. — Почти воочию вижу, как он жует нижнюю губу и чешет подбородок, покрытый чуть отросшей щетиной. — Жду.

Отставляю пиво, достаю свежую футболку, джинсы. Задерживаюсь на секунду у столика, на котором свалены ключи от дома, машины, байка, и достаю сотовый телефон. Будет лучше, (теперь будет лучше), если я буду более ответственным, чем прежде. Алёна бы не простила вождение в нетрезвом виде, даже после пары глотков самого легкого, слабоалкогольного напитка. Вызываю такси в приложении и вижу, что машина будет у порога уже через одну минуту.

Выныриваю в прохладное утро и располагаюсь на заднем сиденье, разглядывая проплывающий на скорости мимо меня город.

Так странно, но он всё равно стал для меня по-своему родным, хоть я и ненавидел его иногда. Когда живешь на несколько городов разом, спокойнее относишься к дорогам, и вообще, в принципе, начинаешь думать в какой-то момент, что все большие города по-своему похожи. Тем более сейчас, в эпоху глобализации, когда франшиза одного салона перетекает буквально за тобой по всем остальным городам, весело мигая неоновыми огнями вывесок. Пару раз бывало, что я даже путал дороги – когда Макдональдс был за углом дома матери в одном городе и точно такой же – в городе отца.

Машина движется к центру, и я смотрю на те места, с которыми у меня было что-то связано. Здесь я впервые упал с самоката. Тут  - подрался с мальчишками с района. Там – была булочная с очень вкусным шоколадным печеньем, я покупал его на деньги с завтраков в пятом классе.

Да, я жил с матерью не часто и не долго, но всё равно город остался в моём сердце, в моих мыслях, моей памяти. Своим духом, каким-то определенным складом и запахом…

И сейчас, когда ранним –ранним утром я еду в такси в качестве пассажира, смотрю на почти безлюдные улицы и одинокие машины с ещё не проснувшимися водителями, я размышляю о том, что мне нужно будет снова его покинуть.

Каким образом и когда – неизвестно, но лучше бы мне держаться от Алёнки подальше. До тех пор, пока я не вытрясу из своей головы всю эту дурь, которая мешает мне думать о чём-то другом, кроме неё, заставит забыть её аромат, тёплый и приятный вес её тела в своих руках и уж точно не позволит больше ей пробираться в мои сны.

— Отец, я рад тебе! — он немного исхудал, но все равно производит впечатление того самого успешного бюргера, каким стал несколько лет назад. Небольшое брюшко, внушительные плечи, спокойная улыбка под лёгкой небритостью, которая ему шла, блеск умных карих глаз.

— И я, сын! — он приобнимает меня за плечо и похлопывает по спине.

Мы проходим в большой номер и он тут же предлагает мне сесть в кресло. Я слушаюсь, но смотрю на него внимательно – видно, что тому не терпится о чем-то поговорить, и, судя по всему, разговор нас ждёт довольно серьёзный.

— Как дела? — он стоит полубоком, смотрит в большое панорамное окно, и я понимаю, что что-то не так.

— Отец, ты можешь приступать к обсуждению сразу, — решаю облегчить задачу и себе, и мне. Все эти социальные танцы «хорошая погода-как дела» - не для таких, как мы. Тем более, что последние сутки выдались поистине сложными.

— Да, ты прав, — он тут же отходит от окна и садится в кресло напротив. Складывает пальцы в замок, опирается локтями на свои колени. Пиджак немного сморщивается, но отец подается вперёд, ко мне, чтобы усилить момент исповеди. Я заинтересованно молчу.

— Не буду вдаваться в детали, ходить вокруг да около, — говорит он и я киваю, поддерживая продолжение разговора. — Север сейчас переживает не лучшие времена, а в таких условиях выживают либо самые умные, либо самые юркие.